Глава 33 Глобализация как явление и как предмет социально-философского осмысления

Реалии ушедшего XX в. изменили наши представления о закономерностях развития социума. Мир стал принципиально иным. Поэтому многие исторические аналогии, факты из жизни общества прошлых столетий мало что проясняют в нынешних процессах и явлениях общественной жизни. То, что происходит сегодня в общественном бытии людей, нередко является качественно новым. Мы являемся свидетелями интенсивного процесса формирования новой геоструктуры мира, нового мироустройства, нового миропорядка.

Всю совокупность этих новых явлений нельзя правильно оценить и понять без анализа характера и направленности глобализационных процессов.

Глобализацию обычно рассматривают как качественно новую стадию интернационализации экономической жизни планеты, выражающуюся прежде всего в усилении взаимозависимости национальных экономик. Сегодня ее определяют как процесс ослабления и слома традиционных территориальных, социокультурных и государственно-политических барьеров, некогда разделявших народы, но в то же время предохранявших национальные экономики от стихийных и неупорядоченных внешних воздействий; как процесс потери государствами национальной автономии в макроэкономической сфере и становления новой, почти лишенной всякого протекционизма системы международного взаимодействия и взаимосвязи. В тенденции это означает, что происходит процесс утери локальными, национальными экономиками потенций саморазвития и их интеграции в единый общепланетарный экономический организм с универсальной системой регулирования и, соответственно, с обобщением экономической деятельности в планетарном масштабе и перемещением экономической власти с национально-государственного уровня на глобальный уровень. Скоро, как считают некоторые исследователи, только мировая экономика получит право называться самовоспроизводящейся системой, т. е. системой самодостаточной, макроэкономической, а национальные экономики такое право утеряют и превратятся в микроэкономические подсистемы мирового капиталистического хозяйства. Об этом свидетельствует и тот факт, что если еще совсем недавно регулирующая роль в экономической жизни осуществлялась национальными рынками, а мировой рынок имел всего лишь вспомогательное значение, то сейчас ведущую роль в экономическом регулировании начинает играть мировой рынок, а национальные рынки многих стран попадают под его чуть ли не тоталитарный контроль и зависимость, становятся слепыми исполнителями его воли. Само собой понятно, что экономической интеграции в той или иной форме сопутствует политическая консолидация и социокультурное взаимовлияние.

Исходя из этого, многие западные, прежде всего американские, исследователи склонны интерпретировать глобализацию как фатально предопределенный, неизбежный процесс, нивелирующий всякие национальные различия, от экономических до культурных. Квалифицируют его как процесс, тождественный вестернизации всего мира, однонаправленный (безальтернативный), в конечном итоге устраняющий суверенное территориальное государство. А некоторые восторженные приверженцы глобализации рассматривают ее как движение к миру без границ, к открытой и взаимосвязанной мировой экономике, а стало быть, к единому унифицированному человечеству. Например, японский исследователь К. Омэ в своей книге «Мир без границ», вышедшей в 1990 г., писал: «…Экономический механизм отдельных государств стал бессмысленным, в роли же сильных актеров на мировой сцене выступают глобальные фирмы».

В реальности, однако, не все так просто. Взглядам сторонников глобализации противостоят, причем с нарастающей силой, взгляды ее противников. В результате до сих пор не выработан какой-либо согласованный подход к данному феномену.

Противоречия и путаница в осмыслении феномена глобализации часто возникают из-за того, что некоторые понятия, с помощью которых ранее традиционно объяснялись процессы хозяйственной и культурной связи между отдельными государствами, стали отождествляться или подменяться термином «глобализация». Это прежде всего касается смежных, близких, но не тождественных понятию «глобализация» понятий «интернационализация» и «интеграция». Явления, отраженные данными понятиями, связаны тем обстоятельством, что фиксируют факт выхода множества ранее внутристрановых процессов на международный уровень, за пределы границ отдельно взятых государств. Различие же этих явлений – во времени и условиях их возникновения, в их сущности и социально-исторических функциях, в широте охвата (количестве, наборе) субъектов (стран, государств), вовлеченных в их орбиту, глубине и интенсивности связей между данными субъектами, а также в тех результатах и последствиях, которые они выражают.

Обратимся к краткому анализу содержания, а также характеристике соотношений данных понятий.

Интернационализация представляет собой объединение действий нескольких отдельных субъектов экономики, политики вокруг общих для них задач, целей; открывает возможность межгосударственного пользования чем-либо, предполагает выход чего-то ранее сугубо внутреннего за начальные рамки. В экономическом плане мотивом интернационализации является доступ к международным рынкам торговли. Обычно наиболее эффективно интернационализация реализуется на локальном уровне и в приложении к отдельным направлениям или сферам и видам деятельности. Главная ее функция – обеспечение постоянных и устойчивых международных связей.

Интеграция — объединение в целое каких-либо частей. В аспекте экономики интеграция выступает как объективный процесс переплетения национальных хозяйств и проведение согласованной межгосударственной экономической политики, формирования тесно взаимосвязанных экономических зон (анклавов), имеет тенденцию к соединению всех циклов хозяйственной деятельности в единое целое. Суть интеграции – в формировании на основе и посредством развития глубоких и интенсивных связей крупных союзов, коалиций, социально-территориальных систем. Причем процесс интеграции обычно разворачивается и протекает на региональном уровне, в рамках отдельных территориально-географических регионов, вовлекая, как правило, в свою орбиту страны и народы близкородственные в цивилизационном и социокультурном отношениях.

Не так давно в условиях биполярного мира человечество серьезно было обеспокоено решением целого ряда проблем глобального характера. Развивающиеся страны при поддержке Советского Союза добивались в рамках ООН установления нового экономического порядка, который бы остановил процесс их экономической эксплуатации и дискриминации в международных отношениях. Предлагались различные способы решения продовольственной проблемы, нищеты и бедности, проблем перенаселения, экологии, рационального использования природных ресурсов, энергетической безопасности, освоения богатств Мирового океана и т. д. В ходу были такие понятия, как «международное разделение труда», «международная специализация и кооперирование производства», которые также описывали тенденции к сближению национальных экономик, к всемирному социально-экономическому объединению. Однако несмотря на обилие всех этих глобальных проблем, вопрос о глобализации как таковой не возникал.

