Глава 21
Глава 21
Кончилось тем, что в десять утра их всех выгнали из дома гулящей бабы, которую они все трое якобы сняли в кабаке. Выгнали со скандалом, а инициировала скандал якобы больная мать бабы. Проснувшись раньше всех, она посовалась по квартире, не нашла, чем похмелиться, и начала орать. При этом она не стеснялась в выражениях и отдельных словах, под конец договорившись до прямых угроз физического насилия над тремя какими-то бродягами, которые дрыхнут в её квартире. Под тремя бродягами якобы больная мать гулящей бабы подразумевала Сакурова, Жорку и хитрожопого дальнего родственника односельчанина Семёныча.
«Надо линять из этого гадюшника», - подумал Сакуров, окончательно просыпаясь. Рядом с ним на полу спали Жорка, Николай и муж бабы. Сама баба ругалась в кухне с одним из корешей мужа. Медперсонал и остальные кореша отсутствовали. Одни, наверно, ушли на дежурство в больницу, откуда сопровождали пациентку, другие, очевидно, отбыли в места заключения.
- Ну, чё разлеглись? – продолжала скандалить мать бабы. – А ну, валите отсюда, а то щас участкового вызову!
«Как же башка болит», - подумал Сакуров.
- Заткнись, старая швабра! – рявкнул, проснувшись, Жорка.
- Это кто тут старая швабра?! – завизжала изобиженная мать бабы.
- Ты, это, не тронь тёщу, а то худо будет, - прокряхтел муж бабы.
Жорка молча накатил мужу в ухо и тот заткнулся. Но расходившуюся пациентку неизвестного медучреждения успокоить было не так просто. Она, продолжая визжать, сдёрнула со стены пустую книжную полку и поехала на Жорку. В это время Николай встал на четвереньки, схватил озверевшую тётку за ноги и опрокинул её на спину. Упав, тётка затихла, а Николай подхватился и крикнул:
- Полундра!
- Да, надо смываться, - поддержал Николая Жорка и толкнул Сакурова. Константин Матвеевич, стеная, оторвал туловище от жёсткого ложа и, шатаясь, направился к выходу. Шёл он еле-еле, цепляясь ногами за пол в комнате и прихожей. Поэтому успел услышать, о чём ругалась гулящая баба с одним из корешей её мужа.
- Ты, чё, сволочь, опять решил нахаляву мной попользоваться? – вопила баба.
- Да ничего я тобой не пользовался, - добродушно отбрехивался кореш.
- А какого хрена мы с тобой голые в ванной валялись? – не отставала баба. – Ты чё, думаешь, я совсем дура? Поэтому, давай, гони расчёт за те два раза и этот!
- Да ладно, куплю я тебе бутылку водки…
- Я тебе чё, дешёвка подзаборная? Купишь две!
- Танька! – подала голос очухавшаяся мамаша. – Наших бьют!
- Ты долго? – спросил Жорка. Он, было, выскочил на лестничную площадку, но решил вернуться посмотреть, чего так долго тормозит Сакуров. К тому времени Танька и задолжавший ей за услуги специфического свойства кореш мужа вылезли в коридор. Взбодрённые призывом пациентки неизвестного медучреждения, намерения они имели самые агрессивные. А Сакурову осталось три шага до спасительной двери. Жорка моментально оценил ситуацию и посоветовал Сакурову:
- Костя, сунь им по разу на прощание и – ходу.
- Не могу! – почти беззвучно воскликнул Сакуров. Его тошнило от одного только процесса черепашьего движения, а мысль о возможных более активных действиях ввергала его просто в паническое отчаяние.
- Понял, - сказал Жорка, пихнул Сакуров к двери и пошёл навстречу воинственной парочке.
- А-а! – воодушевился кореш мужа гулящей бабы, увидев перед собой всего лишь одного однорукого инвалида. Сначала он предусмотрительно следовал за своей подругой, но теперь решил её по-джентльменски обойти. Но не успел. Жорка быстро примерился и, не разбирая полов, ахнул гулящую бабу в пятак прямым левым. Баба ойкнула и повалилась на кореша мужа, а потом они оба хлопнулись о пол.
Выскочив на улицу, Жорка и Сакуров сначала не обнаружили Николая, но затем увидели знакомую фигуру в некотором отдалении от дома с дурной репутацией. Таковая репутация о месте их с Жоркой и бывшим водителем пропитого грузовичка ночного пребывания, во всяком случае, утвердилась в сознании Сакурова. За Жорку и Николая в этом плане он поручиться не мог.
