Вместо заключения. Торо в меняющемся мире
Вместо заключения. Торо в меняющемся мире
Почти полностью игнорируемый своими согражданами как писатель и философ, Торо еще при жизни стал одной из «достопримечательностей» Конкорда: молва издевательски славила полоумного чудака, презревшего каноны американского здравого смысла и отдавшего все свое время бессмысленным прогулкам в лесу. За ним навсегда закрепилась слава вольнодумца, что вызывало ненависть обывателей. По свидетельству жителей Конкорда, где похоронен Торо, до самого последнего времени на кладбище Сонной лощины приходила дряхлая старушка. Положив цветы на могилы Эмерсона и Готорна, она поворачивалась к надгробному камню на могиле Торо и, потрясая сухонькими кулачками, кричала: «И ничего тебе, грязный безбожник!» С легкой руки бывших соратников и товарищей Торо по Трансцендентальному клубу его имя в течение полувека ассоциировалось в сознании американцев с писателем-пейзажистом весьма ограниченного таланта и уж во всяком случае сугубо регионального значения. Действительно, «нет пророка в своем отечестве»: зарубежная слава Торо — в Англии, Германии и России — намного опередила его признание на родине.
В этой связи весьма интересным и важным для истории философии представляется то обстоятельство, что на творчество Торо обратил внимание Лев Николаевич Толстой. Со свойственной для него пытливостью русский писатель и философ постоянно знакомился с новейшими достижениями западной культуры. В начале 90-х годов XIX в. он прочитал эссе Торо «О долге гражданского неповиновения» и указал В. Г. Черткову на необходимость перевода этого произведения на русский язык (22, 64), что и было сделано[12].
Интерес Л. Н. Толстого к произведениям Торо со временем стал более глубоким. В лице американского мыслителя Лев Толстой увидел своего философского единомышленника. Об этом говорят и частые упоминания Торо в переписке Толстого, и многочисленные цитаты из его произведений, включенные Толстым в сборники афоризмов великих людей «Круг чтения», «Путь жизни», «На каждый день».
Идейная близость Толстого и Торо — предмет большого и самостоятельного исследования, пока еще никем не осуществленного. В данном случае можно ограничиться лишь самыми общими замечаниями. Бесспорно, что, познакомившись с идеями Торо, русский писатель прежде всего обратил внимание на теорию ненасильственного сопротивления, которая во многом, если не во всем, совпадала с его собственным учением о непротивлении злу насилием. В силу этого Толстой выделял из всех произведений Торо «О долге гражданского неповиновения». Романтический натурализм американского философа, по-видимому, оставил Толстого совершенно равнодушным. Эйльнер Моод — англичанин-толстовец, несколько раз беседовавший с русским писателем, — так передает оценку Торо Л. Н. Толстым: «Лучшим из произведений Торо Толстой считает его „Этюд о гражданском неповиновении“… Великая заслуга автора этого этюда заключается в том, что он с большой ясностью указал на право человека отвергать и отказываться каким-либо образом поддерживать правительство, которое поступает безнравственно… Торо не чувствовал никакой склонности к занятиям политическими вопросами, но в равной степени не чувствовал склонности поддерживать правительство, которое он осуждал… „Этюд о гражданском неповиновении“… может служить источником могущественного протеста против войны и других зол, насильно навлекаемых правительством» (цит. по: 16, 104).
Близость Г. Д. Торо и Л. Н. Толстого исследователи традиционно ограничивают исключительно идеями непротивления. Но ведь в мировоззрении обоих мыслителей непротивленчество вытекало из более общих философских посылок. Насколько совпадали эти посылки? Вопрос ожидает своего разрешения, хотя и сейчас можно говорить об определенном родстве взглядов Торо и Толстого на мораль, религию, науку; правда, утверждать это надо с осторожностью и оговорками. Так, секретарь Толстого В. Булгаков отмечал в своем дневнике: «Вечером (Толстой. — Н. П.) говорил, что читал книгу Торо „Вальден“ и что она как раньше ему не нравилась, так и теперь не нравится. „Умышленно оригинально, задорно, неспокойно“, — говорил о Торо Лев Николаевич» (19, 261). Но в том же 1910 г. в руководимом Толстым издательстве «Посредник» вышло наиболее полное дореволюционное издание только что упомянутого трактата (см. 3).
