Глава 10 Субъективная сторона исторического процесса

Рассмотрение сущности и механизма действия социальной закономерности позволило раскрыть лишь одну сторону сложного процесса общественного развития. Исторический опыт показывает, что деятельность, активность людей реально формируют облик социальной действительности, влияют на ход и направленность исторического процесса. Считать людей марионетками, значит не только их бесконечно унижать, но и до предела примитивизировать вопрос о характере социального развития, логике общественного бытия. Другими словами, в общественной жизни наряду с объективной закономерностью неустранимо действует субъективный фактор, воля и стремления отдельных индивидов и социальных групп.

Рассмотрение проблемы роли и значения субъективного фактора требует постановки следующих вопросов: Каково соотношение объективного и субъективного в истории? Является ли оно постоянным, константным или их удельный вес может определенным образом меняться?

Данную проблему можно рассматривать в долгосрочном и краткосрочном плане. На относительно небольших отрезках исторического времени значение субъективного фактора резко возрастает в переходные периоды, когда действие внутренних закономерностей предшествовавшего уклада жизни ослабело, а закономерности нового уклада еще не сложились. Именно в этот период начинает интенсивно твориться облик будущего мира, рельефно проявляется пластичность и податливость истории. Это происходит потому, что в действии социальной закономерности как бы образуется вакуум, зазор, в который бурно направляется свободная воля людей, их устремления и предпочтения. Ярким и колоритным примером такого процесса может служить европейское Возрождение.

В долгосрочном плане рельефно проявляется тенденция возрастания роли субъективного фактора в истории. Эта тенденция обусловлена следующими причинами: постепенно растет опыт организации масс различными социальными институтами и партиями, совершенствуются технические средства связи и способы взаимодействия между людьми, что позволяет концентрировать усилия огромных человеческих масс в определенном направлении во имя достижения тех или иных целей, в том числе и таких, которые не отвечают глубинным интересам широких слоев населения.

В XX в. субъективный фактор истории стал реальной силой, определяющей судьбы целых поколений и народов. Оказалось, что в наше время затруднительно говорить о каких-то чисто объективных социальных процессах, протекающих вне и независимо от субъективной воли, от субъективного фактора истории. Возьмем, к примеру, общественные экономические отношения, которые в свое время К. Маркс в отличие от идеологических рассматривал как материальные, возникающие стихийно, не проходя в своем генезисе через сознание исторических субъектов, чисто объективные. Как известно, на этой точке зрения наше обществоведение держалось долго. Теперь, однако, мы можем утверждать, что стихийность формирования экономического базиса – явление не вечное, исторически ограниченного действия, т. е. не имеющее универсального характера и не могущее быть распространенным на все времена. При ближайшем рассмотрении оказывается, стихийность социально-экономических процессов постепенно преодолевается, вытесняется целерациональным началом, способностью сознания влиять не только на функционирование, но и на становление экономических реалий. В качестве примеров такого рода инноваций сознания в некогда закрытой для него сфере экономических отношений может служить экономика Советского Союза, явившаяся результатом сознательного выбора в пользу огосударствления средств производства, а также теперешние попытки российской властной элиты сознательно построить экономику рыночного типа. При этом все большее число социальных явлений, некогда полностью не зависимых от сознания, складывается как результат целей и замыслов людей, определяется сознанием как реальной целевой причиной своего возникновения. Конечно, стихийность социальных процессов вряд ли когда-либо в будущем будет до конца преодолена. Это, на наш взгляд, в принципе невозможно. Тем не менее, мы не можем не признать, что сегодня в какой-то степени утверждается плановая история, управляемое, конструируемое общество, имеют место непрекращающиеся попытки определенными силами, в частности мировым олигархическим интернационалом, взять под свой контроль ее движение. Трагедия истории заключается в том, что нарастающая сила целенаправленного воздействия на природную и социальную среду отнюдь не сопровождается гуманизацией социума, а, скорее, ведет к разрушению фундаментальных основ человеческого бытия, оборачивается не прогрессивными, как этого хотелось бы, а регрессивными общественными изменениями. Если выразиться более последовательно, то возросшая роль субъективного фактора истории на каждой развилке ее дорог грозит обернуться новой и еще более опасной формой угнетения и подавления людей, а применительно к нашему времени – всепланетарным тоталитаризмом. На практике возросшая роль данного фактора не принесла людям гуманизации их жизни, мира и праведности. Напротив, в XX в. субъективный фактор весьма часто принимал деструктивный характер, находил свое прямое выражение в приверженности к волюнтаристической тенденции. Примером этому может служить Октябрьская революция в России, которая рельефно продемонстрировала миру, что человечество вступило в новую эпоху – эпоху неизвестных ранее возможностей крупномасштабного исторического произвола и насилия и вместе с тем – в эпоху небывалого по своему размаху социального творчества и новаторства, связанных с резким возрастанием роли именно субъективного фактора истории. С этого периода как никогда стала бесспорной мысль о том, что «сознание не только отражает мир, но и творит его» (В.И. Ленин). Теоретическое сознание небольшой кучки людей смогло переплавиться в общественное бытие, насильственно прервать естественную фазу развития великой страны. Деструктивно-конструктивная утопия – продукт рациональной гордыни – получила воплощение в реальности, обнаружила способность стать практикой, быть приведенной в исполнение.

