19. О скрытом в параллелях

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

19. О скрытом в параллелях

Какое же это удовольствие, ещё раз не спеша и внимательно перечесть каждую страницу любимого Романа! Обнаружить в них самые настоящие клады нового знания и понять тайные знаки, оставленные Автором! Честно признаюсь, хотя и был уверен в наличии скрытого духовного подтекста в романтической притче «Мастер и Маргарита», но я и сам не ожидал, что этот подтекст настолько всепроникающий. Стоило обнаружить первые нити – сквозные идеи, пронизывающие главы Романа, и вот уже вся головоломка, кажущийся хаос и карнавальный калейдоскоп картин, начинает распадаться вдоль найденных «силовых линий» на чёткие смыслы, образующие стройную систему.

Именно метафизические историософские идеи являются ключом к толкованию символики булгаковского Романа. Успешно найденные в тексте Романа тайники и клады станут наградой тем, кто сумел уловить точный смысл этих идей. Поэтому я не могу заранее обнадёжить читателей в том, что раскрытый тайный смысл будет с первого раза ими понят и принят. Всё же речь идёт о довольно сложных идеях и даже о системе идей, составляющих булгаковскую историософию. Согласитесь, что исторический процесс, а тем более его скрытые движущие силы – это весьма сложная для понимания штука. Единственное, что могу гарантировать – нет более ясного и приятного для читателя способа, чем булгаковский текст-загадка, чтобы простым языком передать эту сложную метафизику, раскрыть её через взаимосвязь достаточно ёмких идей.

Ещё одно важное замечание: Булгаков для наглядного изложения своих идей использует не только художественные параллели и метафоры, но и язык тайной символики притч Нового Завета. Для меня это теперь очевидно, и я очень благодарен Евгению Полякову за его книгу «Одна версия предательства Иуды», где скрупулёзно и доказательно раскрыта система символического языка евангельских притч. К сожалению, книга Полякова по своему объёму и стилю неудобоварима для большинства читателей. И в этом смысле игра, предложенная Булгаковым увлечённому читателю, позволяет нам приблизиться к тому, что в Евангелии называется владение языками. Речь не о том, что апостолы вдруг заговорили на иностранных языках, а о способности не только понимать, но и пользоваться символическим языком притч Иисуса. То есть и в этом случае евангельское чудо должно быть истолковано в духовном смысле. Этим же тайным языком притч смог в совершенстве овладеть Михаил Булгаков. Поэтому игра Автора с читателем в разгадывание символики Романа учит ещё и пониманию скрытого духовного смысла проповеди Иисуса. И тем самым восстанавливает подлинный образ великого Учителя, а не только исполнителя страдательной роли жертвенного агнца в великой Мистерии, определившей ход всемирной истории.

Конечно, можно было бы поступить академически интеллигентно – сначала вывалить на читателя весь перечень историософских идей, обнаруженных в Романе. Затем с помощью массы умных слов из философского словаря раскрыть их содержание во взаимосвязи с известными понятиями. Для каждой идеи дать подробный комментарий, историко-философский обзор и библиографию. В общем, хватило бы на пару-тройку томов сложносочиненной монографии, и ещё на десяток-другой диссертаций. Но мы оставим эту почётную обязанность профессиональным буквоедам, а сами пойдём иным путём. Будем вместе перечитывать Роман, обсуждая историософские идеи в художественном контексте избранных страниц.

Например, одна из сквозных историософских линий в Романе – это весьма прозрачная идея параллелизма исторических событий, повторения одного и того же сюжета в разные исторические времена. Самый первый диалог в Романе между Берлиозом и Бездомным сразу же посвящен этой идее. Правда, Берлиоз пытается тут же отмахнуться от сути идеи, выхолостить её жизненное содержание, представить дело так, будто все повторения внешних форм и сходство мифологических сюжетов происходят лишь из-за ограниченной фантазии людей на низших стадиях развития. А уж мы-то, достигшие высшей стадии – неважно, социализма или там развитого либерализма, нынче свободны от всех этих устаревших предрассудков, как и от самой Истории.

