Проблемы общественного сознания. Вопросы культуры и литературы

Проблемы общественного сознания.

Вопросы культуры и литературы

Недостатки в общефилософском подходе к проблемам социального детерминизма отчасти компенсировались относительно высоким уровнем теоретического решения этих проблем в конкретных областях исторической науки. Каутский, Плеханов, Лафарг исследовали опосредованное воздействие экономических условий на идеологию и психологию, их влияние на формы общественного сознания. Обосновывая идею объективной закономерности общественного развития, его обусловленности экономическими условиями, материальным производством, они осуществляли творческий поиск в исторических исследованиях, применяя диалектико-материалистический метод для анализа истории.

Значительных успехов в этом направлении достиг Лафарг. Он исходил из того, что задача изучения мировой истории предполагает применение принципов историко-материалистического ее исследования и, не в последнюю очередь, принципа социально-экономического детерминизма. Своей задачей Лафарг считал популяризацию и обогащение новейшими данными археологии, этнографии и т.п. основных положений материалистического понимания истории, истории цивилизаций.

Вопросам истории культуры посвящена его брошюра «Происхождение и развитие собственности» (1895), а также работы по мифологии. Первая из названных работ Лафарга примечательна в том отношении, что в ней, наряду с рассмотрением проблемы возникновения и развития ранних форм феодальной и буржуазной собственности и критикой идеалистических идей о «вечном» характере института частной собственности, дается с позиций марксизма оригинальная трактовка истории и теории древнейших нравов. При этом Лафарг намечал весьма перспективный путь исследования. Он считал, что народы в своем поступательном историческом развитии, подобно «геологическим формациям», образовали некие пласты, в которых на базе определенного способа производства и всей совокупности общественных отношений существовало единообразие нравов. Лафарг делал вывод о том, что на заре человечества, в условиях первобытнообщинного строя существовали коллективистские обычаи и нравы.

Органически вписываются в историко-культурологические изыскания Лафарга его работы по мифологии[1853]. В работах «Миф об Адаме и Еве» (1890 – 1891), «Миф о непорочном зачатии» (1892 – 1893) Лафарг показал значение мифологических источников для понимания древнейших нравов, традиций, структуры родо-племенных отношений, эволюции первоначальных форм семьи. Мифологические сюжеты, по мысли Лафарга, помогают воспроизвести давно исчезнувшие обряды и нравы отдаленных от нас исторических эпох, с известной степенью достоверности воспроизвести уклад жизни людей первобытнообщинного строя.

Большое внимание в 90-е годы ученики, соратники и последователи Маркса и Энгельса уделяли вопросам диалектики базиса и надстройки, влиянию экономики на общественную психологию и идеологию, религию, нравственность, научные и политические доктрины. Значительный вклад в разработку этих проблем внесли Плеханов, Лафарг и Лабриола.

В книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» Плеханов рассматривал диалектику развития идей в истории общества, их обратное влияние на экономику, развитие производительных сил и производственных отношений. Одним из первых марксистских теоретиков, он поставил вопрос об уровнях общественного сознания – общественной идеологии и общественной психологии.

Плеханов определял общественную психологию как привычки, нравы, взгляды, стремления и идеалы общества, которые должны приспособиться к образу жизни людей, к экономике данного общественного строя. «Психология общества всегда целесообразна по отношению к его экономии, всегда соответствует ей, всегда определяется ею»[1854]. С точки зрения Плеханова, между экономическими отношениями и их отображением в общественной психологии существует единство, определяющееся тем, что они, по существу, представляют собой две стороны одного и того же явления «производства жизни» людей. «Экономия сама есть нечто производное, как психология, – писал он. – И именно поэтому изменяется экономия всякого прогрессирующего общества: новое состояние производительных сил ведет за собой новую экономическую структуру, равно как и новую психологию, новый „дух времени“»[1855].

Обращаясь к анализу идеологии, Плеханов подчеркивал объективный, независимый от воли и сознания людей процесс формирования идеологий как совокупностей взглядов и убеждений, характерных для данного общества. «Процесс возникновения идеологической надстройки совершается незаметным для людей образом. Они рассматривают эту надстройку не как временный продукт временных отношений, а как нечто естественное и обязательное… Отдельные лица, взгляды и чувства которых складываются под влиянием воспитания и вообще окружающей обстановки, могут быть преисполнены самого искреннего, вполне самоотверженного отношения к тем взглядам и к тем формам общежития, которые исторически возникли на почве более или менее узких классовых интересов»[1856].