Вообще реалии XX в. изменили наше представление о закономерностях развития социума. В этом столетии небывало усилился государственный контроль над общественной и частной жизнью. Возможности манипулирования сознанием миллионов людей благодаря современной информационной технике оказались беспрецедентными; следует добавить и объективный процесс усиления роли управленческих функций и возросшую в связи с этим опасность бюрократизма, возможности быстрой концентрации общественных сил не только в интересах прогресса, но и регресса и т. п. Этим в значительной степени обусловлены трагедии, организованные властью сознательно. Отсюда и расширяющиеся возможности проведения в жизнь программ и проектов, разрабатываемых верховной властью часто в полной зависимости от различных личностных решений вождей и вовсе не контролируемых народными массами.

Можно определенно утверждать, что многие трагические события российской (советской) истории непосредственно связаны с экспансией внешностных, оторванных от отечественного опыта и традиций проектов тотального социального переустройства, навязываемых обществу центральной властью. Именно в XX в. человек, возомнивший себя творцом и господином своей исторической судьбы, сумел навязать общественному развитию, своему социальному бытию искусственно сконструированные проекты и модели нового мира, нового порядка, совершить хирургическую операцию над живым телом народов, над веками сложившимися социальными организмами.

Такие крупные исследователи, как Н. Бердяев и X. Ортега-и-Гассет уже давно отмечали, что тоталитаризм как жесткая система всеохватывающего контроля над жизнедеятельностью людей связан с вторжением в общественную и личную жизнь фактора техники. С их точки зрения, тоталитаризм в широком смысле есть власть техники, механизация социальных отношений, технизация стиля мышления и машинизация человека. Ни диктатура римских рабовладельцев, ни восточные деспотии не обладали возможностью такой концентрации бесконтрольной власти, которая появилась у современных государств благодаря развитию техники. Диктаторы XX в. смогли воспользоваться вкладом современной технологии в искусство деспотии.

Вот почему даже самый глубокий и тщательный анализ объективных и субъективных предпосылок и в целом исторических обстоятельств и традиций, сложившихся в ряде государств к началу XX в., не в состоянии был дать полного и законченного объяснения последующему процессу становления и упрочнения в странах тоталитарных режимов и систем. Ибо тоталитаризм представляет собой продукт особых исторических обстоятельств, явление нового, а не традиционного уклада жизни. Он исторически уникален и может быть, следовательно, объяснен только с учетом специфики XX в.

Таким образом, XX в. стал наряду с прочим веком самоосуществления утопии, эпохой реальной жизни места, которого нет, временем экспансии искусственно конструируемых образов и моделей светлого будущего. И соответственно этому многие проблемы и сложности, с которыми столкнулись люди XX в., не имеют под собой объективной основы – они были порождены утопическим прожектерством.