Посетители музея-усадьбы «Ясная Поляна» и сейчас могут видеть в рабочем кабинете Толстого среди книг, к которым писатель обращался каждодневно, томик «Уолдена» Торо, изданный в Лондоне в 1904 г. Согласно некоторым свидетельствам, имя Торо, его моральное учение были предметом постоянных обсуждений и дискуссий в кругу людей, близких Толстому. Уединенный домик на территории усадьбы, так называемый «павильон в яблоневом саду», служивший домашним лазаретом для приходивших к Толстому больных крестьян, был переименован в «виллу Торо», что объяснялось отчасти его внешним сходством с хижиной Торо на Уолденском озере.
Исследование отношения Л. Н. Толстого к философии Генри Торо может в равной степени углубить понимание творчества обоих мыслителей. Многое в этом отношении может дать изучение архива Л. Н. Толстого и прекрасно сохранившейся яснополянской библиотеки, весьма обширная иностранная часть которой на сегодняшний день еще далеко не описана. Между тем она содержит немало книг американских философов и писателей XIX в.
Имя Торо тесно связано также с общественной деятельностью выдающегося индийского мыслителя Махатмы Ганди. В 1906–1907 гг., когда М. Ганди возглавил борьбу за гражданские права индийских иммигрантов в Южной Африке, он впервые услышал о «Долге гражданского неповиновения» Торо. Впоследствии Ганди так вспоминал о прочитанном в тюрьме эссе американского философа: «Идеи Торо оказали на меня огромное влияние. Я активно воспринял часть из них и рекомендовал всем моим друзьям, помогавшим мне в деле освобождения Индии, изучить Торо. Вот почему я действительно взял из „Долга гражданского неповиновения“ название возглавляемого мною движения… До тех пор пока я не прочитал это эссе, я никак не мог найти подходящего слова для индийского satyagraha… Нет сомнения, что идеи Торо в огромной степени повлияли на освободительное движение в Индии» (65, 238–239). Ганди превосходно знал произведения Торо и, как руководитель кампании всеобщего ненасильственного сопротивления английским колонизаторам, использовал многие положения политической программы Торо. Гандизм — философско-политическое учение, обоснованное Махатмой Ганди, — в некоторых аспектах представляет собой применение идей Торо к задачам антиколониальной национально-освободительной борьбы (ср. 94, 147).
Поворотным пунктом в судьбе наследия Торо на родине стало издание в США в 1906 г. полного 20-томного академического собрания сочинений философа и писателя. Перед читателями предстал Торо во всей многогранности и сложности своего литературно-философского дарования. Начиная с этого момента резко увеличилось общее число изданий его произведений на всех языках народов мира, о Торо заговорили не только как о большом и своеобразном мастере натуралистических заметок, но и как о человеке, обладавшем мировоззрением, значимость которого отнюдь не ограничивается историей Новой Англии. В годы предвоенной депрессии интерес к Торо стал всеобщим. Практически каждый крупный американский писатель считал своим долгом высказать свое отношение к идеям Торо. Ему посвятил свою знаменитую «Конкорд-сонату» выдающийся американский композитор Чарльз Айвз. В университетах США началось исследование духовного наследия мыслителя, произведения его стали включаться в списки обязательной литературы по курсам истории американской литературы, философии и политики. В настоящее время большую информационную и отчасти координационную работу в этой области ведет основанное в 1941 г. Общество Торо, находящееся при университете штата Нью-Йорк в Дженесио. Одним из организаторов Общества, его многократным президентом и бессменным секретарем является профессор Уолтер Хардинг, крупнейший авторитет среди исследователей жизни и идейного наследия Торо. Хардинг собрал огромное число различных документов и материалов, касающихся Торо. Общество выпускает весьма скромно издающийся, но содержательный ежеквартальный «Бюллетень Общества Торо», в котором можно найти исчерпывающие сведения о новейшем состоянии тороведения в США и других странах.
Ежегодно в июне по инициативе У. Хардинга и при его непосредственном участии в Конкорде организуются двухнедельные семинары для молодых ученых, занимающихся исследованием жизни и творчества Торо. Их окончание, как правило, совпадает с общеамериканским съездом Общества Торо, по неизменной традиции собирающимся каждый год здесь же, в Конкорде, на родине философа и писателя.
Ценители биографических и мемориальных деталей жизни Торо, а также книжных раритетов группируются вокруг находящегося в Конкорде «Лицея Торо», представляющего собой своего рода симбиоз литературного музея, лектория, библиотеки, архива и книжной лавки. В лицее ведется краеведческая работа, имеющая своим прообразом «экскурсии в природу», предпринятые в свое время Торо по Массачусетсу и соседним штатам.