Однако, судя по линиям сюжета, Автор с Берлиозом не согласен. Я уже обращал внимание на то, что судьба мастера в параллельных московских главах не просто повторяет судьбу Иешуа. Это повторение в развитии, попытка несколько иначе переиграть сюжет пьесы, чтобы избежать совершённых две тысячи лет назад ошибок. Спасённый из-под следствия мастер, «добровольно» помещённый в загородный сумасшедший дом – это исполнившаяся мечта Пилата, придумавшего способ обмануть судьбу, обойти неумолимые законы Истории.

Есть в Романе и другая историческая параллель, связанная с судьбой Маргариты. Свита Воланда сообщает нам, что речь идёт о повторении в Москве парижского сюжета пятисотлетней давности. Однако в итоге работы над версиями Романа Автор отказывается от идеи прямого перевоплощения, то есть просто повторения судьбы. Исторический сюжет разыгрывается в развитии, и муза историка, написавшего роман, вовсе не является блудницей как светлая королева Марго. Однако, освободив нашу Маргариту от груза сложной наследственности, в эпилоге Автор даёт весьма точное указание на особняк Морозова на Спиридоновке, где обитала очень похожая копия французской Маргариты. То есть опять достаточно толстый намёк на идею повторения исторических сюжетов.

Этими заглавными повторениями сюжетов исторические параллели не ограничиваются, о чём мы ещё поговорим буквально в следующей главе. Ну и напоследок заметим, что сам замысел Романа как повторение и развитие сюжета «Фауста» тоже отражает эту сквозную идею. «История повторяется!» – повторяет Булгаков вслед за Гегелем, но вкладывает в эту формулу всеобъемлющий смысл. Не только фарсовое повторение сюжета революционной трагедии в рамках одного исторического цикла, но вообще повторение, параллелизм сюжетов в каждом новом историческом цикле.

Однако повторение поворотов судеб разных исторических эпох – далеко не единственный вид сюжетных параллелей в Романе. Есть ещё многочисленные сходства взаимоотношений. Одно из таких совпадений мы уже нашли: параллелизм отношений Воланд – Фагот и Пилат – Афраний. Похожую параллель Иван Бездомный обнаруживает в клинике, где доктор Стравинский не только руководит, но и «по латыни, как Пилат, говорит». В театре Варьете в самый ответственный момент за главного остаётся финдиректор Римский, как и римский прокуратор в Ершалаиме. На что же намекает Автор? Какую идею желает нам внушить? И нет ли в этих повторениях каких-то закономерностей?

Например, у Иешуа в романе есть три ученика – Иуда, Пилат и Левий. Мы достаточно хорошо проанализировали их психологию и функции в историческом сюжете:

Иуда – исполнитель, «технолог», живущий только настоящим и служащий переговорщиком, «переводчиком» между Иешуа и ершалаимским политическим миром.

Пилат – представитель, взявшийся защищать Иешуа перед Каифой. Пилата волнует только будущее, прошлое ему безразлично, а настоящее даже ненавистно.

Левий – секретарь Иешуа, живущий лишь прошлым. Как и Пилату, ему ненавистно настоящее, но при этом безразлично будущее. Заметим, что «добрый» Левий владеет не только писательским пером, но и острым ножом. Эти две ипостаси – секретаря и палача, вполне можно объединить в одну общую функцию – «судейский».

Для читателей очевидна параллель судьбы Иешуа и мастера, которая подчёркнута Автором через их отношения с Иудой и Алоизием. Но у мастера есть и другой ученик – Иванушка, который в результате общения с учителем бросает ремесло поэта, чтобы стать историком. Как и Левия, его интересует теперь только прошлое. Одно время Иван тоже был довольно злобен и даже жесток, обличал пороки и пытался их лично покарать. Есть ли у мастера свой представитель, пытающийся защитить от врагов и устроить его судьбу? Есть, разумеется, хотя параллель с Иешуа оказывается здесь далеко не прямой. Похоже, что эту роль для мастера поначалу играет Маргарита, и лишь потом Воланд. Так что в этом месте мы пометим для себя вопрос. Но уже сейчас ясно, что параллель Воланд – Пилат является не полной, а ситуативной.