Можно, конечно, сказать, что выбор, не считающийся с логикой исторического развития, осуществляемый самонадеянным субъектом, рано или поздно отметается историей или трансформируется до неузнаваемости. Примеров тому множество. Но это мало утешает: далекое и совсем недавнее прошлое свидетельствует, что ошибки в выборе направления общественного развития, способов движения к субъективно избранной цели всегда оплачивались народом – бедствиями и лишениями целых поколений.

Но если исторический выбор в условиях XX в. оказал такое существенное влияние на судьбы народов и людей, то он уже не может быть привилегией какой-либо политической силы, сколь бы ни казалась она авангардной и прогрессивной. Сегодня никто не в праве решать за всех, навязывать обществу проекты тотальной переделки общественной жизни, противоречащие коренным свойствам природного и человеческого мира, не вытекающие из традиций и исторического опыта народа. Люди должны знать, что существуют фундаментальные основы общества, на которые никто и никогда не должен покушаться, что преждевременные попытки взорвать существующий порядок вещей, навязать обществу, исходя из априорного идеала, новые формы бытия могут обернуться в конечном счете трудновосполнимыми потерями, люди должны, наконец, иметь уверенность, что глубинные структуры человеческого бытия не будут впредь разрушены в результате очередного волюнтаристского социального эксперимента.

Следует заметить, что история, как это ни странно, обладает удивительной способностью всякий раз уходить из-под полного сознательного контроля и вместе с тем преподносить людям всевозможные сюрпризы. Она по сей день неистощима на выдумки, склонна к неожиданным решениям, трагична, загадочна и неуправляема. Ее вулканические выбросы и волны, как правило, застигают людей врасплох. А в тех своих проявлениях, где она, кажется, стала уже управляемой и контролируемой, каким-то парадоксальным и непонятным образом оборачивается чудовищной тиранией, насилием и деструкцией. В сказанном нас убеждает опять же печальный опыт XX в. Оказалось, что разум как самое эффективное средство покорения мира и гуманность – вещи все реже и реже сопрягаемые. В системе мировоззрения и поведенческих реакций современного цивилизованного человека гуманистическая ориентация выступает отнюдь не как первостепенная. Выяснилось, что с цивилизацией вполне уживаются дикость, варварство и вандализм. В недалеком прошлом цивилизованные европейцы с целью насильственного захвата капитала не останавливались перед уничтожением сотен тысяч невинных людей из колонизируемых стран Азии, Африки и Австралии. А сегодня цивилизованные американцы не остановились во имя своих эгоистических и захватнических интересов перед применением в Ираке кассетных и вакуумных бомб, разрушением уникальных музеев и древнейших на Земле памятников культуры. Впрочем, это в традиции американцев. Это они в свое время впервые в мире применили чудовищное ядерное оружие в войне с Японией. Воистину, «цивилизованная дикость – самая худшая из всех дикостей» (выражение К. Вебера). Неудивительно, что сейчас исследователи с нарастающей тревогой заговорили даже об экспансии нового варварства, неоварваризации. Так, К.С. Гаджиев утверждает, что мы являемся свидетелями пришествия варвара в новой ипостаси, в ипостаси нового цивилизационного варварства. Причем исследователь подчеркивает, что если в прежние времена варвары приходили с отсталой периферии цивилизованного мира (например, применительно к Римской империи), то сегодня одним из магистральных направлений развития мира «является движение цивилизованного варварства (или нового варварства) с Запада на Восток»[66].

Отсюда следуют самые трудные вопросы: Как гуманизировать субъективный фактор истории, направить человеческую деятельность в гуманистическое русло? Если и в самом деле люди являются не только хорошо управляемыми марионетками, бездумными исполнителями предопределенных вердиктов истории, воплощенных в производительных силах, технологических, демографических тенденциях или революционном порыве, а действительными творцами истории, то как добиться того, чтобы они действовали с позиции гуманизма?

Обсуждаемые вопросы чрезвычайно актуализируют проблему перспектив, возможностей и границ социального регулирования, сознательного управления общественными процессами. Очевидно, что человечество к настоящему времени попало в трудноразрешимую коллизию, в парадоксальную ситуацию: стихийно-спонтанное развитие общества уже невозможно, а вездесущее рациональное управление социальными процессами опасно – часто принимает деструктивный характер. Парадоксальностью такой ситуации и порождены разные, порой противоположные точки зрения по вопросу необходимости сознательного регулирования социальных процессов. Для решения вопроса предлагается три подхода.