Исследуя диалектику взаимодействия национальных культур, различных типов идеологий, как они сосуществуют в мировой истории, Плеханов отходит от своих догматических посылок в трактовке социального детерминизма. Во многих случаях он отрицает всеобщую «формулу прогресса», годную для всех стран и народов[1857], стремится раскрыть диалектику взаимовлияния, взаимодействия различных культур, идеологий. Харктеризуя социокультурную обусловленность каждого общественного организма, Плеханов пользуется термином «историческая среда». «Для каждого общества, – утверждает он, – существует в свою очередь известная общественная, историческая среда, влияющая на его развитие… Всякое общество живет в своей особой исторической среде, которая может быть – и действительно часто бывает – очень похожа на историческую среду, окружающую другие народы, но никогда не может быть и никогда не бывает тождественна с нею. Это вносит чрезвычайно сильный элемент разнообразия в тот процесс общественного развития, который с нашей прежней, отвлеченной точки зрения представлялся до крайности схематичным»[1858]. Теперь, подчеркивал Плеханов, мы не можем ограничиться, например, утверждением, что развитие производительных сил ведет к появлению частной собственности, к исчезновению первобытного коммунизма. «…Характер частной собственности, возникающей на развалинах первобытного коммунизма, разнообразится влиянием исторической среды, окружающей каждое данное общество». Это влияние «сказывается, конечно, и на развитии его идеологий»[1859]. Таким образом, через исследование конкретного исторического материала в концепцию Плеханова проникает идея многообразия исторического процесса, его альтернативности.

Рассмотрению форм общественного сознания много внимания уделил Лабриола в «Очерках материалистического понимания истории». Через все свои очерки он проводил ту идею, что в марксистском учении принципы морали, политики формулируются не априорно, а исходя из объективных основ общества, надстройкой которого они являются. В объяснении природы морали, искусства, философии он избегает двух крайностей, а именно того, что он называет «экономизмом» и «идеологизмом». «Экономизм» есть толкование форм общественного сознания как непосредственных продуктов экономики, «идеологизм» – выведение принципов религии, морали, искусства, философии из общих принципов и понятий. Анализ религии, морали, философии, по убеждению Лабриолы, возможен только на основе изучения объективных и субъективных условий их развития и функционирования в обществе. Он приходит к выводу о соответствии моральных норм, религиозных домыслов, философских истин в конечном счете экономическим условиям. «Этика, – писал, например, Лабриола, – сводится в известной мере к историческому изучению объективных и субъективных условий, в силу которых нравственность людей либо развивается, либо наталкивается на препятствия для своего развития. Только в этой плоскости, т.е. только в этих пределах, представляют ценность утверждения, что уровень нравственности соответствует определенному социальному положению, т.е. в конечном счете, тем или иным экономическим условиям… Принимая во внимание эластичность человеческой психики, никак нельзя считать, что развитие отдельных индивидуумов обусловлено только их принадлежностью к определенному классу или их социальным положением»[1860].

Исследуя диалектику базиса и идеологической надстройки, развивая и отстаивая марксистские положения об относительной самостоятельности искусства, морали, науки, философии как форм духовного освещения действительности и об их действенном влиянии на развитие политических и экономических структур, Лабриола, Лафарг, Меринг, Плеханов решали важную в мировоззренческом плане проблему о диалектике свободы и необходимости в истории. Вслед за Марксом и Энгельсом они подчеркивали общественную природу человека и видели пути его реального освобождения в социалистической революции. «Производительное воздействие человека на природу, – отмечал, например, Плеханов, – порождает новый род зависимости человека, новый вид его рабства: экономическую необходимость»[1861]. История собственной логикой своего развития приводит «человека к сознанию причин его порабощения экономической необходимостью. Этим дается возможность нового и окончательного торжества сознания над необходимостью, разума над слепым законом»[1862].

Для Плеханова, Лабриолы, Меринга историческая необходимость, равно как и свобода, является продуктом человеческой деятельности, причем они (необходимость и свобода) находятся в состоянии антагонизма. И в целях его разрешения человек изучает, анализирует мир необходимости, чтобы завоевать свободу. Познание требует действия – таково кредо марксистских теоретиков 90-х годов. Диалектический материализм, утверждал Плеханов, исходит из того, что «все, что есть разумного в человеческой голове, т.е. все то, что представляет собою не иллюзию, а истинное познание действительности, непременно перейдет в эту действительность, непременно внесет в нее свою долю разумности»[1863].

