О священниках
О священниках
Однажды Заратустра подал знак своим ученикам и говорил им такие слова:
«Вот — священники; и хотя они мои враги, проходите мимо них спокойно, с опущенными мечами!
И среди них есть герои; многие из них слишком много страдали, поэтому они хотят заставить других страдать.
Злые враги они: нет ничего мстительнее их смирения. И легко оскверняет себя тот, кто нападает на них.
Но моя кровь родственна их крови; и я хочу, чтобы моя кровь почиталась и в их крови». —
И когда прошли они мимо, напала на Заратустру скорбь; но недолго боролся он со своею скорбью и начал так говорить:
— Жаль мне этих священников. И они мне противны; но для меня это не самое важное, с тех пор как я среди людей.
Я страдаю и страдал с ними: пленники они для меня и отверженные. Тот, кого называют они спасителем, заковал их в оковы —
В оковы ложных ценностей и слов безумия! Ах, если бы кто-нибудь спас их от их спасителя!{233}
К острову думали они некогда пристать, когда море бросало их во все стороны; но смотрите, это было спящее чудовище!{234}
Ложные ценности и слова безумия — это худшие чудовища для смертных: долго дремлет и ждёт в них судьба.
Но наконец оно приходит, и подстерегает, и пожирает, и проглатывает тех, что строили на нём себе жилища.
О, посмотрите же на эти жилища, что построили себе священники! Церквами называют они свои сладостно благоухающие пещеры.{235}
О, этот поддельный свет, этот спёртый воздух! Здесь, где душа не смеет — взлететь в свою высоту!
Но так велит их вера: «На коленях вверх по лестнице, вы, грешники!»{236}
Поистине, предпочитаю я видеть бесстыдного, чем перекошенные глаза их стыда и благоговения!
Кто создал себе эти пещеры и лестницы покаяния? Не были ли ими те, кто хотел спрятаться и стыдился ясного неба?
Только когда ясное небо вновь проглянет сквозь разрушенные крыши на траву и пунцовый мак у разрушенных стен, — снова обращу я своё сердце к жилищам этого бога.
Они называли богом то, что противоречило им и причиняло страдание; и поистине, много героического было в их поклонении!
И не иначе умели они любить своего бога, как распяв человека!
Как трупы думали они жить, чёрным обшили они свой труп; и даже из их речей чую я ещё тошную пряность склепов.
Кто живёт вблизи их, живёт вблизи чёрных прудов, откуда жаба в сладкой задумчивости поёт свою песню.
Лучшие песни должны бы они мне петь, чтобы научился я верить в их спасителя: спасёнными должны бы выглядеть его ученики!
Нагими хотел бы я видеть их: ибо только красота должна проповедовать покаяние. Но кого же убедит эта закутанная печаль!{237}
Поистине, сами их спасители явились не из свободы и седьмого неба свободы! Поистине, сами они никогда не ходили по коврам познания!{238}
Из многих дыр состоял дух этих спасителей; и в каждую поместили они своё безумие, свою затычку, которую они назвали богом.{239}
В их сострадании утонул их дух, и когда они вздувались и раздувались от сострадания, на поверхности всегда плавало великое безумие.
Гневно, с криком гнали они своё стадо по своей тропинке, — как будто к будущему ведёт только одна тропа! Поистине, даже эти пастыри принадлежали ещё к овцам!
Крошечный ум и большая душа были у этих пастырей; но, братья мои, какими маленькими странами были до сих пор даже самые большие души!{240}
Кровавыми знаками отмечен путь, по которому они шли, и их безумие учило, что кровью доказывают истину.
Но кровь наихудшее доказательство истины; кровь отравляет самое чистое учение до безумия и ненависти сердец.{241}
А если кто и идёт на костёр из-за своего учения, — что это доказывает! Куда правдивее, когда из собственного пожара выходит собственное учение!
Горячее сердце и холодная голова: где они встречаются, там рождается ураган, имя ему «Спаситель».
Поистине, были люди более великие и более высокие по рождению, чем те, кого народ называет спасителями, эти яростные ураганы!
И от более великих, чем были все спасители, должны вы, братья мои, избавиться, если хотите найти путь к свободе!
Никогда ещё не было сверхчеловека. Нагими видел я обоих, самого большого и самого маленького человека:
Ещё слишком похожи они друг на друга. Поистине, даже самого большого находил я — слишком человеческим!
Так говорил Заратустра.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.