Первый подход — необходимость сознательного управления социальными процессами и контроль за всем и вся в жизни людей. На практике также устремления ведут к тоталитаризму, к превращению личности в объект абсолютной калькуляции.

Второй подход — либеральный, предполагающий, что все беды идут от попыток субъекта регулировать социальные процессы. Подход опирается на принцип саморегулирования: пусть общество развивается само по себе, самотеком.

В основе третьего подхода (синтетический вариант) лежит идея необходимости и неизбежности сознательного управления социальными процессами, которая диктуется нарастающей угрозой экологических катастроф, опасностью неконтролируемого применения ядерного оружия, возможностью разрастания разрушительных межнациональных и межгосударственных конфликтов и т. д. Однако предлагаемая сознательность – это не синоним проектной логике, проективности, стремящейся подчинить развитие общества заданной схеме. Такая сознательность заключается в следующем: уметь вовремя подключить волю и разум к стихийному, органическому процессу общественного развития, не ломая и не насилуя этот процесс, помогать ему устранять преграды на пути, препятствовать деструктивным устремлениям отдельных лиц и групп и т. д.

Непременным условием успешного развития любого общества является гармоническое взаимодействие в нем процессов самоорганизации и организации. Так, на примере рынка можно показать, что самоорганизация сама по себе не способна обеспечить социальную справедливость в жизни людей. Ведь рынок не принимает в расчет никаких других соображений, кроме коммерческой выгоды: он отдает товар только тому, кто может за него заплатить. Поэтому в рамках общества самоорганизация нуждается как в коррекции, так и в управлении со стороны органов и институтов государства. Государство в состоянии смягчить и исправить недостатки рынка путем проведения соответствующей налоговой политики и осуществления помощи малоимущим и низкооплачиваемым слоям населения.

Из всего сказанного следует, что субъективный фактор истории – обоюдоострое оружие, его возросшая роль чрезвычайно сложна, двойственна и противоречива. С одной стороны, его игнорирование, стремление ограничить целенаправляющее начало в историческом движении, упование исключительно на действие механизмов саморегуляции могут, как в этом нас убеждает сегодняшняя действительность, придать развитию общества катастрофический, разрушительный характер. С другой стороны, надо признать, что, несмотря на необходимость и неизбежность в условиях современности сознательного управления социальными процессами, общественная саморегуляция пока остается наивысшим проявлением упорядоченности и органичности движения. А это значит, что пользоваться возросшей силой субъективного фактора необходимо крайне осторожно и в определенных пределах. Отсюда также следует, что перед политическим руководством стран, находящихся в переходном состоянии (в том числе и перед политическим руководством восточнославянских стран), стоит задача фундаментальной важности: привести в действие механизмы общественной саморегуляции (самоорганизации) и научиться их разумно сочетать с практикой сознательного управления социальными процессами, с государственным администрированием и регулированием (организацией). Причем в каждом конкретном случае мера данного сочетания должна сообразовываться с традициями, ментальностью и историческим опытом того или иного народа. Политиков же, которые при решении этой сложнейшей задачи будут впадать в крайности, т. е. делать ставку на механизмы общественной саморегуляции или полностью их игнорировать и уповать только на собственную политическую волю и государственное администрирование, неизбежно ждет крах.

В советский период дилемма стихийного (самоорганизация) и сознательного (организация) решалась исключительно в пользу последнего. Предполагалось, что всеохватывающий сознательный контроль над природными и социальными процессами призван избавить человека от унизительного положения марионетки внешних обстоятельств, что позволит ему поставить себе на службу ранее господствовавшие внешние над ним стихийные силы природы и общества и тем самым обеспечит историческую свободу. Отсюда устойчивая тенденция к максимально возможному ослаблению и вытеснению стихийно-спонтанных процессов из социальной жизни, стремление к вездесущему планированию и государственному регулированию.