- Эй, катитесь сюда! – позвал Сакурова и Жорку Николай. Он уже успел стрельнуть три сигареты, одну курил сам, а две предложил друзьям по несчастью.
- Давай, шевели копытами, - сказал Жорка, - на ходу покурим.
- Как мне хреново, - возразил Сакуров, трясущимися руками беря сигарету.
- Не то слово! – бодро отозвался экс-водила. – Деньги остались?
- Какие деньги! – махнул рукой Жорка. – Если какие и оставались, то наверняка обчистили. Это хорошо, что вся одежда цела…
Сакуров невольно посмотрел на ноги – обуты ли?
- Знаю я это сучьё, - поддержал Жорку Николай. – Вот такие бабы ходят по кабакам, прикидываются одинокими, завлекают дураков, а потом их обчищают. А если дураки попадаются богатые, то таких могут и поубивать.
- Есть такое дело, - согласился Жорка.
- А вчера вы этого не знали? – спросил Сакуров.
- Почему ж не знали, - рассудительно возразил Николай. – Что мы, полные дураки?
- Вот именно, - поддакнул Жорка и ускорился. Бывший интернационалист вёл приятелей в сторону рынка, где Сакуров спрятал газовый пистолет.
Газовая пушка, к счастью земляков, оказалась на месте. Достать, правда, её было трудно. Кругом толкались покупатели, помощники спекулянтов, мусорщики и прочие рыночные проходимцы. Да ещё Николай зудел под руку насчёт того, что первым делом после реализации заветной пушки надо будет опохмелиться.
«Да, не мешало бы», - вторил Николаю неунывающий Жорка, попавший к дальнему родственнику Семёныча в долговую кабалу на довольно круглую сумму.
«Хрен вам, а не похмелиться», - думал Сакуров и продолжал кружить возле памятного трапа. Хорошо ещё, погода стояла сухая, и трап не плавал в воде. После нескольких кругов они кое-как между собой договорились, заняли почти круговую оборону у трапа, Жорка с Николаем прикрыли Сакурова, а тот сделал вид, будто завязывает шнурки. Так, сидя на корточках, он засунул руку под трап и убедился, что пистолет на месте.
«Есть», - моргнул он Жорке, и Жорка облегчённо вздохнул.
- Доставай, - нетерпеливо велел он, не забывая бдительно присматриваться к случайным людям. Но вчерашних рэкетиров среди них не наблюдалось. Менты отсутствовали тоже. А если кто-то из них шатался по рынку под прикрытием, то это было очень качественное прикрытие.
- Чё, есть? – вмешался Николай.
- Есть, - буркнул Сакуров, спрятал пистолет под одежду и выпрямился.
- Так пошли отсюда быстрее, - заторопился Николай.
- Теперь надо подумать, кому её толкнуть, - стал соображать на ходу Жорка
- А чё тут думать? – засуетился Николай. – Я тута очень приличную забегаловку видел…
Забегаловка в виде просевшей палатки стояла в центре огромной лужи, неизвестно откуда взявшейся (погода стояла сухая), а к её входу вели условные мостки из распластанной картонной тары. На входе красовалась рукописная титульная доска, и на ней значилось, что палатка – это ресторан «Норд-Ост-Маркет» и, поскольку это ресторан, то в нём действуют ресторанные наценки. О наценках хозяева палатки заявляли, очевидно, после того, как им надоело выкидывать из «ресторана» тех забулдыг, которые предполагали освежиться под просевшим тентом за нормальные деньги. Заявляя о наценках, хозяева также сильно рисковали в плане антирекламы собственного заведения, но неистощимая жажда населения свела эти риски на нет.
- Ты чё, дурак? – осадил Николая Жорка. – Здесь пушку пропивать нельзя, тут нас могут запросто взять за жопу. Надо поискать другой кабак… За пределами рынка, то есть…
- Ребята, вы, вообще, домой собираетесь? – кротко спросил земляков Сакуров.
- Домой? – хором переспросили Жорка и Николай.
- Да, домой, - повторил Константин Матвеевич. – Только я не имею в виду тот дом, где мы сегодня ночевали.
- Да, вообще-то… домой… домой-то надо… но опохмелиться не мешало бы… - стали чесаться земляки.
- Ребята! – горестно воскликнул Сакуров. – Больше всех похмелиться надо мне, а вам…
- А что – нам? – опять хором переспросили Жорка и Николай.
