(4) Процесс воображения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

(4) Процесс воображения

Уместно задаться вопросами: «Что в таком случае означает для человека представить себе, что он видит или чувствует запах чего-либо? Как ему может казаться, что он слышит мелодию, которую на самом деле не слышит? И, в частности, как он может не понимать, что ему только кажется, что он слышит или видит нечто, как этого явно не понимает запойный алкоголик? В каких именно отношениях „видение“ настолько похоже на видение, что человек часто не может, находясь в здравом уме и твердой памяти, сказать, в каком из двух состояний он находится?» Если не связывать эти вопросы с вопросами о «винтиках и шпунтиках», то можно увидеть, что все это просто вопросы, касающиеся понятий процесса воображения или фантазии — понятий, о которых я пока что не сказал ничего позитивного. Не сказал по той причине, что считал необходимым начать с вакцинации нас самих против зачастую неявно принимаемой теории, утверждающей, что процесс воображения должен описываться как созерцание картин, обладающих особым статусом.

Но я надеюсь, что теперь уже ясно, что то, что люди обычно описывают как «наличие ментальной картины Хелвеллина», или «наличие Хелвеллина перед мысленным взором», на самом деле представляет собой особый случай воображения, а именно такой, при котором мы воображаем, что видим Хелвеллин перед собой; а звучание мелодии в чьей-то голове — это воображение себе той мелодии, исполнение которой человек слышал, может быть, в концертном зале. Я также показал, если это прозвучало убедительно, что ошибочным является мнение о сознании как «месте», где созерцаются ментальные картины и прослушиваются записи голосов и мелодий.

Существует множество самых разнообразных форм поведения, при которых нам обычно и вполне справедливо приписывают игру воображения. Лжесвидетель на допросе, размышляющий над новой машиной изобретатель, сочинитель любовных романов, играющий в медведя ребенок, Генри Ирвинг — все они демонстрируют богатство воображения. Но то же самое делает и судья, выслушивающий ложные показания, коллеги, обсуждающие идеи изобретателя, читатель беллетристики, терпеливо сносящая нечеловеческие вопли «медведя» няня, а также театральные критики и зрители. Ведь мы говорим о проявлении воображения во всех этих случаях не потому, что думаем, что за всеми такими подчас очень разными операциями стоит некая общая составляющая их ядро операция — во всяком случае, не в большей степени, чем мы считаем двух разных людей фермерами в силу того, что они оба одинаковым образом выполняют некое коренное (nuclear) фермерское действие. Точно так же, как пахота является одним из видов сельскохозяйственных работ, а опрыскивание деревьев — другим, так и изобретение новой машины — это один способ проявлять дар воображения, а игра в медведя — другой. Никто не думает, что существует некая коренная операция фермерской деятельности, уже одно осуществление которой дает право называть человека «фермером». Но понятия, которыми оперирует теория познания, трактуются менее выдержанно. Здесь часто исходят из того, что действительно существует одна, коренная операция, в которой, собственно, и заключается воображение. То есть утверждается, что и судья, разбирающий ложные показания свидетеля, и ребенок, играющий в медведя, используют свое воображение только если ими обоими выполняется операция, содержащая одинаковый специфический ингредиент. Обычно считают, что эта предполагаемая коренная операция заключается в видении мысленным взором, слышании мысленным слухом и т. д., то есть в некотором специфическом мысленном восприятии. Конечно, при этом не отрицается, что ребенок делает еще много чего другого: он рычит, ползает по полу, щелкает зубами и притворяется спящим в сооруженной им пещере. Но с рассматриваемой точки зрения он вообще что-либо воображает, только если видит своим умственным взором картины косматых лап, занесенной снегом берлоги и пр. Его возгласы и ужимки могут способствовать воображению этих картин или быть его результатом, но само воображение проявляется не в них, но лишь в процессах «видения», «слышания», «обоняния», «вкушания» и «осязания» вещей, которых нет в поле реального восприятия. И соответствующие вещи будут подлинными для внимательного и скептически настроенного эксперта.

Изложенная столь прямо и резко, эта теория выглядит явным абсурдом. Подавляющая часть из того, в чем мы обычно видим проявление дара воображения у детей, игнорируется в пользу ограниченного числа операций, наличие и характер которых трудно выяснить, особенно у относительно не способных к артикуляции детей. Мы видим и слышим, как они играют, но не видим и не слышим их «видящими» или «слышащими». Мы читаем книги Конан Дойля, но не можем заглянуть в то, что он видел своим умственным взором. Итак, исходя из этой теории, мы не можем сразу сказать, наделены или нет способностью воображения дети, актеры и писатели, хотя само слово «воображение» стало использоваться в теории познания именно потому, что мы все знаем, как употреблять его в наших повседневных описаниях детей, актеров и писателей.

Не существует никакой особой Способности Воображения, занимающейся исключительно иллюзорными образами и звучаниями. Напротив, «видение» предметов является одним из проявлений воображения, рычание по-медвежьи — другим; мысленное обоняние запахов — не столь уж обычный акт фантазии, а симуляция болезни — самое обычное дело и т. д. Возможно, что главным мотивом, исходя из которого многие теоретики ограничивали проявление воображения особым классом иллюзорных восприятий, было следующее предположение: поскольку сознание официально подразделялось на три сферы — когнитивную, волевую и эмоциональную, — а воображение относили к первой из них, то его следовало поэтому исключить из двух остальных. Общеизвестно, что ошибки в познании происходят из-за недисциплинированного Воображения, а некоторые его победы — благодаря его более примерной деятельности. Итак, будучи (сумасбродным) оруженосцем Разума, оно не может служить другим хозяевам. Но не стоит делать остановку и обсуждать эту феодальную аллегорию. В самом деле, если нас спрашивают, относится ли процесс воображения к познавательной или к непознавательной деятельности, то мы вправе игнорировать этот вопрос. Понятие «познавательный» относится к словарю экзаменационных билетов.