ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ ЛЮБОВЬ

ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ ЛЮБОВЬ

Будучи уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет совершать его даже до дня Иисуса Христа... молюсь о том, чтобы Любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве.

Ср. Филп. 7, 6. 9

Самое благородное и самое благодатное из того, о чем следует говорить, — это любовь, и нет ничего полезней, чем творить любовь.

Бог не требует ни великого ума, ни глубоких мыслей, ни больших трудов; хотя не следует оставлять и добрые дела, но лишь любовь придает ценность любому занятию; Бог требует только любви. Это, по словам Павла, — «узы совершенные» (Ср. Флп. 1, 12—26).

Разумом обладают многие, великие дела совершают как праведники, так и грешники; но любовь отделяет добрых от дурных, ибо «Бог есть любовь, и те, кто живет в любви, живут в Боге и Бог живет в них» (Ср. 1 Ин. 4, 16).

Поэтому сначала и прежде всего научимся любви и будем так любить Бога, как он извечно любит нас. Тогда не изменится наша любовь и не отнимется, но, направленная к Богу, будет все возрастать. Ибо любовь добывают любовью, и чем больше любят, тем больше могут любить.

У любви двоякая сущность: внешняя и внутренняя. Внешняя любовь направлена на ближних, внутренняя — непосредственно на Бога. Чтобы возрастала эта любовь, надобно познание. Поэтому Павел просит, чтобы наша любовь «возрастала в познании и всяком чувстве». Не будем довольствоваться хорошим, но будем вечно стремиться к лучшему и наилучшему. А дабы, любя, знали мы цель и путь, и любовь устремляла нас к Богу, нужны познание и опыт.

Истинную божественную любовь, которая должна быть внутри, мы, в свою очередь, проверим и измерим любовью, внешне питаемой в сердце к своим ближним. Ибо мы не полюбим Бога, пока не возлюбим своих ближних, как самих себя. Согласно написанному: «Как возлюбишь ты Бога, Которого не видишь, если не любишь брата своего, которого видишь» (Ср. Ин. 4, 20).

В этом цель заповеди Божьей: «Возлюби Бога, и ближнего своего, — как самого себя» (Ср. Мф. 22, 37. 39). Радуйся с ним и сострадай ему во всем и будь с ним одним сердцем и одной душой, как было это в апостольские времена, когда «все, что имели, было у них общим» (Ср. Дели. 2, 44; 4, 32. 34).

Если не можешь это проявить внешне, поскольку у тебя нет средств, пусть это будет внутри и проявляется в постоянной готовности делать добро. А если ты ничего не можешь сделать своему ближнему, то хотя бы скажи ему добрые ласковые слова из самой глубины своего сердца.

Проявляй свою любовь и к людям несовершенным: недостатки их переноси в любви и терпении, не осуждая и не порицая, но принимая их в духе любви Божьей. Если же ты чувствуешь и поступаешь иначе, то осознавай, как сильно тебе еще недостает внутренней любви.

Именно по тому, сколь далеко простирается твоя внешняя любовь, нужно проверять свою внутреннюю любовь, которая направлена вовнутрь — к Богу, к своему первоистоку. Для того надобны проницательность и понимание того, что оба вида любви — явления одного порядка. Это подразумевает Павел, желая, чтобы любовь наша «еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве» (см. выше), ибо из одной любви расцветает другая.

И как внешняя любовь должна проявляться в том, чтобы не считать кого-либо из других людей недостойным любви, но наделять ею неограниченно и без исключений, так и любовь внутренняя из самой глубины должна быть направлена к Богу, и пусть человек, не думая, что он недостоин такой любви, и недостатки свои, и слабости в радостной самоотдаче погружает в Бога, отказываясь от своей воли и полностью препоручая себя воле Божьей.

Истинная внутренняя любовь дает человеку возможность в этой преданности перестать быть самим собой, дабы свершалась в нем и изливалась на него Божья воля и справедливость, — «Не как я хочу, но как Ты хочешь»(см. выше).

Кто так любит, тот причащается любви Божьей и достигает такой обращенности и самоотдачи, что совершенно входит в волю Божью; и этому не мешают никакие присущие ему ошибки и слабости. Дать же ему это может только Бог, и сподобится он этого, лишь погрузившись любовью в любимых.

Кто так любит, тот уподобляется тому другу Божьему, который признавался: «По-другому нельзя, надобно желать Царствия Божия ближним своим больше и искренней, нежели себе самому» (Ср. Рим. 9, 3). Так чувствует истинно любящий.

Внутренне любящий не желает ничего для себя. Он  не хочет быть ни богатым, ни бедным, но оставляет себя самого и все, что не есть Бог, и препоручает Ему. Тогда Тот, Кто начал в нем доброе дело, сможет его завершить. И любовь возрастает, пока не изольется блаженством самоотдачи.

Тогда внутренняя любовь достигает своей высшей точки и становится единством.

Но прежде пройдет она долину мрака и непознаваемости. Ей станет горестно и страшно, не отдалилась ли она от Бога, Которому предана. В этой крайней и высшей преданности отвергнется она от всех привязанностей и имений, полностью отвергаясь и от себя самой. Ибо здесь Бог любит Себя Самого и Сам для Себя есть предмет Своей любви.

Любовь тут всецело переходит в Бога и преображается. Тут дух покоится в Духе Божьем, в тишине божественной сущности. Тогда изливается божественный свет в мрак развоплощения, и нет ничего, кроме Бога в Боге.

Всякое многообразие и двойственность делается едина: тогда в ночи души рождается Христос и начинается вечный день, о котором один учитель написал: «Свет Христов, светящий в глубине нашей души, лучезарней, чем солнце в небе».

