Глава 35 Проблемы становления управляемого мира: противоречия и дискуссии

Сейчас много пишут, говорят и спорят о перспективе формирования глобальной власти, о возможности становления управляемого мира. Причем мысль об управляемости миром получает выражение в самых разнообразных понятиях, словосочетаниях, смысловых оттенках и оценочных суждениях как позитивного, так и негативного характера. Современные публикации на эту тему пестрят такими понятиями, как «сверхобщество», «мировое правительство», «глобальная империя», «глобальная держава», «глобальное управление», «глобоамерика», «современная глобократия», «глобофашизм», «сообщество тени», «новая антицивилизация», «мировая глобократия», «заговор мирового масонства», «мир контролируемого и управляемого хаоса», «неформальные центры влияния чрезвычайно высокой компетенции» и т. п.

Действительно, мы являемся свидетелями интенсивного процесса изменения структур управления и генезиса новых оргструктур. Соединенные штаты Америки и их союзники, например, совершенно сознательно и целенаправленно стремятся создать новую мировую структуру управления, которая могла бы обеспечить перераспределение властных полномочий с национального на глобальный уровень. Управление миром понимается ими как свобода перманентного и произвольного регулирования наиболее значимых планетарных процессов и событий. В этом направлении действует целый ряд влиятельных организаций, для которых характерна анонимность и принципиальная непубличность большей части принимаемых решений. Приведем наиболее категоричное, на наш взгляд, в некоторой степени фаталистического характера, высказывание на этот счет известного российского исследователя А.А. Зиновьева. Он пишет: «Во второй половине нашего (двадцатого) столетия произошел великий перелом в социальной эволюции человечества. Сущность этого перелома в том, что начался переход от эпохи обществ к эпохе сверхобществ. Этот переход явился результатом стечения многочисленных исторических факторов… Происходящий процесс объединения всего человечества в единое целое является в реальности покорением всего человечества западным миром как единым целым. С этой точки зрения он может быть назван процессом западнизации человечества. Поскольку в западном мире доминируют США, поскольку они распоряжаются большинством ресурсов Запада и планеты, этот процесс может быть назван американизацией человечества…

Выражения «глобализация», «западнизация» и «американизация» фиксируют фактически различные аспекты одного и того же процесса эволюции человечества… Этот процесс еще только начался. Им будет заполнена вся история в XXI веке. Похоже на то, что это будет история, которая по своей трагичности намного превзойдет все трагедии прошлого…

…Миров, способных сражаться за самостоятельный эволюционный путь, на планете осталось совсем немного. До недавнего времени главными конкурентами в борьбе за мировую эволюцию были коммунизм и западнизм. После разгрома советского коммунизма инициативу захватил западнический вариант эволюции. Прочие варианты (мусульманский мир, Африканский континент, Южная Америка) суть либо эволюционные тупики, либо подражание западному, либо зона колонизации для Запада. Во всяком случае, что бы ни происходило в этих регионах, изменить направление социальной эволюции уже невозможно в силу закона эволюционной инерции…

С возникновением глобального сверхобщества произошел перелом в самом типе эволюционного процесса: степень и масштабы сознательности исторических событий достигли такого уровня, что стихийный эволюционный процесс уступил место проектируемой и управляемой эволюции (выделено нами. – Авт.)… Это означает, что целенаправленный, планируемый и управляемый компонент эволюционного процесса стал играть определяющую роль в конкретной истории человечества»[256].

Таким образом, мы видим, речь идет не просто об объединении всего человечества в какого-либо вида целостность, а об овладении миром, монопольном управлении им, о вступлении человечества в эпоху своего рода суперлевиафана. Если все это действительно так, то всякие наши рассуждения об историческом самоопределении, например восточнославянских народов, становятся попросту бессмысленными.