Ученики, соратники и последователи Маркса и Энгельса отчетливо сознавали, какая огромная работа предстоит исследователям-марксистам по разработке диалектико-материалистических концепций истории и философии, художественной культуры, литературы, религии и атеизма и т.д. В 90-е годы в этом направлении подвижнически трудились Меринг, Плеханов, Лафарг, Каутский.

«Легенда о Лессинге» Меринга представляет собой первую попытку со времен появления классических трудов Маркса и Энгельса осветить с позиций материалистического понимания истории эпоху подготовки буржуазно-демократической революции в Германии, опираясь преимущественно на отражение этого процесса в литературе. Задача, поставленная Мерингом, заставила его «искать за поверхностной более глубокую связь вещей»[1864], исследовать фактически все аспекты духовной, социально-экономической, государственной, финансовой, военной жизни Германии XVIII века, жизни отсталых прусских провинций тогдашней Германии. Основное содержание труда Меринга заключается не столько в анализе художественного творчества Лессинга, его эстетических воззрений, сколько в исследовании широкого социокультурного фона, обусловившего особенности развития буржуазно-демократического движения в Германии.

В своей книге Меринг детально проанализировал историю бранденбургско-прусского государства до конца XVIII века, развенчал созданную апологетами-историками монархически-националистическую легенду об особой роли Пруссии, династии Гогенцоллернов в истории Германии, ее национальном и культурном развитии. Исходя из принципов материалистического понимания истории, он показал, что процесс национального объединения Германии был обусловлен не волей отдельных монархов, но объективными потребностями капиталистического развития страны. Анализ происхождения, развития и экономической основы бранденбургско-прусского государства позволил Мерингу раскрыть его классовую сущность как государства юнкерского и крепостнического, милитаристского и антидемократического, антинародного. Таким образом, имевшая широкое хождение в официальной немецкой историографии попытка изобразить прусское государство государством надклассовым потерпела фиаско. Меринг критически анализировал роль прусской монархии и юнкерства в германской истории XIX века.

В центре теоретических интересов Меринга – становление буржуазного способа производства, буржуазной цивилизации. При этом революционный подъем «третьего сословия» был для него чем-то большим, чем простой пролог к воцарению законов рынка и капиталистической эксплуатации. Он рассматривал этот подъем как своеобразное предвосхищение грядущей борьбы за социализм.

С развитием капиталистического способа производства, с выходом на арену мировой истории пролетариата буржуазия утрачивает свой революционный потенциал. С этого момента соотношение экономических отношений капитализма, с одной стороны, и уровня духовного развития начинает приобретать более противоречивые, остроконфликтные формы. Прежней истории они были не известны, а теперь стали отражать неравномерный, драматический характер общественного прогресса.

Диалектика этих отношений, пусть не до конца осознанная Мерингом, послужила в несколько абстрактной форме той почвой, на которую опиралось здание его материалистических воззрений. Меринг сделал, по существу, лишь первые шаги в направлении, указанном Марксом и Энгельсом. Анализируя историю литературы, искусства, философии, Меринг искал причины их высокого подъема в эпохе, предшествовавшей окончательному утверждению капиталистических порядков. Он не осознавал всего значения идей Маркса и Энгельса о том, какую роль играла тогда именно неразвитость капиталистических общественных отношений и классовой борьбы, неповторимая в будущем ступень, ставшая питательной почвой для развития определенных форм духовной жизни общества, отдельных родов и видов искусства. Привлекавший его идеал бюргерского прошлого Меринг никогда не трактовал в буржуазно-консервативном или буржуазно-романтическом духе. Он видел его всегда в перспективе революционного развития.

Основным недостатком взглядов Меринга на немецкую историю и духовную жизнь XVII – XVIII веков были известный схематизм и абстрактность в трактовке противоречий между феодализмом и капитализмом, диалектики генезиса капитализма в Германии. Однако в целом «Легенда о Лессинге» во многих отношениях явилась для своего времени образцом марксистского исторического исследования[1865].