Стало быть, должно было произойти нечто весьма значимое, эпохальное, что вдруг заставило бы заговорить о глобализации, глобализационных процессах как реальности современного мира. Этим «нечто» стал развал Советского Союза, исчезновение одного из двух полюсов развития и силы, формирование бесполюсного мира. Остался один центр силы во главе с США, олицетворяющий собой интересы и устремления так называемого золотого миллиарда. Изменившаяся таким образом историческая ситуация, собственно, и не позволила победителям в «холодной» войне выдвинуть свой глобализационный проект и попытаться навязать его миру.

Это обстоятельство показывает очевидность всей некорректности попыток однозначно квалифицировать глобализацию как исключительно объективное технико-экономическое явление. Глобализация изначально имела ярко выраженный политико-идеологический характер.

Глобализационный проект, выдвинутый США и их союзниками, предусматривает такой процесс мирового развития, в ходе которого четко выстраивается жесткая иерархия, вертикаль нового мирового порядка во главе с центром, принимающим различные управленческие решения глобального уровня, и периферией, включающей две части – зону жизнеобеспечения центра (золотого миллиарда), где сосредоточен реальный сектор экономики, и зону, состоящую из государств, от которых, по возможности, желательно дистанцироваться и не принимать участия в решении их внутренних проблем.

Как всякое сложное явление, глобализация, таким образом, представляет собой единство стихийно-спонтанного и целевого начал, объективного и субъективного факторов социальной динамики.

Остановимся на анализе глобализации как естественного, стихийно-спонтанного процесса. Понятие глобализации в его позитивном смысле фиксирует резко возросшую в наше время взаимосвязанность мира, сжатие пространства и времени благодаря совокупному действию новых и усовершенствованных старых средств коммуникации (телевидение, радио, реактивная авиация, интернет, мобильный телефон и т. д.). Объективно возросшая взаимосвязанность мира, взаимодействие и взаимовлияние различных частей человечества проявляются прежде всего в том, что географические и государственные границы становятся все более легко преодолимы и прозрачны. Потоки людей, капиталов, факторов производства, товаров, услуг и информации с возрастающей интенсивностью циркулируют по планете. В итоге земной шар стал еще более обозримым и маленьким. Все это позволяет говорить об утверждении в современном мире глобальной коммуникации.

Наиболее наглядным выражением глобализации явилась общедоступная возможность мгновенного и практически бесплатного перевода суммы денег из одной точки мира в другую, а также мгновенного и практически бесплатного получения любой информации. Судя по всему, именно эта особенность современных информационных технологий и позволила российскому исследователю М.Г. Делягину определить глобализацию как «процесс формирования и последующего развития единого общемирового финансово-экономического пространства на базе новых, преимущественно компьютерных технологий»[219]. Но это, заметим, одно из многих определений глобализации.

Можно говорить о наметившейся тенденции к некоторой унификации образа жизни, стилей поведения, взглядов, вкусов. Во всех уголках планеты люди сегодня имеют возможность носить одну и ту же одежду, потреблять одну и ту же пищу, получать информацию из одних и тех же средств массовой информации. Чуть не весь мир потребляет продукцию Голливуда (в различных странах мира она составляет от 60 до 100 % национального кинопроката), читает разрекламированные вездесущей рекламой одни и те же книги, слушает по преимуществу англоязычную поп– и рок-музыку и т. п. При этом национальные языки нередко засоряются английским космополитическим сленгом, синтаксическими кальками, что угрожает деформацией веками сложившихся ментальных структур, которые наряду с прочим непосредственно связаны с языковым своеобразием народов.

Следующее выражение глобализационных процессов – это тенденция к формированию глобальной экономики, единого всепланетарного рынка, возникновение и деятельность транснациональных корпораций (ТНК), экономическая мощь которых вполне сопоставима с возможностями не только небольших, но и средних национальных государств. Транснациональные корпорации, освоившие буквально все закоулки мира, цементируют современное производство в единую глобальную систему.

Транснациональные корпорации как закономерный итог концентрации производственного и финансового капитала обрели в ряде аспектов возможность уходить из-под национального регулирования, контроля со стороны государственных и общественных структур отдельной страны. Сегодня транснациональные корпорации способны как объективно, так и субъективно влиять на внутреннее положение не малого количества государств, темпы и направления их развития, на деле тем самым ограничивая суверенитет этих государств. В своей совокупности все это означает, что на нашей планете возникли и утверждаются новые центры принятия решений и реальной власти, способные конструировать на глобальном уровне новые правила игры для многих секторов (субъектов) современных международных отношений. Результат этого – потеря отставшими странами возможности не только создавать, но и поддерживать на своей территории конкурентоспособные предприятия без активного вмешательства ТНК. Лишь транснациональные корпорации в состоянии извлекать прибыль из современных технологий, поскольку национальные рамки для них узки. Отсталым странам это делать весьма затруднительно.

Развертыванию этого процесса в решающей степени способствовали научно-технические достижения, глобальный характер современных технологий. К таким технологиям сегодня относятся средства и инфраструктура телекоммуникаций, информационные потоки, высокоскоростной транспорт, а также распространение образовательных моделей благодаря научному и другим видам интеллектуального обмена.

Глобализация в значительной степени представляет объективный процесс, однако наряду с объективной стороной глобализационные процессы имеют и субъективную сторону, во многом являющуюся рукотворной сконструированной реальностью.

Говоря о глобализации как рукотворной реальности, необходимо отметить, что глобализационные процессы – это не только объективное следствие техноэкономического развития, но и политическое явление. Глобализацию инициировали, направляли и проводили в жизнь вполне определенные силы, а точнее сказать, транснациональные круги США, Западной Европы и Японии, реализующие в этом процессе свои экономические и геополитические интересы, не совпадающие с национальными интересами других народов и государств. Непосредственными агентами в становлении глобальной экономики явились правительства стран «Большой семерки» и их международные институты – Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк, ВТО. Причем глобализация вводилась с помощью механизма политического давления, посредством прямых действий правительства или через деятельность МВФ, Всемирного банка, Всемирной торговой организации (ВТО) и целого ряда теневых структур. Это явление осуществлялось в целях унификации всех национальных экономик вокруг набора одинаковых правил игры, обеспечивающих выгодные условия для стран – лидеров глобализации. Заметим, что в наибольшей степени избежать негативных последствий глобализации удалось тем странам, которые не всегда соглашались с рекомендациями МВФ и умели настоять на самостоятельной политике (Китай, Малайзия). Но большинство государств, ставших клиентами МВФ, просто не смогли себе этого позволить.