Схожее с мыслями А. Зиновьева, только несколько в другом ракурсе, высказывает и западный исследователь М. Кастельс. По его мнению, глобальные силы, а соответственно, и глобальная власть уже играют существенную роль. В современном мире доминируют глобальные сети капитала, информации, технологий, сложные, гибкие, динамичные и трудные для понимания системы взаимодействий, пронизывающие границы национальных государств. При этом господствует в глобальных сетях некая гетерогенная элита, окопавшаяся в нематериальных дворцах, созданных коммуникативными сетями и информационными потоками. Данная элита является отгороженной от бедных масс стеной цен на недвижимость. Она опирается на все богатство, созданное человечеством, и манипулирует результатами всеобщего труда. Элита космополитична. Ее глобальное доминирование основано на способности сегментировать и дезорганизовывать привязанные к локализму массы. Эта элита представлена в руководствах стран «Большой Семерки», Международного Валютного Фонда, Всемирного Банка, на неформальном форуме в Давосе. Она все более настойчиво будет стремиться упрочивать свои многосторонние связи и все больше будут обособляться от контроля глобальных масс. М. Кастельс утверждает, что сегодня в каждом национальном государстве действуют не только национальные, но и другие силы, включающие представителей транснациональных корпораций, международных неправительственных организаций, людей, ориентированных на юридические нормы Европейского Союза и содействующих их реализации в данной стране. Что же касается США как современной имперской сверхдержавы, то они, по мнению Кастельса, потенциально являются способными осуществлять в своих военных действиях политическую бесконтрольность. Причем хотя для тех или иных международных военных акций США привлекаются другие страны, участие этих стран на деле выступает лишь попыткой придать легитимность данным акциям, представить их в виде интернациональных и многосторонних[257].

Вообще, вопрос о политических механизмах глобального доминирования рассматривается многочисленными авторами. При этом чаще всего обсуждается проект Мировой империи.

Проблематика глобальной империи наиболее фундаментально рассмотрена в работах М. Хардта и А. Негри, прежде всего в их капитальном труде «Империя»[258]. Исследователи считают, что глобальная имперская сила не только еще начала создаваться, но и уже действует. Империя, согласно им, отнюдь не сводится к военно-политическому доминированию США в мире. Более того, формирующаяся имперская власть охватывает даже более «глубоко закинутую» в современный мир политическую сеть, чем та, которая образуется доминирующим ныне в мире треугольником власти и богатства (США, Европейский Союз, Япония). Эта сеть имеет сегодня больше узлов, чем «Большая Семерка».

Следует, однако, подчеркнуть, что Хардт и Негри, будучи по своим убеждениям последовательными противниками формирования такого рода глобальной имперской власти, ставят вопрос о «бытии – против», о будущей альтернативе империи, приветствуют всякого рода возмущения народных масс, включающие все многообразие протестности единичной, субъективной, групповой, национальной и т. п. К сожалению, Хардт и Негри не смогли четко наметить контуры своего альтернатив-ного проекта, а ограничились лишь общей постановкой вопроса о необходимости сопротивления нарождающейся империи.

Российский исследователь С.И. Каспэ также считает, что современный мир – это империя, империя Запада. Современный мир, по Каспэ, – это сфера могущества Запада, которая включает не просто огромную территорию, а весь мир. И если реальной политике империи Запада еще иногда приходится считаться с чужими суверенитетами, то это явным образом воспринимается как нечто ситуативное и, в принципе, преодолимое. При этом современный мир хотя и сохраняет свою неоднородность, но сохраняет ее в сочетании с дозированной унификацией. Империя последовательно добивается унификации тех культурных зон, которые важны для системной стабильности, оставляя прочее вне сферы своего влияния. Это прежде всего касается периферийных элит, задача которых – взаимодействовать с элитой центра на общеимперском языке социокультурной коммуникации, а с подконтрольным населением контактировать на локальных языках, переводя на эти языки поступающие из центра сигналы и команды.

Все это означает, что власть Запада интерпретируется исключительно как универсальная. Западные ценности рассматриваются не просто как подлежащие повсеместному утверждению, но как самой своей сутью к таковому предназначенные. Они возводятся в абсолют и получают институциональное обеспечение в виде международных трибуналов, гуманитарных агрессий, миротворческих миссий и т. д.