В «Легенде о Лессинге» на примере истории немецкого Просвещения Меринг изложил свое понимание закономерности развития духовной культуры. Немецкая классическая литература, по определению Меринга, это начало освободительной борьбы немецкого бюргерства. В художественном и философском творчестве немецких классиков Клопштока, Винкельмана, Лессинга, Шиллера, Гёте выразились гуманистические идеалы освободительной борьбы поднимавшейся буржуазии против просвещенного деспотизма, архаичности социальной и национальной жизни страны в тот период.

Литературу и искусство Меринг рассматривал также с точки зрения их активного влияния на жизнь. В эпоху Просвещения, подчеркивал он, искусство было единственным средством борьбы буржуазии за свои идеалы. Так, творчество выдающегося немецкого просветителя Лессинга стало орудием революционной борьбы: его произведения оказали огромное влияние на становление сознания немецкого бюргерства.

В «Легенде о Лессинге» Меринг поставил вопросы преемственности прогрессивных традиций в развитии культуры, отношения рабочего класса к культурному наследию. Революционные идеалы эпохи Просвещения оказались чуждыми немецкой буржуазии после революции 1848 года. Их подлинным наследником «в силу законов исторического развития»[1866] является рабочий класс, которому эти идеалы созвучны своим гуманистическим и социально-критическим пафосом. В том же направлении, но на ином материале (современной французской литературе) развивал в 90-е годы свои взгляды на проблемы культуры Лафарг.

Литературно-критические статьи Лафарга «„Деньги“ Золя» (1891) и «Происхождение романтизма» (1896) явились как бы дополнением к культурно-историческим исследованиям Меринга. Откликаясь на важнейшие события литературы Франции тех лет, Лафарг раскрывал принципы и категории марксистской эстетики.

В статье «„Деньги“ Золя», написанной по совету Энгельса, содержится всесторонний анализ творчества и художественного метода крупнейшего французского романиста. Лафарг указывал, что в основе исповедуемых Золя эстетических принципов, также как и в основе эстетики натурализма в целом, лежит философия позитивизма. При этом его критическая оценка натурализма как художественного метода явилась продолжением критики философских основ позитивизма вообще. Лафарг отмечал, что стремление преодолеть всякую условность в искусстве, слиться с действительностью оборачивается у Золя и писателей-натуралистов преклонением перед условностью поверхностного эмпиризма, типические обобщения в произведениях, созданных на этих принципах, крайне редки и неубедительны, в них фактически нет места поиску социально закономерного. Лафарг подчеркивал, что «оригинальность Золя основана на том, что он показывает, как некая социальная сила прибивает человека к земле и уничтожает его»[1867].

Изображаемая Золя власть психофизиологической наследственности имеет все черты неконтролируемых человеком социальных сил буржуазного общества, она слепа, безлична и разрушительна для человека.

Вслед за основоположниками марксизма Лафарг находил основу различных форм эстетического сознания в реальной жизни общества, отмечал решающее влияние общественно-исторической практики на содержание и эволюцию эстетической деятельности. Так, в статье «Происхождение романтизма» он исследовал процесс возникновения французского романтизма в тесной связи с социально-политическими, философскими и художественными процессами того времени.

Плеханов – зачинатель марксистской эстетики и литературоведения в России – в своих литературно-критических работах о русских революционных публицистах и писателях (Г. Успенский, С. Каронин и др.) 90-х годов стремился обосновать свое понимание художественного творчества, опираясь на реалистические традиции революционно-демократической критики Белинского, Герцена, Чернышевского. Лейтмотивом его сочинений становятся идеи о взаимосвязи творчества художника и его мировоззрения, о зависимости художественного творчества от активной позиции художника в жизни общества и идейной борьбы и, в конечном счете, от развития общества и классовой борьбы. «…Писатель, – утверждает он, – является не только выразителем выдвинувшей его общественной среды, но и продуктом ее… он вносит с собой в литературу ее симпатии и антипатии, ее миросозерцание, привычки, мысли и даже язык»[1868].

Труды Меринга, Лафарга, Плеханова по эстетике, истории и теории культуры нередко грешили упрощенным пониманием связи между духовным творчеством и общественной жизнью. Однако, разрабатывая марксистскую концепцию искусства как формы отражения диалектики истории и логики классовой борьбы, как фактора социального прогресса, в лучших своих работах они внесли свой вклад в развитие эстетической теории марксизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.