В действительности страны – лидеры глобализации вовсе не ориентированы на установление равноправных партнерских отношений со слаборазвитыми государствами, а наоборот, стремятся к последовательному наращиванию различий между государствами в уровне производства. Результат этого – ослабление и дестабилизация конструктивной взаимозависимости национальных экономик и усиление социально-экономической дифференциации народов, соответственно, господствующего положения одних стран и зависимо-подчиненного положения других. Важно понять, что такого рода ассиметричная взаимозависимость, как правило, не определяется действием нейтральных экономических сил, а является следствием осмысленных действий крупнейших финансово-хозяйственных субъектов, точнее сказать, действий государств-гегемонов, создающих правовые механизмы, позволяющие или облегчающие присвоение прибавочной стоимости в любом уголке нашей планеты и защищающие результаты такого присвоения, задействовав (в зависимости от конкретных условий, силы сопротивления, значимости задачи и т. п.) все имеющиеся рычаги контроля, все меры воздействия – от предоставления кредитов до прямого вооруженного вмешательства.

Колониальное или периферийное положение множества стран мира – объектов глобализации не оставляет им шансов выйти на траекторию устойчивого роста и сравняться со странами центра. Более того, происходит нечто совершенно иное: развитие стран мировой периферии направляется таким образом, чтобы они играли роль амортизатора проблем развитых стран. Сбалансированность хозяйственного развития стран периферии невыгодна развитым странам, поскольку позволяет им отказаться от роли донора последних. Диспаритет цен, утечка умов, отток капитала, растущие долги становятся постоянным источником возобновления структурных диспропорций, зависимости и отсталости. Именно такого рода ситуация и устраивает стран-гегемонов.

В этом смысле крах системы мирового социализма и открытие рынков с многомиллионным населением явились факторами колоссального смягчения трудностей и остроты противоречий глобального капитализма. Примечательно и то, что так называемое вхождение в мировой рынок стран бывшего социалистического содружества отнюдь не означает присоединение их к странам – лидерам глобализации, как это внушали нам в свое время проводники реформ, а оборачивается новой, еще не до конца изученной формой зависимости. Глобализация в том виде, как она развернулась в конце XX в., была бы в принципе невозможна без падения бывшей второй сверхдержавы – СССР, без разрушения биполярного мира. В этом случае все попытки США к достижению мирового лидерства, доминирования и даже господства (к установлению однополярного мира) были бы просто невозможны. Представляется, что вряд ли кто-либо из серьезных исследователей будет утверждать, что все эти эпохальные события XX в. произошли исключительно сами собой, стихийно-спонтанно, без направляющей и организующей воли.

Таким образом, глобальный мир, о котором так много сегодня говорят, не формируется сам собой, стихийно, спонтанно, а создается силой и нуждается в ней для своей самореализации (разве не об этом свидетельствует война в Ираке?). В сущности, этот мир, если чем и отличается от империй, в прошлом сколоченных мечом, так это своими масштабами, но не внутренним принципом. В самом деле, нельзя не согласиться с мыслью о том, что устранение с мировой арены фактора военной мощи непременно обернулось бы тем, что экономика нашей планеты стала бы функционировать и развиваться по-другому и в другом направлении. Без постоянного присутствия фактора военного давления (разумеется, здесь нельзя забывать и о других факторах – финансовых, информационно-идеологических и т. п.) мировая экономика структурировалась бы совершенно иначе. В этом случае все разговоры о том, что глобализация представляет собой исключительно продукт стихийно-спонтанного развертывания рынка, выглядели бы предельно наивно.

Можно вести речь о двух сторонах глобализации: глобализации как естественном, стихийно-спонтанном, неуправляемом процессе и глобализации как искусственном, организуемом и управляемом процессе. Глобализация как естественный процесс является результатом различных незапланированных и в очень малой степени предсказуемых трансформаций и изменений в техносфере, в экономической, политической и, в целом, социокультурной жизни общества. Глобализация как искусственный процесс включает элемент прямого или замаскированного, осознанного (просчитанного) насилия, т. е. попыток навязать силой или другими методами (подкупом, обманом, убеждением и внушением) тех или иных ценностно-мировоззренческих, экономических, политических представлений и соответствующих им решений и направленности действий. На деле рукотворная глобализация характеризует собой желание стран, вырвавшихся вперед в технико-экономическом развитии, получать, используя естественный процесс взаимопроникновения различных социокультурных достижений, доминирующее положение в структуре международных отношений, а также придать характер универсальности своей модели развития, навязать ее другим странам и народам, лишив их тем самым возможности самостоятельного исторического творчества.

В сущности, объективной предпосылкой диспропорций в развитии мировой экономики, неравенства между странами и народами, исходным фактором успеха одних и неудач других стала общественная производительность труда, которая и предопределила возникновение трудно преодолимого барьера между развитыми странами, где производительность труда выше среднемировой, и отсталыми странами с производительностью труда ниже среднего уровня[220]. Предпосылку общественной производительности труда правительства стран Западной Европы и Северной Америки стали бесцеремонно и жестко эксплуатировать в своих корпоративных интересах. И ничего удивительного тут нет. В современных условиях любой социальный, экономический и политический процесс в принципе не застрахован от его эгоистического использования отдельными социальными группами, мировой финансовой олигархией, организованными преступными группировками и кланами. Однако использовать можно лишь какой-то реальный, а не абсолютно искусственный процесс.

Соглашаясь с тем, что глобализация имеет под собой определенную объективную основу, мы, тем не менее, утверждаем, что в том виде, в каком она сегодня воплотилась в реальность, глобализация является вызовом для всего мирового сообщества и не может быть для него приемлемой.

Во-первых, не может быть приемлемой, потому что становление и утверждение глобального мира нельзя путать с его американизацией, а именно эту модель глобализации стараются навязать человечеству. Каждый регион планеты, каждая цивилизация, каждая большая культурная традиция (например, русская) имеют полное право участвовать в формировании нового мироустройства.

Во-вторых, недопустимо лишать народы мира их права на демократический суверенитет. В условиях американо-западнической либеральной глобализации обнаружилась тенденция к появлению наднациональных органов власти и управления типа Международного валютного фонда, Всемирного банка и подобного, которые никто не выбирал, но которые пытались и пытаются монопольно управлять мировым сообществом, навязывать свою волю народам мира. Каждый народ имеет неотчужденное право выбирать свое правительство и контролировать его действия.

В-третьих, глобализация действует в направлении деконструкции суверенных национальных государств и национальных сообществ, открывает возможности вывода элит из сферы их служения национальным интересам и из системы национального контроля. Если на международной арене появляются лидеры, проводящие независимую национальную политику и выражающие глубинные интересы своих народов, то на них сразу же открывается «охота», начинает оказываться беспрецедентное давление, принимающее самые разнообразные формы, вплоть до физического устранения.