- Да вам с любого бодуна хоть бы хны! – с откровенной завистью сказал Константин Матвеевич, имея в виду бодрые телодвижения земляков и их цветущие, в отличие от его, Сакурова, физиономии.
- Обижаешь! – возразил Николай.
- Костя, ты чё? – участливо поинтересовался Жорка.
- Ничё. Мы идём на вокзал.
- Ну, на вокзале тоже буфет имеется, - не стал спорить Николай.
- Точно, - согласился Жорка.
До вокзала пришлось тащиться пешком.
Сначала троица хотела прокатиться зайцами на общественном транспорте, но там – в транспорте – оказался такой злобный кондуктор, что земляки как сунулись в автобус, так оттуда на той же стартовой остановке и высунулись. Следом за ними на землю упал какой-то ветеран какого-то производства, пытавшийся из-за отсутствия денег проехаться за счёт своего ветеранского удостоверения до городской поликлиники. Однако проехаться ему не дали, но надавали по шее и спустили на землю, пообещав засунуть ветерану в задницу его сраное удостоверение, если он ещё раз с ним попадётся.
- Ну, что ж, пойдём пешком, - бодро молвил ветеран и похромал в свою поликлинику.
- Может, стоит подождать следующий автобус? – спросил ветерана Жорка, не столько убоявшийся кондуктора с водителем, а сколько – возможности снова угодить в Мурманский мусоропровод.
- Зачем? – удивился ветеран.
- Может, там кондуктор с водителем не такие звери? – от нечего делать не отставал Жорка, тем более что им было с ветераном по пути.
- Эх, паря! – старомодно воскликнул пожилой мурманчанин. – Капитализм на дворе, поэтому теперь все друг другу звери.
- Так уж все? – продолжал расспрашивать Жорка.
- Ну, совсем за всех я тебе не отвечу, но из этого автобуса меня ещё по-доброму выставили.
- Что ты говоришь? – удивился Жорка.
- Точно! Позавчера меня из другого номера выкидывали, а со мной – ещё одну старушку. Так она, горемычная, прямо мордой в асфальт врезалась. Я, значит, упал удачно, встал себе и пошёл. Иду и оглядываюсь: жива ли старушка? Но ничего: живучая оказалась, зараза… Вот только с морды всю кожу ободрала…
Ветеран слегка запыхался, но даже в таком запыхавшемся состоянии явно выказал неудовольствие по поводу того, что старушка не крякнула, лишив тем самым такого же горемыку, как она сама, сильного впечатления.
- А с ногой что? – участливо поинтересовался Жорка.
- Подвихнул, когда на замёрзшей луже подскользнулся, - словоохотливо объяснил ветеран.
- А вторая ничего, здорова? – также участливо спросил Жорка.
- Ничего, здорова.
- А давай я её у тебя вырву? – предложил Жорка.
- Это ещё зачем? – не испугался ветеран. – Это чтобы, значит, тебе не было обидно за то, что ты с одной клешнёй, а я с двумя ногами?
- Соображаешь, - ухмыльнулся Жорка.
Так, за разговорами, земляки в компании пожилого мурманчанина добрались до городской поликлиники. Там они тепло с попутчиком распрощались и ещё часа полтора канали до вокзала. Тачку земляки благоразумно тормозить не стали, потому что это только в развитых капстранах принято брать попутчиков за так, а в недоразвитых – строго по таксе. Впрочем, в России и при советской власти, когда человек человеку был официально друг, товарищ и брат, попутчиков на дармовщину не сильно жаловали.
На вокзале землякам повезло: от первого пути первой платформы отправлялся скорый поезд «Мурманск – Санкт-Петербург».
- Через двадцать минут отправляется! – радостно сообщил Сакуров, бегло просмотрев расписание.
- Ага, - рассеянно ответил Жорка, тормозя взглядом на вокзальном буфете, вокруг которого царило повышенное оживление. Николай тормозил своим взглядом там же. А оба они успели определить наличие в данном буфете крепких освежающих напитков. На столиках, во всяком случае, стояло пиво и характерные, ставшие модными в последнее время, пластиковые стаканчики.
- Ага! – передразнил Жорку Сакуров. – Погнали к поезду.
- Зачем? – забуксовал Жорка, выделяя неизбежную слюну непохмелённого человека на вызывающий вид пива и вышеупомянутых стаканчиков.