Это то, чему хотят научить нас друзья Божьи и о чем говорит Павел, умоляя, чтобы наша любовь становилась все более и более богата в познании и всяком чувстве, делаясь истинной любовью Божьей (см. выше).

Но сколь многие говорят о своей любви к Богу, но думают в своем сердце и в своей дуйте о самих себе: своем маленьком Я, которое из этого извлекает что-то для себя, для своей чести или выгоды.

К таким относятся те фарисеи, которые полагают, будто они угодны Богу. Но когдаони  их духовные упражнения, молитвы и созерцания доходят до самого дна, то обнаруживается, что в мыслях их — не Бог и не Его они любят, а свое Я. они же этого не замечают. они свершают много добрых дел, становятся на колени и молятся, говоря, что грешны, но все же любовь их не достигает Бога; ибо их мысли и их любовь обращены не к Богу, а к самим себе и к тварному, собственным желаниям и имениям, своему удовольствию и своей пользе — и внутренне, и внешне.

Лишь малой частью своих помыслов и чувств они с Богом, а, стало быть, не выполняют они заповедь любить Его всем сердцем, всей крепостью и всем разумением своим. И потому не отвечает им Бог.

Есть и другие, получше: они оторвались от мирских вещей, насколько это в их силах. Но любят они пока только чувствами и образами. они думают о человеке Иисусе, как он родился, жил, страдал и умер на кресте. Все проплывает мимо них, вызывая радость и слезы, будто лодка по Рейну, — всецело чувственное и плотское, а не духовное.

Такие люди более склонны смотреть на труды, нежели на Того, в Ком всякий труд кончается.

Они внимательней ко всякой мелочи, нежели к сути, к самому пути и тому, что на нем, нежели к цели, — и, глядя на внешнее, пропускают внутреннее...

...Однако же против этого способа нечего возразить, поскольку он может стать путем от чувственной любви к любви духовной, в которой нет образов, от направленности вовне к обращению всем сердцем и всеми силами души внутрь, дабы соединиться. Пусть человек научится переходить от внешнего, образного способа к внутреннему, лишенному образов, а стало быть, не прилепляется к внешним образам, но, преодолевая их, пробивается к сущности — в глубину, где светит вечная истина.

Чтобы достичь этого, нужно разум и все свои  силы отвлечь от чувственных образов и направить к вещам вечным: обратись к тому, о чем ты прежде думал, пользуясь образами, как то Рождество, Жизнь, Деяния и Страдания Иисуса Христа, внутренней способностью, как к внутреннему делу, обратись к вечному рождению — к тому, как Слово, рожденное в сердце Божьем, хотя и рождено вовне, но все же остается внутри, как Святой Дух расцветает в несказанной любви и как Бог, являясь в образе Троицы, все же абсолютно Един — погрузись в это Единство, внеси свое небытие, многообразие своей самости и своей ничтожности в это сокровенное чистое Единство, познай разницу между своим внешним человеком и вечной внутренней сущностью, у которой нет ни до, ни после, лишь вечное настоящее и вечное пребывание в себе и в единстве с Богом.

Пусть это вечное настоящее противостанет мимолетности времени и преходящести твоего Я и внешней жизни. Тогда божественная любовь вознесет тебя в отрешенность и развоплощенность, уведя за пределы всех образов и всех чуждых твоей сущности внешних вещей, чтобы отпали они от тебя в той же мере, в какой твоя любовь всецело обращена к сверх-сущему Богу.

Тогда чем глубже человек погружается в свое ничто, отвергаясь в исполненной любви преданности от своей самости, тем ярче начинает сиять в нем любовь и свет Божий — не образами и не просто как озарение душевных сил, но без образов и в самой его глубине.

Это и надо бы сказать тем, кто, почувствовав первое просветление, думает, что уже обрел всю истину и теперь посыплются на него блага, и верит, что все превзошел и далеко обогнал прочих. На самом же деле они остаются в естественном свете и не совершили прорыва в свободу детей Божьих. они все еще любят самих себя и чужды Богу.

Другое дело, воспламененный истинной божественной любовью: он знает о ничтожности своего Я, он чувствует себя вечным путником и у него лишь одно желание: превыше всего любить Бога и всецело Ему предаваться. Он  не впадает ни в ложную праздность, ни в мнимую свободу и не мечется туда-сюда, но всем своим существом чтит и любит одного только Бога.

В такой любви присутствует Бог. Поэтому она так мощно сияет в глубине души, что дух, не в силах вынести света, отказывается от своей последней опоры и всецело погружается в божественную глубину, отстраняясь от себя самого, всякого познания и всякого дела, дабы Бог действовал в нем, в нем познавал и любил, — и тогда ничего больше нет, кроме Бога.

Что же остается тогда в человеке? Ничего, кроме совершенного исчезновения его самости, совершенного отказа от всякого своеобразия в воле и разуме, в сущности и в любви. Потеряв все это, человек всецело погружается в божественную глубину и кажется ему, будто он только начал жить по-настоящему — но уже не снизу, а сверху, не чувствами, но духом, не как сам хочет, но как хочет Бог.

Бог так высоко возносит освободившийся в нем дух, что любовь совершенно преображает его: он в мире со всем, что бы ни случились, он ничего не совершает от себя, но пребывает в безмолвном покос и отрешенности, всегда готовый идти, куда бы ни повел его Бог и что бы ни пожелал через него совершить. И если выпадут ему напасти и страдания, то и они послужат лишь тому, чтобы сделать его еще просветленней и совершенней.

Человек, который пройдет и вытерпит все это, как священник перед алтарем: все свято, что вокруг него и в нем и что он говорит и совершает, ибо это говорит и совершает Бог через него.

Сподоби и нас, Боже, Который и есть Любовь, так же жить и любить, дабы просветила и нас любовь Божия!