Феномен «дезертирство элит» (высказывание А.С. Панарина) в наше время приобретает зловещие черты. Поведение российской элиты в постперестроечный период – наиболее яркое подтверждение этому. Поэтому перед народами мира стоит задача разрушить алгоритм нынешней глобализации и восстановить в полном объеме национальный контроль над элитами, пресечь неуемное желание многих их представителей служить не своим народам, а новоявленным хозяевам мира, объединенным в глобальные структуры.

Глобализация способствовала увеличению разрыва в уровне жизни населения стран Третьего мира и индустриально развитых стран Первого мира периода господства индустриального общества.

Причем самое тревожное – быстрое нарастание диспропорции. Как показал доклад ООН «Глобализация с человеческим лицом» (1999), разрыв в уровне жизни между пятью богатейшими и пятью беднейшими странами в 1960 г. составил 30: 1, в 1990 – 60: 1, в 1997 – 74: 1.

В эпоху глобализации в разрыве жизненного уровня между богатыми и бедными странами обнаружились совсем другие масштабы и темпы нарастания. Достаточно сказать, что только за последние 15 лет доход на душу населения существенно понизился более чем в 100 странах.

Но в наибольшей степени свое деструктивное начало обнаружила глобализация в денежно-финансовой сфере. В этой сфере она породила новую и опасную разновидность валютно-финансовых кризисов. Выяснилось, что свободно мигрирующий по миру капитал (финансовая свобода) способен порождать разрушительные спекулятивные смерчи, оказывать мощное дестабилизирующее воздействие на национальные экономики. «…Быстрая глобализация финансов представляет собой основной источник уязвимости всей глобальной экономики. Спекулянты могут подорвать стабильность национальных валют, принуждая правительства принимать дорогостоящие меры и способствуя росту безработицы и нищеты. Упрощается совершение и распространение мошеннических операций в глобальном масштабе. В современной мировой экономике большинство государств, в отличие от индустриально развитых стран, бессильны в отношении внутренних последствий колебаний валютных курсов, движения капиталов и других источников нестабильности, вызванных глобализацией финансов»[221]. При этом финансовые спекуляции очень часто сопряжены с включением в действие механизмов самоорганизующихся (самоосуществляющихся) прогнозов, способных непредсказуемо обрушить банковскую систему, валютный рынок, рынок ценных бумаг страны-жертвы. Наибольшую уязвимость по отношению к всевозможным ситуациям испытывают страны, недавно вступившие на путь рыночных реформ и в силу этого не обладающие развитыми инструментами экономической политики и необходимым опытом. Можно утверждать, что современная валютно-финансовая система таит в себе возможность стихийных как не спровоцированных, так и сознательно спровоцированных кризисов. Сегодня ведущие страны Запада (прежде всего США) вместо того, чтобы указывать человечеству путь вперед, оказались инициаторами неожиданной инволюции – возврата от капитализма «веберовского» типа к его старой спекулятивно-ростовщической модели[222].

Важно понять, что тот вариант постиндустриализма, который ныне утверждается в развитых странах, отнюдь не выступает в качестве гуманистической альтернативы индустриально-рыночной цивилизации и ведет к новым, еще более жестким вызовам природе и культуре. Это обусловлено тем, что техно-центрическая модель западноевропейского постиндустриализма оказалась непосредственно связанной с технологиями дематериализации богатства – придания ему знаковой формы для последующего включения в систему мирового информационно-электронного обмена, что на деле сплошь и рядом оборачивается откатом в развитых странах от продуктивной экономики и утверждением новой формы ростовщичества – господства электронных денег и власти виртуальной экономики, связанной с фиктивным капиталом, власти банка над предприятием, а международной финансовой олигархии – над национальными экономиками, т. е. по сути, новой формой паразитаризма и глобального хищничества.

Сегодня человечество, как представляется, вступило в новую фазу своего развития – фазу игрового (если так можно выразиться) капитализма, втягивающего в крупную спекулятивную игру всю мировую экономику. Наиболее рельефным проявлением этого можно считать возникновение финансово-экономических игровых технологий, не имеющих аналогов. Они способны подрывать национальный суверенитет в областях, затрагивающих основы существования людей, их материальную обеспеченность. Обнаружилось, что наряду с глобальными информационными полями, позволяющими действовать на сознание людей поверх государственных границ, в мире образовались и другие глобальные поля, открывающие возможности аналогичных действий в отношениях материальных факторов человеческого существования.

Игровая капиталистическая экономическая система – это система апокалиптически-катастрофическая. Если на практике постиндустриальное общество в его западной модели ведет лишь к перераспределению мировых ролей: высокоразвитые страны освобождаются от индустриальной функции (перерабатывающая промышленность) и становятся центром мировой финансовой игры, а также центром перераспределения ресурсов. Индустриальные функции передаются определенному количеству стран второго эшелона развития, способным обеспечить успешное функционирование перерабатывающей промышленности; на остальные страны выпадает роль поставщиков сырья и дешевой рабочей силы. Причем постсоветское пространство – часть мировой периферии, богатой сырьевыми ресурсами и осуществившей в свое время собственными силами индустриализацию[223], предстоит в соответствии с данным распределением ролей деиндустриализировать и превратить в ресурсного и экологического донора западного центра силы. Такова структура мира, планируемая и выстраиваемая на нынешней фазе развития постиндустриализма. Поэтому в своем буржуазно-либеральном варианте концепция постиндустриализма не представляет никакой реальной альтернативы экологически разрушительному индустриализму, инструментально потребительскому отношению к миру. Самая главная опасность, однако, состоит в том, что глобализация в своем евроатлантическом варианте осуществления способна вести к изменению, а в тенденции – и к устранению национальных форм и содержания, до сих пор выступающих основой цивилизационного разнообразия человечества, народов мира.

Глобализация, справедливо отождествляемая сегодня многими исследователями с американизацией, угрожает тем, что обеспечивает выживание и устойчивость человечества. Она угрожает этническому, культурному и цивилизационному многообразию, которое по многим признакам для выживаемости человечества имеет такое же значение, как разнообразие видов в живой природе. Пресечение этнического, культурного и цивилизационного многообразия, полная планетарная интеграция, переход от множественности государств, народов, наций и культур к униформному миру обернется если не гибелью и смертью социального мира вообще, то, по крайней мере, его бесконечным упрощением и обеднением. Закон разнообразия – важнейший закон системогенетики (общей системной теории), исследующий общие законы преемственности, наследования эволюции в «мире систем».