С.И. Каспэ считает, что господство империи Запада вовсе не означает гомогенизации всего мирового пространства. В действительности империя организована иерархически и концентрически – от центра к периферии, т. е. составляющим ее сообществам присваивается различный статус, дается разный объем прав и обязанностей. В одной из последних своих работ, посвященных этой проблеме, С.И. Каспэ с немалым пафосом пишет: «Глобальная империя Запада уже сложилась; нравится ли она кому-то или нет, это – сверхмощный центр притяжения, масса, искажающая все линии мира, влекущая к себе или отталкивающая от себя все прочие политические тела… Империя Запада достигла качественно завершенной (и количественно нарастающей) универсальности, пронизав своими сетями и охватив инфраструктурой весь обитаемый мир. У нее нет границ – не только интенционально, но и фактически; нет альтернативных, т. е. сопоставимых по мощи, центров силы; нет даже внешних варваров, от которых можно было бы, уверившись по тем или иным причинам в их принципиальной нецивилизованно-сти, закрыться и замкнуться в себе. В плане имперского строительства глобализация завершена – в том смысле, что не осталось географических зон или социальных процессов, которые, в принципе, не входили бы в сферу влияния и интересов империи. Все происходящее сегодня в мире является внутренним делом глобальной империи Запада, по крайней мере, действует именно так, с большим или меньшим успехом (точнее, с большей или меньшей скоростью) преодолевая несогласных. Временные отступления с целью перегруппировки сил случаются; но не капитуляции… Ничего даже близко не может предложить ни Китай, ни исламисты, ни Россия»[259].

Надо полагать, что разразившийся на нашей планете финансово-экономический кризис несколько поубавил западнофильский энтузиазм С.И. Каспэ и, возможно, даже убедит его в том, что та парадигма развития, которую Запад навязал человечеству, не является вечной, наиболее жизнеспособной и перспективной для современного мира.

Два известных российских автора В.И. Пантин и В.В. Лапкин ввели понятие универсальной цивилизации. Они полагают, что центр мировой системы, объединяющий развитые государства, представляет собой межцивилизационное образование, обладающее чертами своего рода сверхцивилизации (мегацивилизации, универсальной цивилизации). Универсальная цивилизация выступает как единое образование тесно взаимодействующих между собой на основе современных политических и экономических институтов цивилизаций[260]. Правда, авторы концепции поясняют, что само представление о сверхцивилизационной общности, охватывающей ряд наиболее важных и бурно развивающихся регионов мира, интегрирующей успешно модернизирующиеся общества, исходно принадлежащие к различным цивилизациям, в целом, является гипотетическим, а понятие «универсальная цивилизация» относится к числу идеально типических конструкций. При этом они подчеркивают, что универсальная цивилизация не соответствует понятию «всемирная цивилизация», под которой обычно понимают цивилизацию, охватывающую все страны и народы мира.

И тем не менее, введением этого понятия авторы вольно или невольно постулируют мысль об универсалистском проекте как зародыше единой всемирной цивилизации, который, несмотря на все генетически обусловленные противоречия и трудности в своей реализации, все же является основным мегатрендом развития современного человечества. «Эта новая цивилизация возникает как бы «поверх» старой, как своеобразная «надстройка» над ней, прорастая сквозь нее и не уничтожая, а лишь оттесняя ее на периферию социальной жизни. Модернизация, собственно, и есть процесс цивилизационной «мутации», преобразования традиционной цивилизации в форму цивилизации универсальной, в которой традиционные унаследованные элементы сохраняются как бы «в снятом виде», но которая со временем обретает все большую самостоятельность и качественную определенность относительно своей прародительницы – западноевропейской цивилизации»[261].

С точки зрения данных исследователей, получается, что реализация сверхцивилизационного проекта превратит, в конце концов, нашу современность в действительно универсальный и действительно глобальный феномен. А это означает не что иное, как устранение всякой цивилизационной дифференциации и окончательное утверждение эры универсалистского бытия человечества. Само собой разумеется, что в случае воплощения в жизнь данного проекта планетарная власть (глобальное управление), действующая в рамках единого мирового административного пространства, станет неотвратимой реальностью. Прав С. Хантингтон, который сказал: «Только всемирная власть способна создать всемирную цивилизацию»[262]. Остается вопрос, не обернется ли эта мировая власть режимом все-планетарного тоталитаризма или глобального апартеида.