Фагот и Афраний – два искусных исполнителя, «технолога», один — «фокусник», другой – тоже «инженер человеческих душ». Чуть более сложная картина с «судейскими» функциями, которые разделены между «секретарём» Геллой, «судебным исполнителем» Азаззело и «палачом» Абадонной. А вот Бегемот – это любимый шут или паж при могущественном лице, несколько неожиданная, но всё же разновидность представителя. Это ведь Бегемот защищает от группы захвата резиденцию Воланда. Такую же функцию в свите Пилата исполняет верный пёс Банга. То есть, похоже, функция представителя содержит в себе ещё и некую звериную ипостась, которая есть и в Пилате. В 26 главе «Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза – собачьи и волчьи». Сам Пилат, представитель Иешуа – отчасти зверь, что же удивляться, что в его свите ту же роль играет настоящий зверь?

Бегемот – тоже бывает в человеческом обличье, но чаще в нечеловеческом, как и Маргарита в ипостаси ведьмы. Похожего персонажа мы видим в свите Римского – Варенуха должен представлять Варьете в отношениях сами знаете с кем, но вместо этого оборачивается в вампира. Позже представительная роль переходит к персонажу, служащему в Варьете шутом, как и Бегемот в свите Воланда. Да и сама фамилия Бенгальский имеет явные корни в семействе кошачьих. Неудивительно, что Бегемот возревновал и оторвал конкуренту голову. Так что рассказ кота об охоте на тигра отчасти правдив и является дополнительным указанием Автора на эти параллели.

В роли исполнителя в верхушке Варьете выступает буфетчик Соков. Так же, как Иуда, он неравнодушен к деньгам. Так же, как Пилат Иуде, Воланд предсказывает ему близкую смерть. Наконец, в роли секретаря, представляющего отчёт о сеансе выступает бухгалтер Варьете.

Оторванная говорящая голова Бенгальского формирует ещё параллели – между представлением в Варьете и Великим балом у сатаны, а также между Бенгальским и Берлиозом. Нужно так полагать, что Берлиоз тоже выполнял роль представителя в чьей-то свите? В одном ряду с Берлиозом находится Лиходеев, фамилия которого намекает на его роль исполнителя лихих дел. Число параллелей этого рода в Романе вполне достаточно, чтобы на ум читателя пришла идея общей закономерности в строении любого исторического или современного сюжета, в центре которого действует обобщенная четвёрка – герой и три спутника или свита, разделённая на три части. Причём у участников свиты, играющих одну из трёх выявленных ролей, может быть своя собственная свита из таких же трёх частей.

Вместе взятые эти две идеи – регулярного повторения исторических сюжетов и одинаковой структуры всех сюжетов – подводят нас к необходимому выводу: В истории, включая современность, присутствуют вездесущие закономерности. Автор вынуждает нас согласиться с мыслями беспокойного старика Канта о том, что история и её законы познаваемы так же, как материальный мир познаваем с помощью фундаментальных законов физики. И что открытие таких фундаментальных законов лирики будет означать написание Истории как Романа, то есть в виде множества взаимосвязанных и вытекающих одна из другой сюжетных линий.

Вспомним и открытые нами ранее параллели между сюжетами «романа в романе» и российской и мировой истории ХХ века. Получается, что общие закономерности развития касаются не только исторических личностей, но и больших сообществ, которые эти личности олицетворяют. И что на международной арене нации и даже целые цивилизации исполняют такие же обобщённые функции, как и приближённые в свите любого исторического деятеля. Например, в ХХ веке в центре всей мировой политики, так или иначе, оказывалась Россия и русская цивилизация. Исполнительные функции взяла на себя Европа во главе с Германией, представительные – англо-саксонский мир во главе с США. Третьим глобальным центром стал Ближний Восток, где роль лидера перешла от Турции к Израилю. Похожий сюжет был и в XIX веке, где действовали империи – Российская, европейские (Французская, затем Германская), Британская (с символом из семейства кошачьих) и Оттоманская.

Наконец, представленные на страницах Романа идеальные сущности строят отношения точно так же. Этот факт делает универсальными скрытые в тексте Романа идеи, отражающие общие закономерности и истории, и психологии. Помнится, у фантаста А.Азимова есть предсказание о будущем слиянии этих двух наук в единую психоисторию.

Итак, в Романе имеют место многочисленные явные и скрытые параллели: между историческими событиями разных эпох и современными сюжетами; между отношениями отдельных личностей и больших сообществ; между сюжетами социальной жизни людей и духовной жизни идеальных сущностей. Они необходимы, чтобы читатель смог обнаружить целую систему идей, с помощью которых можно истолковать каждую из этих параллелей по отдельности. Все вместе параллели дают обобщенные идеи, а каждая в отдельности позволяет разгадать подлинное отношение Автора к конкретным образам и скрытым за ними историческим личностям или событиям.