Надеяться, что под воздействием евроамериканских ценностей все народы мира будут трансформированы в некое единое аморфно-всеобщее человечество, – очередная эпохальная иллюзия. В многообразии человеческого духа, многоцветий культур народов – жизненность и сила человеческого рода. Исторически сложившееся деление человечества на культурно-исторические типы (различные локальные цивилизации) является непреодолимым препятствием на пути реализации глобального проекта унификации человечества.

Глобализация как форма подлинной интеграции и действительного объединения человечества может стать возможностью и необходимостью только в том случае, если она вместо унификации и нивелировки будет сориентирована на сохранение человеческого разнообразия, на реализацию принципа справедливого равенства между странами, народами, если в ее основу будет положен принцип полицентричной организации экономической, политической и культурной жизни людей и если она будет происходить естественно.

Отсюда задача грандиозной важности – направить глобализационные процессы в такое русло, в рамках которого откроются возможности для решения, а не умножения фундаментальных глобальных проблем, стоящих перед человечеством.

В наше время вектор развития экономической, политической и социокультурной жизни направлен в сторону создания больших пространств. В древности и в средние века развитие экономики и технологических укладов этого не требовало, несмотря на различные военно-политические объединения, союзы, завоевания и подобное, имела место тенденция к раздробленности, к созданию независимых образований в виде небольших княжеств, герцогств и т. п. Позже с развитием заводского и фабричного производства появилась объективная потребность в формировании общенационального рынка, в возникновении крупных национальных государств. Как свидетельствуют факты истории, процесс образования национальных государств был сложным, противоречивым и длительным. Со второй половины XX в. (особенно последней его четверти) экономика, новые технологии потребовали для своего успешного функционирования еще больших пространств, т. е. выхода экономических систем за рамки национально-территориальных образований. Однако это не означает, что для развития современных хозяйственных структур нужна вся планета. Процессы экономической интеграции вполне успешно протекают на континентальных и субконтинентальных пространствах, в географических регионах, населенных родственными народами в цивилизационном и социокультурном отношениях, т. е. народами, принадлежащими, как правило, той или иной локальной цивилизации современного мира. Наиболее ярким примером региональной интеграции выступают страны Западной Европы, ряд государств Юго-Восточной Азии. В последнее время тенденция к региональной интеграции стала заметно проявлять себя и в Латинской Америке. Импульсивное и обостренное стремление к консолидации присуще некоторым лидерам, общественным и религиозным деятелям исламского мира. Другое дело, что США и их союзники пытались и пытаются навязать реальным интеграционным процессам свою версию направленности их развития. По сути США стремятся сконструировать систему глобальной регуляции мировой экономики, не соответствующую действительному характеру и объективным тенденциям ее развития. Их цель – однополярный мир, которым можно управлять из одного центра.

Мир, однако, несмотря на все усилия этой новой и необычайно агрессивной имперской сверхдержавы превратить его в однополярный, остается и будет долго, если не всегда, оставаться многополярным, полицентрическим. На практике глобализационный проект США, ориентированный на моноцентричность мира, оказался очередной эпохальной иллюзией, фантомом. В реальности идет интенсивный процесс формирования самодостаточных региональных центров развития и силы, объединяющих целую группу государств и вступающих между собой в жесткую конкурентную борьбу. Это происходит потому, что сама идея установления моноцентрического мира противоречит логике социального, базирующегося, как и все в мире живого, на законе разнообразия. Ни глобальный характер современных информационных технологий, ни интернет, ни скоростной транспорт не в состоянии сами по себе обеспечить единство мира, преодолеть его разорванность и противоречивость. В практике реальной жизни процесс становления новой геоструктуры мира, нового миропорядка, нового мироустройства имеет тенденцию не только к интеграции, но и к дезинтеграции, к формированию новых и жестких разделительных линий. Мир, структурируясь иначе, по-прежнему остается не единым.

Сегодня ряд исследователей (в отличие от многих заокеанских аналитиков, которые, исходя из факта явного превосходства США в военном и экономическом отношении, доказывают возможность утверждения под эгидой Соединенных Штатов одного глобального центра мира) выдвигают вполне взвешенную и аргументированную точку зрения, согласно которой «мировой системе предстоит стать полицентрической, а самим центрам – диверсифицированными, так что глобальная структура силы окажется многоуровневой и многомерной (центры военной силы не будут совпадать с центрами экономической силы и т. п.), хотя и необязательно сбалансированной»[224]. Причем формирующийся новый миропорядок будет базироваться не на одной, а на нескольких дополняющих друг друга и в чем-то соперничающих ценностных системах. А его специфической чертой станет отсутствие универсального индивидуального лидерства. Ни одна страна (сколь бы сильна она ни была) не сможет навязать миру свою линию развития. Кроме того, грядущий мировой порядок, скорее всего, будет иметь не одну, а несколько точек роста и изменяться одновременно в нескольких направлениях, в том числе и взаимоисключающих. Это связано с тем, что на авансцене мировой истории с неожиданной быстротой стали появляться новые акторы и игроки, и хотя они пока не принадлежат к мировым лидерам по уровню экономического развития, тем не менее, уже сегодня способны создать под своим лидерством региональные центры развития и силы, противостоящие дальнейшей экспансии евроамериканской цивилизации, и в состоянии отстоять экономические и иные интересы стран, объединяющихся вокруг данных центров, а также сформировать коалиции, не зависимые от стран – лидеров глобализации, способные пресечь тенденцию к утверждению моноцентрической геополитической структуры мира и трансформировать ее в полицентрическую структуру. Эти государства имеют мощный военный потенциал, длительную историю и глубокие культурные традиции. Они не могут смириться с постулатом заведомого неравенства, с униженностью в мировой иерархии, со сведением их до уровня управляемой геополитической величины и непременно найдут способ своей консолидации, поскольку такое положение несовместимо с их генетическим кодом исторического самосознания. Не так легко перевести в русло желаемой для себя политики такие страны, как Россия, Китай, Индия и другие, чье историческое прошлое и национальное самосознание препятствует унизительной зависимости от любой державы или группы держав. Поэтому можно предположить, что будущая геополитическая структура мира будет состоять из автономных самодостаточных центров развития и силы, каждый из которых обзаведется собственной сферой влияния, т. е. верх возьмет не принцип тотальной глобализации, а принцип регионализации мира. Это и будет вариант, близкий к классическому типу баланса сил.