Неоднократно совет лицея пытался — и пока безуспешно — хотя бы самым минимальным образом отметить дом на Мейн-стрит, где последние годы жил и умер Торо. Устные анналы лицея хранят свидетельства того, как порой почти с детективными коллизиями члены лицея пытались осмотреть дом. Однако его владельцы, наслаждаясь правом неприкосновенности частной собственности, и слышать не хотят ни о каком Торо. Полностью лишенные как местной, так и федеральной финансовой помощи и существующие лишь благодаря мизерным членским взносам и добровольным пожертвованиям, Общество и лицей неизменно бьются в тисках экономических трудностей, удерживающих эти общественные организации на грани закрытия.
Хотя в послевоенной Америке слава Торо приняла общенациональный характер, это вовсе не решило всех проблем, связанных с интерпретацией его наследия в современной общественной жизни США. В 1959 г. Уолтер Хардинг писал: «Слава Торо тем не менее имеет одну важную особенность. Философ по-прежнему не имеет „официального“ признания. Его бюст не находится в зале Славы[13]. Не издано марок с портретом Торо. Его alma mater Гарвардский университет не назвал в честь Торо ни лекционной аудитории, ни скамьи в университетском зале. Ни одно скульптурное изображение Торо не украшает ни одного городского парка. Торо все еще persona non grata в определенных кругах по причине своих политических, социальных и экономических взглядов» (72, 205).
С тех пор, когда были написаны эти строки, кое-что все же изменилось. Бюст Торо наконец поместили в зале Славы, издали и марку с портретом философа. Но по-прежнему Торо — «личность, не пользующаяся доверием» в официальной американской идеологии. И это в общем-то не удивительно, ибо Торо в определенном смысле стоял у истоков той традиции, которая ныне получила наименование контркультуры, или альтернативной культуры. Отвергая идеи революционного переустройства буржуазного общества, представители «контркультуры» отвергают весь набор духовных и материальных ценностей этого общества. Не желая жить по-старому, сторонники этого течения одновременно не считают нужным изменять действительность. Естественно, у них возникает потребность в чистом морализме и спиритуалистическом натурализме. И теоретическое наследие Торо в этом смысле дает немало для «контркультурных» критиков истеблишмента.
В конце «бурных 60-х» взрыв молодежного протеста вознес имя Торо на новую высоту. Идеологи молодежного движения, и прежде всего «новые левые», обратились к наследию американской культуры XIX в. в поисках своих теоретических предшественников. И вот личность Торо, его книги, его социально-философское и политическое учение обретают «вторую жизнь», Торо провозглашается чуть ли не символом оппозиционно настроенной молодежи США. Это позволило литературоведу X. К. Уэбстеру в предисловии к новому массовому изданию Торо сказать, что идеи Торо «повели за собой участников марша на Монтгомери, штат Алабама, в 1965 г.[14] и заставили тысячи студентов участвовать в демонстрации против нашей политики во Вьетнаме в апреле этого же года» (11, XV–XVI). Особый интерес американской молодежи к учению Торо был проявлен в годы вьетнамской войны. Авторы исследования «США: студенты и политика» пишут, что Торо оказал большое влияние на формирование антивоенной оппозиции, что «его взгляды… а также предлагавшиеся им методы борьбы и ныне пользуются популярностью, особенно в студенческой среде» (40, 151). В начале 70-х годов на сценах многих американских профессиональных и студенческих театров с огромным успехом шла пьеса Ж. Лоуренса и Р. Ли «Ночь, которую Торо провел в тюрьме». В ней были широко использованы высказывания самого Торо. Особое звучание эта пьеса приобрела в условиях общенационального движения за прекращение войны во Вьетнаме.
Однако одновременно в кампанию прославления Торо энергично включились и определенные круги, формирующие общественное мнение. В трактовке литературного и философского наследия мыслителя упор все чаще и чаще стал делаться на второстепенные положения его учения, не имевшие значения в конкретной острой политической ситуации. Торо довольно быстро стал «модным» автором. «Изречения Торо… появляются на автобусных объявлениях… Цитаты из Торо можно найти на выпускаемых сберегательными банками календарях… Его имя вспоминают по самым различным поводам. Поборники охраны природы и диких животных, туристы и орнитологи-любители нашли в нем своего пророка. Вегетарианцы и энтузиасты жизни под открытым небом считают его своим братом по духу» (47, 22). Волна восхвалений оживила и критиков Торо. Они изображают философа эксцентричным человеком, который стремился любой ценой выделиться из общества и потому сводил дискуссию к абсурдным утверждениям, оригинальничал при решении и теоретических и практических вопросов.