Сторонники универсалистского проекта социального бытия человечества убеждены, что сама объективная логика всемирно-исторического процесса необратимо ведет к образованию единой общечеловеческой цивилизации. В рамках новой исторической общности, с их точки зрения, будут преодолены не только формационные (экономические и политические), но и всякие социокультурные и даже ментальные различия, присущие ныне локальным цивилизациям. Причем в этом и состоит, согласно им, глубинный и конечный смысл развернувшихся на нашей планете глобализационных процессов.

Необходимо признать, что универсалистский проект цивилизационного бытия человечества имеет под собой определенные основания, поскольку фиксирует некоторые реальные черты в развитии современного социума, в частности, как уже отмечалось, нарастающую взаимосвязанность и взаимозависимость между народами, государствами, регионами и континентами нашей планеты. Российский исследователь Н.Г. Козин пишет в этой связи: «Мир действительно становится более взаимозависимым, можно сказать, даже нуждающимся в большем единстве как абсолютно необходимом условии собственного выживания. Но, во-первых, какова природа этой глобальной взаимозависимости? Она может оказаться разного происхождения. Взаимозависимыми бывают и те, кто сотрудничает как партнеры, и те, кто связан диалектикой раба и господина, отношениями хищника и его жертвы. И, во-вторых, оттого, что мир становится взаимозависимым, от этого он не становится менее многообразным. Опять-таки, взаимозависимость – это одно, а многообразие цивилизаций и культур, которые слагают мир, – это совершенно другое»[263].

Поставим вопрос: Кто доказал, что решение, например, общих глобальных проблем, остро стоящих сегодня перед человечеством, должно обязательно осуществляться за счет слома социокультурной идентичности локальных цивилизаций? Здесь также нет никакой причинной зависимости между решением общих глобальных проблем современного мира и необходимостью преодоления локального многообразия его цивилизаций и культур. «Есть связь между решением такого рода проблем и необходимостью глубокого и гармонического сотрудничества, изменения самого типа межцивилизационных отношений. Но эту связь нельзя доводить до необходимости преодоления самого локального цивилизационного многообразия современного мира»[264].

В сущности, идея превращения цивилизационного многообразия мира в цивилизационное однообразие актуализирует не проблему равноправного существования и гармонического сотрудничества локальных цивилизаций, а проблему цивилизационной агрессии, подавления и поглощения одних цивилизаций другими с целью установления глобального административного пространства и управления миром из одного центра. Где гарантия того, что реализация данной идеи обернется не единством мира, а эффектом новой Вавилонской башни?

Все дело в том, что единое человечество – это не единая цивилизация (сверхцивилизация, мегацивилизация) или единая культура, общая для всего человечества. «Так проблема единства человечества не решается, так она в лучшем случае оглупляется и вводится в пространство очередной социальной утопии, а значит, очередного тупика в историческом развитии. Собственно, сама проблема единства современного человечества – это проблема, актуальная только при условии его многообразия, ибо оно как единство актуально только в условиях многообразия, так как может быть только единством многообразного. Единства единообразного нет, здесь просто нет оснований для самого существования единства, ибо единством чего оно будет, если единообразное не нуждается в единстве? Проблема единства – это проблема многообразного бытия, в данном случае – цивилизационного и культурного»[265].

В современной литературе часто обосновывается мысль о постиндустриальной перспективе как общей для всего человечества парадигме развития. Причем в этом случае, как и во всех рассмотренных выше, западноевропейские цивилизационные стандарты принимаются за общечеловеческие, а тот путь развития, по которому пошла Западная Европа, интерпретируется не иначе как магистральный для всех народов и государств нашей планеты. Схема здесь проста: коль скоро именно западная цивилизация – европейская и североамериканская – достигла наибольших успехов в развитии научно-технического прогресса, прежде всего прогресса в создании и эффективном использовании новейших информационных технологий, то другим цивилизациям ничего иного не остается, как следовать в ее фарватере движения. Но так ли это?