Например, можно отдельно рассмотреть эпизод с убийством Иуды. Здесь мы также обнаружим параллель между действиями его возлюбленной Низы и действиями Маргариты в московских главах. Низа действует по желанию Пилата, которое передаёт ей Афраний. Маргариту так же «подкупает» посланный Воландом Азаззело. Как и Маргарита, Низа в отсутствие мужа покидает дом и выманивает Иуду в «нехорошее место». Иуду убивают подосланные палачи, как и мастера отравляет Азазелло.

Спрашивается, какой вообще смысл может иметь эта параллель? Да, вроде бы и никакого, кроме компрометации Маргариты таким сравнением с Низой. И не только Маргариты, но и всех любящих женщин. Например, А.Барков пришёл именно к такому дедуктивному выводу. Однако мы-то с вами романтики и верим Автору, который обещал показать нам настоящую любовь. Так что это толкование, лежащее на пыльной поверхности бытия, никак не годится.

Ладно, допустим, Афраний не сказал Низе, зачем нужно выманить Иуду из города. Возможно, он даже сказал, что это нужно для спасения Иуды, что более похоже на правду. Но ради такой банальности, как коварный обман чекистом любящей женщины, стоило ли Автору расписывать в красках эту параллель, угрожающую компрометацией главной героини? Нет, конечно. Тогда остаётся одна версия: вся эта комбинация была придумана Афранием, чтобы спасти реального Иуду, инсценировав его смерть. Без сомнения, Афраний убедительно врёт Пилату о многих деталях операции. Просто потому, что стены дворца Ирода имеют большие уши, и Пилат не доверяет этой странной архитектуре. Почему не предположить, что Афраний профессионально врёт обо всех важных деталях?

Ах, да, есть небольшая загвоздка! Сам автор «романа в романе» вроде бы живописует это убийство как реально случившееся. Так ведь? Ну, а разве читатель ожидал чего-нибудь другого? И разве писатель вправе разочаровывать читателя, ставить его в тупик внезапным разрушением тысячелетних стереотипов? Ну, представьте себе роман, в котором Пилат и впрямь спасает Иуду. Как бы реагировало большинство читателей, даже атеистов? Нет, лично я себе такого риска для репутации писателя представить не могу. Не смог и наш Автор, но для будущих читателей оставил эту параллель, чтобы сообщить по секрету свой личный взгляд на вещи. Да, кстати, а как называется эта глава? «Как прокуратор пытался спасти Иуду» и без всяких кавычек.

Собственно, на этом примере можно было бы завершить краткий обзор идей, которые помогут нам разгадать секретное послание Автора. Но я не могу отказать себе в кратком отступлении от предмета исследования. Дело в том, что обнаруженная нами идея, условно названная «герой и ещё трое», никак не умещается в рамках одного Романа. Едва ли не в каждом культовом произведении – книге, пьесе, фильме, которые мы готовы перечитывать, пересматривать, цитировать – можно найти такую же четвёрку в центре сюжета: главный герой и три спутника.

Классика – это «Три мушкетёра»: изобретательный д’Артаньян, исполнительный Портос, забывший прошлое Атос, живущий верой в своё призвание аббата Арамис. В любимых кинокомедиях: «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Джентльмены удачи», «Иван Васильевич меняет профессию», «Собачье сердце» – главный герой перевоспитывает трёх учеников. Штирлиц из лучшего телесериала тоже работает с троицей: заподозренный в предательстве и погибающий исполнитель Плейшнер, плюс спасающий героя «зверь» Мюллер, а также пастор Шлаг, добывающий отчёт о деле. И это лишь малая часть из возможных примеров. Например, на днях пересмотрел «Сталкера» Тарковского. И там в кульминационный момент в Комнате собираются четверо – главный герой, профессор (который на самом деле Технолог), Писатель, плюс Зверь – чёрный пёс.

Теперь, пожалуй, всё. На сегодня примеров достаточно, чтобы загрузить всех идеями. А когда читатель свыкнется и примирится с ними, можно будет начать подробный анализ московских глав.