«Эх, Жорка!» - жалостливо подумал Сакуров и. не говоря лишних слов, потопал на перрон.
- Костя, Костя! – затормошил Сакурова Николай, оглядываясь на буфет.
- Ладно, не скрипи, - проворчал Жорка и поспешил за приятелем на перрон, - авось, в поезде поправимся…
Двадцать оставшихся до отправления минут Сакуров суетился вдоль поезда «Мурманск – Санкт-Петербург». Он решил не полагаться на Жорку и Николая в деле успешной посадки на транспорт, способный вывезти их хотя бы из этой северной глухомани в места более цивилизованные, где имеются оживлённые автомагистрали, и курсирует электричка, на входе в которую не проверяют билеты. Поэтому Константин Матвеевич бегал от вагона к вагону и присматривался к проводникам. Время отпусков кончилось, а стремительная инфляция сожрала все финансовые припасы жителей Крайнего Севера, поэтому желающих прокатиться на поезде, где стоимость билетов индексировалась с упреждающим коэффициентом, было в два раза меньше обычного. Другими словами, проводники скучали, заранее подсчитывая убытки от недопроданного спитого чая, окаменелого сахара и прошлогодних сухарей. И их меркантильные рожи совсем не нравились Константину Матвеевичу, и он бежал дальше, пока не нашёл такого работника компостера и водогрейки, который ему приглянулся. Этот, который приглянулся, торчал возле общего вагона в гордом одиночестве, и рядом с ним не наблюдалось никакого движения. Лицо данный железнодорожный фрукт имел обтекаемое, взгляд – приветливый.
- Здорово, земляк, - не очень уверенно приветствовал Сакуров проводника, памятуя тот печальный факт, что на земляков большинство русских реагирует крайне вяло.
- Здорово, - процедил «земляк», и его взгляд утратил былую приветливость. Впрочем, вид Сакурова с приятелями, исключающий возможность щедрой оплаты проезда в общем вагоне без билетов, не заслуживал никакой приветливости. Одно только презрение и издевательское превосходство. Короче говоря, машинально брякнув ответное приветствие, проводник, сдуру названный Сакуровым «земляком», взялся заготавливать короткое энергичное выступление в новомодном стиле «фьюжин», эдакую ядрёную смесь нецензурной брани с вагоновожатым юмором. Ну, и плюс вышеупомянутые презрение с издевательским превосходством.
Но, готовясь смешать просителей с говном и грязью, а затем, если те станут проситься Христа ради дальше, вызвать наряд милиции, проводник слегка ошибся. В общем, Сакуров и его приятели оказались не совсем неплатёжеспособными безбилетниками.
- Нам нужно до Ленинграда… - начал Сакуров.
- Санкт-Петербурга! – рявкнул проводник, выказывая свою истинную демократскую сущность.
- Какая хрен разница, - разозлился Сакуров. – Могу предложить за проезд нас троих в твоём гадюшнике на колёсах и кое-какие деньги в придачу вот это…
Константин Матвеевич украдкой показал проводнику пушку. До отправления оставалось минуты две. Жорка с Николаем топтались рядом.
- Чё, газовая, что ли? – изобразив чисто купеческую незаинтересованность, уточнил проводник и протянул руку.
- Руки убрал, - процедил Сакуров, ненавидя проводника за одно только своё желание пообщаться с этим гандоном, как с земляком и человеком. Одновременно в голову бедного сельского труженика пришла умная мысль насчёт семантики и этимологии слова «земляк». В том смысле, что для большинства русских это слово чисто этимологическое без всякой семантики.
«Какая-то этимология», - с неудовольствием подумал Сакуров, прикидывая, где это он подцепил такое слово? Наверняка от Петьки Варфаламеева…
- Ладно, до Питера довезу, - снова сделался приветливым «земляк».
- А деньги? – спросил Сакуров.
- Какие деньги? – заныл проводник. – Зарплату задерживают, семье есть нечего…
- Ну, тогда отдыхай, - сказал Сакуров и, чувствуя, что в нём всё обрывается от перспективы грядущего безнадёжного ожидания, сделал вид, что собирается отвалить. Одновременно он так посмотрел на Жорку с Николаем, что у тех на минуту замёрзли языки.
- Да ладно кочевряжиться, - засуетился проводник, - садись, в вагоне перетрём. Эти с тобой?
Проводник показал на Жорку с Николаем.