Имя Торо символизирует для многих американцев принцип непротивления насилию, совершаемому государственной машиной. Торо, по их мнению, открывает ряд мыслителей (таких, как Л. Н. Толстой, М. Ганди, А. Швейцер, М. Л. Кинг), проповедовавших теорию и практику этого принципа. В этой связи интересно высказывание Ральфа Абернети — известного американского общественного деятеля, продолжателя дела М. Л. Кинга: «Мы считаем, что по возможности не следует прибегать к насилию. С нашей точки зрения, для угнетенного народа ненасильственные методы борьбы — это единственный путь завоевания прав в такой милитаристской стране, как Соединенные Штаты. У черного народа нет пушек, нет оружия, нет бомб, необходимых для свершения насильственной революции… Нам понятно, почему люди могут избрать оборонительные насильственные действия или даже наступательные насильственные действия. Но у нашей организации совсем другая стратегия. Она состоит в том, чтобы сопротивляться злу с помощью самой действенной, с нашей точки зрения, силы, а именно с помощью ненасильственных действий… Мы хотим заставить Америку выполнять данные нам обещания: обеспечить справедливость и равноправие для всей нации» (13, 61–62). Во главу своей концепции революции Торо поставил идею «личного примера» как основы преобразования общества. Писатель призывал граждан США нарушать несправедливые законы всеми имеющимися способами. Если сто, десять или даже один человек начнут так поступать, то в определенной кризисной ситуации это станет примером для всеобщего подражания и государство уничтожится. Определенная часть современной американской интеллигенции разделяет эту точку зрения Торо. Так, в книге «Зеленеющая Америка» профессор Ч. Рейч пишет: «В отличие от пока почти безрезультатных попыток радикалов атаковать и переделать структуру очевидные успехи имеют те, кто просто изменили свой образ жизни» (цит. по: 50, 125). Трудно сказать, чего здесь больше: утопизма или социальной наивности. Что же касается самого Торо, его интересовала политическая жизнь страны. Философ искренне переживал победы и поражения демократического движения в США. «Торо достаточно сильно любил свою страну и был совершенно откровенным относительно тех пороков, которые угрожали ее демократическим перспективам. Торо-полемист — это одновременно и Торо-пророк. Он призывал нас сопротивляться атаке на разум и духовный мир личности, атаке на то, что ныне демагогически оповещает о своем существовании под именем „американизм“. Торо напоминает нам о том, что право быть несогласным есть краеугольный камень наших гражданских свобод. Разве кто-нибудь может себе представить, что Торо, который находился в оппозиции к мексиканской войне и защищал Джона Брауна, прошел бы сегодня испытание на лояльность по методу сенаторов Броунелла и Маккарти…» — пишет марксист С. Силлен (93, 163).
Мировоззрение Торо возникло и оформилось в те годы, когда в США стали проявляться первые социальные последствия промышленной революции, и потому его учение заключало в себе и попытку объяснить эти последствия, и попытку обосновать конструктивную программу действий. Леворадикальное движение в западных странах развивалось в условиях научно-технической революции. Молодые радикалы 70-х годов протестовали против античеловечных принципов использования достижений научного и технического прогресса. Историческая параллель между промышленной революцией XIX в. в США и современной научно-технической революцией, сходство отдельных социальных последствий этих двух общественно-экономических явлений могут служить одним из возможных объяснений того, почему определенная часть американцев находила в сочинениях Торо ответы на важные для себя политические и этические вопросы.
Ныне, когда левый радикализм в США испытывает известный спад, Торо, между тем, не потерял своих ценителей. Их число отнюдь не уменьшается. Просто те, кого раньше привлекал бунтарский дух его обличительной критики «свинцовых мерзостей жизни», в современных условиях уже представляют философа апостолом «естественной жизни» на лоне девственной природы, сторонником «выпадения» (dropout) личности из системы всепроникающего истеблишмента. Что ж, каждое время создает свой образ Генри Торо. Но образ этот позволяет лучше понять время, нежели самого Торо.
«Мой опыт, — говорит Торо, — во всяком случае, научил меня следующему: если человек смело шагает к своей мечте и пытается жить так, как она ему подсказывает, его ожидает успех, какого не дано будничному существованию» (9, 374). Генри Дэвид Торо смело шел к своей мечте, хотя подчас она и была окутана дымкой романтических иллюзий. Но при всех нелегких коллизиях духовной эволюции путь Торо отмечен самозабвенными поисками истины, любовью к простым американцам, верой в грядущее счастье народа. И это делало жизнь философа и писателя решительной антитезой мещанской будничности и самоуспокоенности.