Симптомы такого рода поворота событий выявились, и их множество. Сегодня на нашей планете наряду с существованием огромного количества стран Третьего и отчасти бывшего Второго мира, утративших способность к самостоятельному развитию (так называемых падающих или несостоявшихся государств), выделился целый ряд крупных стран, которые, несмотря на свое прошлое и даже нынешнее отставание от стран Первого мира (лидеров глобализации), быстро создают предпосылки для перехода на более высокую ступень мировой иерархии и начинают активно воздействовать на процесс формирования нового миропорядка, новой геострукгуры мира. В специальной литературе подобные государства называют восходящими странами-гигантами. Пальма первенства среди них принадлежит Китаю, масштабы территории, численность населения и темпы роста которого в своей совокупности беспрецедентны. В эту группу государств включают Индию, Бразилию и Россию. Появилась даже аббревиатура, состоящая из начальных букв в названии данных государств: БРИК – Бразилия, Россия, Индия, Китай. В последнее время стали говорить о втором эшелоне восходящих стран-гигантов, к которым относят ЮАР, Пакистан, Индонезию и Мексику. Для обозначения этих стран также уже появилась своя аббревиатура – ЮПИМ.

Восходящие страны-гиганты первого и второго эшелона успешно преодолевают комплекс периферийности и выходят на передовые рубежи. Сам факт их существования свидетельствует о неизбежности перехода от моноцентризма, навязываемого миру США, к полицентризму, от однополярности к многополярности.

Почему не глобализация, а регионализация становится доминирующим фактором мирового развития? Дело в том, что в современных условиях прежде всего из-за ограниченности ресурсов ужесточается конкуренция по всем направлениям и азимутам. В ситуации ужесточения глобальной конкуренции на мировых рынках подавляющее большинство государств нашей планеты могут сохранить суверенитет и политическую субъективность только в союзе с другими государствами созданием коалиции государств, позволяющей успешно противостоять давлению глобальных монополий и прочим глобальным опасностям и кризисам, которые породила глобализация. Прежде всего она запустила в действие механизм, позволяющий странам с производительностью труда выше среднемирового уровня выкачивать из стран с производительностью труда ниже среднемирового уровня всевозможные ресурсы – природные, финансовые, интеллектуальные, человеческие, включая даже красивых женщин. Дифференциация по уровню доходов между населением развитых и отставших стран стала в этой связи нарастать с угрожающей скоростью. Однако у государств и народов мира существует инстинкт самосохранения. К сегодняшнему дню его проявлением как раз и стал «переход от глобализации к регионализации, т. е. от формирования единого общемирового рынка к созданию системы региональных рынков. В их рамках в силу снижения остроты конкуренции смогут не только существовать, но и развиваться относительно менее эффективные общества»[225].

Регионализацию, таким образом, можно рассматривать как реакцию стран на вызовы глобализации, как способ ограничить ее негативное влияние на национальную экономику посредством установления внутрирегиональных преференций, внешних барьеров и коллективного протекционизма. «Регионализм – один из способов справиться с глобальной трансформацией, поскольку большинству стран недостает сил и средств для того, чтобы одолеть такие проблемы на национальном уровне», – пишет шведский политолог Б. Хеттне[226]. А вот взгляд на эту проблему известного российского экономиста академика С. Глазьева. Он пишет: «Нужно понимать, что весь мир стоит на пути создания мощных региональных союзов, которые могут выжить в конкурентной борьбе. Буквально через несколько лет мы станем свидетелями организации торгово-экономических отношений и связей не столько между странами, сколько между крупными региональными группировками, каждая из которых будет стремиться доступными ей способами накачать мускулы и стать весомым игроком, с которым считаются другие. Конкуренция будет вестись между ЕС, НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли), Меркосур (Таможенный союз ряда государств Южной Америки), ЕврАзЭС, Индией, Китаем и Японией, которые создают зону свободной торговли в Юго-Восточной Азии»[227].

Некоторые авторы считают, что сегодня обозначились контуры мира без Запада. Этот новый мир покоится, с их точи зрения, «на углубляющихся быстрыми темпами взаимосвязях между развивающимися странами (через потоки товаров, денег, людей, идей), которые, на удивление, неподконтрольны Западу. В результате формируется новая, параллельная, международная система с собственными нормами, институтами и общепринятыми структурами власти… Восходящие державы начали выстраивать альтернативную архитектуру институтов и особые модели государственного управления, которые составляют каркас их собственного – и очень реального – устойчивого и легитимного (в глазах большей части остального мира) политико-экономического порядка»[228].

Охвативший планету в конце 2010-х гг. финансово-экономический кризис стал ускорять процессы регионализации мира и привел к противодействию схеме всеобъемлющей, стандартизирующей глобализации (точнее, американизации). Глобальный кризис убавил разговоры о регионализации как ступени на пути к глобализму или о глобализации как процессе, осуществляющемся через регионализацию, дал серьезные основания многим исследователям полагать, что регионы в послекризисный период представляет собой вполне самостоятельные образования, которые изначально по своим целям и функциям будут направлены против глобализма, поставившего их в докризисное время в крайне невыгодные условия. Более того, кризис позволил некоторым аналитикам с достаточной степенью доказательности говорить о разворачивающемся на нашей планете процессе деглобализации. После победы над Советским Союзом в «холодной» войне экономически развитые страны перекроили мир исключительно в интересах своих глобальных корпораций. И сделали это так недальновидно, что лишили половину человечества возможностей нормального развития. Эта геооперация вызвала не только глобальную напряженность, всплеск терроризма и миграций, но и ограничила возможности сбыта товаров, произведенных в самих этих странах. В результате данные страны (прежде всего США) и сами попали в объятия кризиса перепроизводства. Эффективность модели развития евроатлантической цивилизации повсеместно стала подвергаться сомнению и критике. Вот некоторые суждения, высказанные в эти кризисные 2007–2010 гг. целым рядом исследователей.