В период истории Советского Союза, который у нас и за рубежом называли перестройкой, а теперь однозначно квалифицируют как номенклатурный или аппаратный переворот, российские реформаторы впали в другую крайность – вместо того чтобы в разумных пределах смягчить отрицательные последствия и издержки всеохватывающего планирования и государственного регулирования, они стали интенсивно внедрять в массовое сознание миф об автоматизме рыночного механизма и необходимости полного изгнания государства из экономической жизни общества. В результате оценки стихийно-спонтанного и целеволевого начал в развитии социума поменялись местами. Абсолютизация сознательного (организация) и отрицание стихийного (самоорганизация) сменились необоснованным преувеличением роли механизмов спонтанной рыночной самоорганизации и нигилистическим отрицанием всякой значимости целерационального, сознательного начала в жизни общества. Причем государственное регулирование и управление, целенаправленный политический, финансовый и юридический контроль за экономическим развитием общества со стороны государства стали отождествляться с несвободой, а спонтанностихийные процессы в экономике (невидимая рука рынка) стали однозначно оцениваться как подлинная свобода.

В современных условиях политика такого рода невмешательства государства в регулирование экономикой, преувеличение самоорганизующей роли рынка может дорого стоить наро-дам, вступившим на путь модернизации своих обществ. Надежда на чисто рыночную самоорганизацию общества применительно не только к странам, где не сложились развитые рыночные отношения, но и даже к странам с развитым рынком сегодня не может быть оправдана. На практике шоковая терапия, ориентированная на рыночную саморегуляцию, к которой прибегли, например, в России радикальные реформаторы, обернулась невиданным спадом производства, галопирующей инфляцией, перекачкой капитала за границу, формированием криминально-мафиозного, олигархического капитализма.

Сегодня важно четко представлять, какие ценности культивировать, от каких отказываться и как все это скажется на процессе гуманизации общественной жизни. Задача состоит в том, чтобы обеспечить интеграцию человеческой духовности на основе высших ценностей, что позволит осуществлять гуманистически выверенные действия. Сравнительный анализ систем ценностей – сначала в теоретическом, а затем и практическом плане – важнейшая потребность современности. Гуманитарное развитие добавляет к имеющимся видам контроля и экспертизы еще и аксиологическую экспертизу. Новый вид экспертизы должен выявлять и культивировать наиболее соответствующие гуманности векторы духовного развития человечества.

Чтобы сохранить себя, человечество должно решить две взаимосвязанные задачи: 1) обезопасить от духовного вырождения и деградации, саморазрушения изнутри в результате эрозии «экологии души», утери человеком человеческого; 2) спастись от разрушения внешней среды обитания, коллапса биосферы, эрозии «экологии природы». В этом, возможно, и есть смысл истории.

И здесь может оказаться полезной возросшая роль субъективного фактора истории, расширившиеся возможности современного социального субъекта. Ведь, в конце концов, мощь и сила субъективного фактора истории могут быть направлены не только на разрушение и деструкцию, но и на созидание, на утверждение гуманистических начал в развитии социума. И это в принципе реально на любом этапе современного исторического процесса. Ибо история всегда так или иначе открыта для социального творчества. В ситуации, когда нет альтернативы от скатывания в пропасть, когда ни одна из реальных возможностей не в состоянии удовлетворить, активный социальный субъект может осуществить творческий прорыв, который еле-дует интерпретировать как «овозможивание невозможного» (выражение известного российского философа С.А. Левицкого). Тому есть немало исторических примеров. В частности, известный российский исследователь Л.Н. Гумилев, изучая проблему этногенеза, указывает, что бывают ситуации, когда ценности и идеи какой-либо группы единомышленников (консор-ции), стоящих у истоков нового этноса, а шире сказать – новой организации социума, оказываются способными весьма быстро овладеть критической массой и развернуть ход истории самым неожиданным образом.

И действительно, человек по сути своей – существо творческое, субъект исторического выбора и действия. Причем надо иметь в виду одно важное обстоятельство: будущее в значительной степени станет таким, каким мы его увидим сегодня. В силу действия механизма «самоорганизующихся» и «самоосуществляющихся» пророчеств оно в немалой степени будет соответствовать тому, к чему мы будем стремиться и за что мы будем бороться.