Даже если согласиться с тем, что все локальные цивилизации будут проходить одни и те же стадии формационного развития, то и в данном случае нельзя утверждать, что все они утратят свою цивилизационную качественную определенность и, более того, начнут превращаться в социокультурные образования западноевропейского типа. Здесь вся проблема в том что с теоретической точки зрения совершенно неправомерно отождествлять формационные стадии исторического процесса с цивилизационной дифференциацией человечества. Такого рода отождествление есть не что иное, как своего рода формационное высокомерие. От того, что локальные цивилизации либо проходят, либо стремятся достичь одних и тех же стадий формационного развития, они не перестают быть локальными цивилизациями. Локальные цивилизации, осваивая новые формационные свойства и качества, по необходимости адаптируют их к особенностям своего цивилизационного типа развития и в силу этого не теряют своей локальности, продолжают сохранять свою идентичность и специфику. Поэтому цивилизационные стандарты любой, даже самой продвинутой цивилизации никогда не смогут выступить в качестве общечеловеческих. Ни одна локальная культурно-цивилизационная общность, сколь бы мощной и преуспевающей она ни казалась в данный момент исторического развития, не обладает и не может обладать такими ценностями и смыслами существования, которые могут быть приложимыми ко всему человечеству, быть полностью идентифицированными. «Человечество, погруженное в одну культуру и цивилизацию, – это недопустимая идеализация, ибо человечество для своей реальности в качестве человечества предполагает сосуществование огромного разнообразия культур. Можно даже сказать, что суть человечества и заключается в этом сосуществовании.

Но это мало волнует тех, кто не замечает принципиальных различий между стадиями и типами исторического развития, между формационным прогрессом и цивилизационным развитием в истории, в результате чего мы сталкиваемся с до боли знакомой евроцентрической цивилизационной аберрацией, когда цивилизационные стандарты европейской цивилизации отождествляются с общечеловеческой, а формационный прогресс – со всемирной западнизацией. Но не все еще могут быть

Европой или Америкой»[266]. А вот еще одно весьма точное и емкое суждение на этот счет: «Если бы глобальному торжеству либеральной парадигмы и либерального миропорядка суждено было стать реальностью, если бы миф о «конце истории» сбылся, то это обернулось бы буквальным концом истории, ибо означало бы качественную деградацию человечества. В разнообразии цивилизационных кодов, в их конкуренции и одновременно – творческом взаимодействии заключается истинный механизм Истории, механизм развития» (выделено нами. – Авт.)[267].

Некоторые исследователи, в частности М. Голанский, допуская возможность дальнейшего торжества и расцвета глобализации (глобального либерализма) на ближайшие 15–20 лет, тем не менее, предсказывают полный ее крах и смену глобальным тоталитаризмом не далее как во второй декаде XXI в. Это, по мнению теоретика, произойдет в результате резкого сокращения в мире производства продукции на душу населения (ВВП) по причине «ограниченности ресурсов биосферы и чрезмерной антропогенной нагрузки на нее»[268]. Данная ситуация неизбежно приведет не только к отказу от безудержного технического активизма (инструментально-потребительского отношения к миру) и переориентировке научно-технического прогресса на решение задач сохранения биосферы, но и к смене предпринимательской рыночной экономики, направленной на получение максимальной прибыли и расширенное производство планово-регулируемой экономикой с доминированием общественной собственности и административно-командных методов управления. «На почве доминирования общественной собственности, – пишет Голанский, – утвердится тоталитарный строй с рядом малопривлекательных черт, таких как адми-нистративность, планирование (вместо рынка), застойность, снижение жизненного уровня, товарная дефицитность (видимо, рационирование товаров), сокращение ассортимента, контроль центра над численностью населения (лицензирование деторождения), нормативность, идеологизация всех сторон жизни, монизм (вместо нынешнего плюрализма), мировой федерализм, сужение понятия национального суверенитета, переориентация научно-технического прогресса (НТП) с трудосбережения на ресурсосбережение»[269]. При этом автор подчеркивает, что в обстановке нарастающего господства общественной собственности и ослабевающего значения рыночных отношений враждебные действия мирового рынка против отставших стран (разумеется, тех стран, которые смогут пережить эпоху глобализации, сохранив себя как самостоятельные субъекты истории) должны, видимо, прекратиться, и они получат определенную перспективу (щадящий режим) для своего существования и развития.