Американский экономист Р. Олтман (занимавший в 1993–1994 гг. должность заместителя министра финансов США) в своей статье «Геополитическое поражение Запада» пишет, что глобальный финансово-экономический кризис подорвал доверие к экономике Запада, что он уводит мир от однополярной системы и смещает мировой фокус в сторону от США. Р. Олтман считает: «В среднесрочной перспективе глобальный плацдарм Соединенных Штатов будет уменьшаться, в то время как другие страны, особенно Китай, получат шанс ускорить свое восхождение»[229]. Британский эксперт Андриан Пабст заключает: «Мир больше не будет тянуться за Западом. Атлантическая однополярность… уже не формирует и не направляет глобальную геополитику и геоэкономику»[230]. Министр иностранных дел Сингапура Дж. Ео отмечает: «Развивающиеся страны уже не станут устремлять свои взоры только на Запад как источник вдохновения; они тоже повернутся к Китаю и, может быть, к Индии»[231]. А бывший премьер-министр Бельгии Ги Верхофстадт утверждает: «Совершенно очевидно, что однополярное мироустройство доказало свою неэффективность и нежелательность. Так что, нравится нам это или нет, мы в каком-то смысле возвращаемся к региональным империям и вступаем в новый век»[232]. По мнению директора лаборатории стратегических сценариев Института экономических исследований Nomisma (Болонья, Италия) А. Полити, идеология рыночной экономики (невидимая рука, витальная сила и демократия рынка) подорваны. «Если все это, – пишет он, – и не станет концом рыночной экономики по сути, мало сомнений в том, что управляемая рыночная экономика стран БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) будет разительно отличаться от евроатлантической. Сценарий упадка привычной системы может показаться пугающим, но лучше смоделировать его (и сделать выводы по изменению курса), чем идти на поводу у инерции мышления, интересов привилегированных кругов и невежества, которые стремятся заблокировать радикальные перемены»[233]. Д. Белл, всемирно известный автор теории постиндустриального общества, анализируя процессы регионализации мира, приходит к выводу о том, что наша эпоха становится «эпохой разобщенности». Он подчеркивает, что, несмотря на усилия некоторых политиков сконструировать однополярный мир, реальные события идут своим чередом. Согласно ему «именно поэтому мы наблюдаем сегодня прецеденты региональной интеграции… Регионы – вот те политические, социальные и культурные единицы, из которых будет строиться мир XXI в.»[234].

Даже 3. Бжезинский признает, что «500-летнее глобальное доминирование атлантических держав подходит к концу»[235]. Таковы оценки сегодняшней ситуации в мире. Обратим внимание на процесс чрезвычайно быстрого изменения положения. Кто бы раньше мог подумать, что Запад прямо на глазах начнет терять статус образца развития для незападных народов и стран? Но это сегодня происходит.

Неслучайно некоторые прозорливые исследователи еще задолго до глобального финансово-экономического кризиса предсказывали, ссылаясь на маятниковый характер взаимодействия «Восток – Запад», возможность смены цивилизационного лидерства в мире. Если первоначально в ходе цивилизационного развития лидировал Восток (на Востоке, в Месопотамии, Египте, Индии, Китае возникли первичные цивилизации, восточный «человек спиритуальный» дал миру Библию, Коран, «Бхагавад-Гиту» и т. п.), а в XV–XVIII вв. это лидерство перешло к Западу, дополнившись в XX в. лидерством США, к экономическому человеку, утвердившему агрессивно-потребительское отношение к миру, то сейчас, в силу экологического императива и других глобальных вызовов нашего времени, путь, приведший Запад к успеху, может быть в обозримой перспективе пресечен, и мировое лидерство снова вернется к Востоку[236]. Уникальные культуры таких евразийских гигантов, как Китай и Индия, обнаружили исключительную выживаемость и устойчивость. Данные страны как никакие другие азиатские государства обладают способностью к противостоянию инструментально-потребительской цивилизации Запада. Причем в духовном плане здесь особо выделяется Индия. Индийская культура обладает посттехническим, постпотребительским, постэкономическим потенциалом – альтернативами современному агрессивному глобализму, его хищническим интенциям и установкам. И этот потенциал не имеет в мире аналогов. Постэкономический потенциал обусловлен великой индо-буддийской духовно-религиозной традицией, отличающейся от всех других духовно-религиозных традиций удивительной глубиной и основательностью осмысления окружающего мира. Можно поэтому предположить, что индо-буддийская традиция способна выступить в качестве одной из предпосылок кардинальной перестройки той картины мира и мировоззрения, которые сформировались в эпоху европейского Возрождения и Нового времени и продолжают до сих пор господствовать, несмотря на свою несовместимость с экологическим императивом.

В истории, таким образом, действует мегацикл, т. е. на земле доминирует то западная часть мира и ее менталитет, то восточная. Вначале господствовала восточная фаза мирового мегацикла, потом западная. Теперь западная фаза вошла в период таяния и утери своих потенций. Впереди, похоже, восточная фаза мирового мегацикла.

Исследователи Д. Кадшика и М. Сингха пишут, что настало время объединить усилия Индии, Ирана, Китая, России и Малайзии для выхода из плена ошибочных концепций и поиска более приемлемых стратегий – для себя и для других стран[237]. С их точки зрения, три гиганта Евразийского континента – Россия, Китай и Индия способны обеспечить срыв плана Запада навязать Востоку перспективу догоняющего развития (отсталого Юга), т. е. вечной зависимости от Запада и вечного комплекса неполноценности, и создать самостоятельную стратегию развития, собственную историческую линию поведения.

Весьма интересное суждение в этой связи высказывает российский исследователь В.И. Пантин: «…Уже появляются признаки грядущего изменения мирового порядка, очередной геоэко-номической и геополитической революции. В XXI в. намечаются новые сдвиги и изменения мирового порядка. В частности, на сцену глобальной политической истории постепенно выдвигаются три азиатские страны-цивилизации – Япония, Китай и Индия, уже ставшие мировыми центрами экономической и политической силы. Роль этих новых центров силы на протяжении XX в. медленно, но верно возрастала и неизбежно будет возрастать в XXI в.: вектор мировой истории снова начинает поворачивать на Восток. В результате этих долговременных процессов прежняя «периферия», или «полупериферия», в недалеком будущем может стать «центром» мирового развития, как это уже не раз бывало в истории»[238]. Уже упомянутый нами английский исследователь Н. Фергюсон подчеркивает: «Если события будут и далее развиваться так, как они развивались в последние несколько десятилетий, двухвековому доминированию Европы, а затем и ее гигантскому североамериканскому отпрыску придет конец. Япония была лишь провозвестником азиатского будущего. Она оказалась слишком мала и слишком интравертна, чтобы изменить мир. Но те, кто идет вслед за ней, и прежде всего Китай, свободны от этих недостатков… Европа была прошлым, США являются настоящим, а Азия, с доминирующим в ней Китаем, станет будущим мировой экономики»[239].

