3

3

Язык вновь погружается в тишину. О нём могут забыть. Языку свойственно забвение и, кажется, оттого он не способен стать слишком резким. Таким образом гасится превосходство языка над тишиной.

Погружение слов в забвение словно символизирует   лишь временную принадлежность вещей нам; в любой момент они могут быть отозваны обратно - туда, откуда они возникли.

Погружаясь в забвение, слово забывается, и такое забывание подготавливает почву для прощения. Это свидетельство того, что любовь вплетена в саму структуру языка: слово утопает в забывчивости человека, ибо забывая, он также способен и прощать.

 Исчезновение и забвение слова также подготавливает к приходу смерти. Как только очеловечивающее нас слово исчезает, человек умирает: смерть также вплетена в структуру языка.

Сегодня же кажется, что у языка выкрали его забывчивость: каждое слово присутствует где-то в общем шуме слов вокруг нас. В этом общем шуме слов всё проявляется лишь на миг, чтобы затем снова исчезнуть. Всё здесь  и одновременно не здесь. Нет больше действительной непосредственности слова, а, значит, нет и забвения. Забвение больше не совершается непосредственно по  воле самого человека, но происходит неподконтрольно ему в общем шуме распихивающих друг друга слов. Однако это совсем не забвение, а всего лишь исчезновение. И, следовательно, сегодня нет также и прощения, поскольку теперь уже никто не может избавиться от слова или вещи, ведь они всегда стремятся вынырнуть где-то опять. Справедливо и то, что никто больше не обладает ни словом, ни вещью - оттого люди так беспокойны сегодня.