- Со мной. Только ты сначала колись насчёт денег, а потом…
- Да отправляемся же! Ну, дам я тебе немного денег. А если ты насчёт жратвы до Питера хлопочешь, то я вас покормлю и…
«Земляк» навскидку определил состояние попутчиков Сакурова, правильно отличил сивушный перегар переговорщика от запаха свежесъеденного люля-кебаба под мозельское прошлогоднего урожая и добавил:
- …И освежу. Водку употребляете?
Не успел Сакуров что-либо ответить, как почувствовал, что его сейчас затопчут его земляки.
- Употребляем! – заверил проводника Жорка, схватил Константина Матвеевича за правую руку и потащил его к входу в тамбур вагона.
- Да кто ж её, заразу, не употребляет? – причитал Николай, хватая Сакурова слева.
- Места-то есть, земляк? – суетился Жорка.
- Пустой вагон!
- Ну, спасибо тебе, братан, вот выручил! – радовался Николай.
Поезд тронулся и все четверо засунулись в купе проводника. При более тщательном рассмотрении оказалось, что пушка качественная, чисто западногерманского производства, и такие стоили немало. К тому же пушка была при почти полной обойме. Тем не менее, братан кинул земляков почти втрое. А за водку попросил, соответственно, тройную цену. Сакуров хотел возмутиться, но ему не дали и – понеслось. Сначала освежились (Сакуров тоже выпил) довольно паршивой водкой, которую стали делать демократы взамен советской качественной, потом поели концентратов и продолжили. Проводник, забив на обязанности, завис вместе с земляками. Вперемешку с водкой хлебали холодный чай, хрустели сухарями и снова трескали водку. Когда лимит был исчерпан, к компании присоединились какие-то бродяги, подсевшие в Полярных Зорях. Бродяги промышляли металлом, и деньги у них водились. Жорка рассказывал про свои институты, двое из бродяг тоже когда-то где-то учились, поэтому разговор клеился, Николай пел похабные частушки, а Сакуров бегал блевать в сортир. Потом их всех (и пьяного проводника в том числе) чуть не ссадил на какую-то станцию возле Петрозаводска наряд милиции. Пришлось апеллировать бригадиру. Но потом как-то всё само собой рассосалось, наряд милиции выговорил себе контрибуцию в размере трёх бутылок водки и полу-ящика просроченных концентратов, а бригадир присоединился к пьянствующим. А Сакуров уже спал и видел какие-то несуразные сны. То он метался между железнодорожных путей, по которым сновали устрашающие составы. То его пытался задушить муж давешней гулящей бабы. То он дрался в Мурманском застенке с какими-то мордоворотами. А когда Сакурову приснился его дом в Сухуми, Константин Матвеевич заплакал во сне и проснулся.
- Костя, Костя! – тряс его за плечо Жорка. – Вставай, через полчаса Питер.
- Да, надо сдать бельишко, забрать у проводника билеты для авансового отчёта, почистить зубы и – с вещами на выход, - балагурил один из бродяг.
- Какое бельишко? – не понимал Сакуров, украдкой утирая мокрое от слёз лицо рукавом куртки.
- Шуток не понимаешь, земляк? – гоготал бродяга и пытался стащить за ноги какого-то мужика с третьей полки.
- А ну, положь на место, - бузил мужик.
- Положь, положь, пусть спит, - нарисовался проводник, - это бригадир.
- Ты деньги взял? – с трудом ворочая опухшим от чёрствых сухарей языком, спросил Жорку Сакуров.
- Взял, - успокоил его Жорка.
- Сколько?
- Хватит. У меня в Питере сослуживец есть, у него одолжимся.
- Блин!
- Да ладно, не кряхти.
- Чё, на посошок? – предложил проводник.
- Дык лимит, тово, - возник Николай.
- Да всё оплачено, земляки! – весело возразил давешний бродяга.
- Ой! – сказал Сакуров, слез с полки и пошёл снова блевать в сортир.
- Чё-то он какой-то не такой, - подозрительно заметил другой бродяга.
- Он наполовину японец, - объяснил Жорка, в то время как проводник наполнял стаканы.
- А, японец!
- Ну, это другое дело…
- Надо сказать, слабый народ, эти японцы… - вразнобой загомонили бродяги, а среди их голосов прорезалась веская сентенция проводника:
- И русско-японскую они у нас ни хрена не выиграли, это всё большевистское враньё, чтобы царскую власть обосрать!
«Идиоты», - мысленно возразил Сакуров и вошёл в сортир, воняющий в натуре перегаром.