Сегодня центр международной политики неуклонно смещается в Азию. С.А. Караганов пишет: «В Азии налицо тенденция к формированию регионального экономического центра – мягкого интеграционного блока, способного через десятилетие стать мощнейшим средоточением экономической силы. Такой блок может основываться на Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Не исключено, что подобного рода альянс в конце перерастает в формальное интеграционное объединение наподобие Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА) или Европейского экономического сообщества (ЕЭС) прошлых лет. Возможно усиление юаня, иены и рупии за счет доллара. Так или иначе, становлению нового объединения будет оказано серьезное противодействие (в первую очередь со стороны США), однако этот процесс едва ли удастся остановить. Азиатские державы, обретающие уверенность в своих силах, стремятся сбросить идеологическое и культурное господство, которое им веками навязывал Запад. Они заявляют о готовности проводить – либо при поддержке соседей, либо (пока) в одиночку – самостоятельную линию в экономике и политике»[240].

Полицентричность, которая формируется на наших глазах, надо полагать, не приведет человечество к гармоничному и непротиворечивому состоянию. Теоретически многополярность может быть устойчивой при равных возможностях центров сил, при их соответствии классическому типу баланса сил. Но такая идеальная ситуация в истории редко случается, а если случается, то ненадолго, ибо она противоречит закону неравномерного развития государств. В реальности непременно какое-то государство или группа государств вырвется вперед. Новый центр силы, достигнув экономической и военной мощи, равной или превосходящей потенциал ведущих государств мира, сразу же начинает требовать для себя нового статуса, означающего на деле передел сфер мирового влияния. Борьбы, противоречий и дисгармонии, видимо, человечеству не избежать еще долго. Как бы люди в своих помыслах и идеалах ни стремились к миру и согласию, человеческая история, тем не менее, остается трагически конфликтной и противоречивой. И здесь уже не так важно, какая конкретно конфигурация или геоструктура международных отношений будет господствующей в мире.

Утвердится ли схема полицентрического (многополярного) мира, в котором собственной зоной влияния обзаведутся также страны, как Китай, Индия, Россия, Бразилия и подобные, или возьмет верх другой сценарий, когда параллельно будут сосуществовать шесть или семь цивилизаций, утверждающих себя в качестве самостоятельных региональных центров мирового развития, – противоречий этих и конфликтов устранить не удастся.

Все предпринимавшиеся когда-либо попытки осуществить полную и окончательную интеграцию и универсализацию мира, включая современные попытки США и их союзников, в принципе не состоятельны, ограниченны и преходящи. Глубокой в этой связи представляется мысль М. Гефтера о «схватке разнонаправленных развитий», которые не растворяются в «едином мире», а создают перманентный «мир миров», некую взаимозависимую целостность различий – «равноразность». Исследователь призывает отказаться «от единства, по отношению к которому различия способны быть лишь версиями или вариантами». Единство, в его понимании, – это «совместимость несовпадающих векторов развития». «Мир и есть (будет?) МИР МИРОВ». Поэтому-то на смену «окончательному решению» придет «НЕОКОНЧАТЕЛЬНОСТЬ МИРОУСТРОЙСТВА как способ ужиться всем вместе на Земле»[241].

Человечеству необходимо выживать. Поэтому вновь возникающим центрам силы, крупным государствам, имеющим свои сферы влияния, так или иначе придется договариваться и улаживать проблемы. Как отдельные интеграционные экономические зоны они будут иметь взаимоотношения, скорее всего, в виде интернационализации, уступающие статусу или позиции глобализации. Судя по всему, лишь вопросы экологии, демографии, совместного освоения космического пространства и другие подобного рода проблемы приобретут всеобщий глобальный характер. Необходимость решения этих вопросов будет стимулировать взаимосвязь и взаимодействие различных центров развития и силы, объединять их. Разъединять их будет борьба за территории, богатые сырьевыми и минеральными ресурсами, за дешевую рабочую силу, за страны, еще не включенные в сферу влияния данных центров, и т. д.

Не исключено и наступление эпохи новых темных столетий, эпохи хаоса и анархии, для которой станет характерным упадок и крушение крупных государственных образований, грабежи, религиозный фанатизм, экономический застой, потеря основных достижений цивилизации, ее отступление в отдельные укрепленные анклавы и т. д. Но такого поворота событий человечество не должно допустить.

Вообще, современное состояние мирового сообщества можно определить как цивилизационный слом или как гигантскую бифуркацию, где жестко сопряжены относительно новые и весьма опасные процессы: экологический, демографический, антропологический, социально-политический, финансово-экономический, этический, религиозный и другие кризисы. Можно предположить, считает российский исследователь Л.В. Лесков, что после прохождения этой мегабифуркации мировая история в XXI в. будет развиваться по одному из нижеследующих альтернативных сценариев.

1. Униполярная глобализация по модели Pax Amerikana (мира по-американски).

2. Неустойчивое равновесие нескольких мировых центров силы.

3. Столкновение цивилизаций, нарастание волн терроризма, наркобизнеса, «малых» войн и т. п.

4. Распад мирового сообщества на слабо связанные центры силы, возврат к варварству, новое Средневековье.

5. Экологическая катастрофа – сначала региональная, а затем и глобальная.

6. Глобализация по модели партнерства локальных цивилизаций в решении общемировых проблем.

7. Глобализация по модели ноосферного постиндустриального перехода в условиях качественно нового научно-технического прорыва[242].

Похоже, что к сегодняшнему дню реальный ход мировой истории отверг первый сценарий. Современное человечество движется все ускоряющимися темпами от фантома однополярности к полицентрическому мироустройству, что, конечно, само по себе (и здесь мы согласны с Лесковым) не гарантирует стабильного и устойчивого развития человеческой цивилизации. Только два последних сценария из этих семи выступают как конструктивные и не тупиковые, способные обеспечить в постбифуркационном пространстве XXI в. выживание человечества, его устойчивое самодвижение и развитие. Однако, к сожалению, путь к реализации этих позитивных сценариев пока просматривается с большим трудом. Крот истории все еще роет свою дорогу в потемках.

Вот такими оказываются замысловатые сюжеты и пути истории современной стадии развития человечества.

Итак, однополярность, о которой так много писали и говорили после падения Советского Союза, оказалась непродолжительной. История в очередной раз продемонстрировала миру, что она не терпит супердержав. Каким бы мощным и доминирующим ни было то или иное государство, у него рано или поздно появляются соперники, и человечество вновь возвращается к полицентрическому, к многополярному миру конкурирующих между собой великих государств (центров развития и силы). И даже если США образумятся и откажутся от имперских притязаний, другие страны или группы стран начнут бороться за свою гегемонию. Борьба за превосходство и доминирование всеобща и вечна.