Мы полностью солидаризируемся с мыслью Голанского о том, что глобализация в ее техноцентристском, либерально-рыночном варианте принципиально несовместима с экологическим императивом и будет неизбежно пресечена. Но мы, исходя из общетеоретических соображений, никак не можем принять даваемую им характеристику гипотетической модели грядущего (после нынешней фазы глобализации) миропорядка как в смысле анализа ее содержательного наполнения, так и с точки зрения интерпретации предполагаемых путей и способов ее воплощения в реальную жизнь.

Во-первых, новое состояние социального бытия, призванное, согласно Голанскому, заменить собой систему современного мирового капитализма, поразительно напоминает по своей структуре и содержанию утвердившуюся в свое время в странах социалистического содружества (социалистический лагерь) модель хозяйствования и социально-политических отношений, с той лишь разницей, что новая модель наделяется чертами универсальности, превращается в общемировое явление (мировой федерализм). Такой поворот событий представляется маловероятным уже хотя бы потому, что история не терпит буквальных повторений и вращений по одному кругу.

Во-вторых, Голанский обосновывает переход от эпохи всесильного и всемирного мирового рынка (глобальный либерализм) к эпохе командно-административных методов управления (глобальный тоталитаризм) путем одноразового акта и в столь сжатые сроки, что уже ныне здравствующему поколению будет «представлена редкая возможность быть живым свидетелем стремительного ее падения»[270]. Получается, что человечество, переходя от глобального либерализма к глобальному тоталитаризму, разворачивается в своем движении подобно армейской шеренге, по единой команде. Такого в человеческой истории, опять же по причине ее разнообразия, неравномерности, альтернативности и нелинейности, никогда не случалось, и случиться не может. Не может столь сложное, многокомпонентное движение, как переход к качественно новому состоянию общества, уподобиться поступи армейской фаланги или железнодорожному расписанию, где все предусмотрено.

Видимо, такой проект развития человечества вытекает у Голанского из излишней абсолютизации современных закономерностей глобализационных процессов, из веры в непреложность их действия. В действительности, никто не доказал, что глобализация носит необратимый характер. Не исключено, что она может даже в ближайшем будущем претерпеть кардинальные метаморфозы и быть повернутой в совершенно другую сторону. Глобальный порядок, как и все остальное на этой земле, имеет альтернативные варианты и сценарии развития.

В научных кругах сегодняшнего дня имеют хождение и более смягченные, компромиссные варианты идеи глобальной власти. Так, профессор Миланского университета М. Альберто считает, что с учетом устойчивости национального государства как институционального воплощения политической власти и источника коллективной идентичности универсальное глобальное общество маловероятно, но многополярный мир, регулируемый некой формой полиархичного глобального управления, возможен: «Нет и не предвидится единого мирового государства с единым гражданством всех взрослых, с равными правами и обязанностями (республика Мира И. Канта). Нет и федеративного Союза государств Мира или единой империи. Но подобие мирового общества как ассоциации людей, национальных государств, международных организаций, наднациональных союзов и транснациональных сообществ, интегрируемое и регулируемое полиархичной формой глобального управления (выделено нами. – Авт.), медленно возникает»[271]. Причем, с точки зрения А. Мартинелли, ключевую роль в становлении поли-архаичной формы глобального управления призван опять-таки сыграть Европейский Союз как активный игрок международной политики и пример другим регионам мира. И что интересно: исследователь, хотя и считает утверждение универсального глобального общества маловероятным, но все же в ряде мест своей статьи не исключает возможности постепенного, очень пока медленного его формирования.

Итак, мы видим, что в современной литературе выявилась тенденция, в рамках которой формирование планетарной власти, управляемого мира рассматривается в целом как вполне актуальная или, по крайней мере, не очень отдаленная от нас реальность. Иное дело, что одни авторы относятся к процессу становления мирового правительства с воодушевлением, видят в нем позитивное начало, другие, напротив, усматривают в данном процессе опасность утверждения планетарного тоталитаризма, электронного концлагеря[272] и т. п.

Сегодня действительно есть некоторые основания говорить о вполне осознанном глобализационном социальном проекте США и их союзников, ориентированном на утверждение нового мирового порядка, моноцентрического мироустройства. «В современном глобальном мире, – как пишет А.С. Панарин, – появились новые финансово-экономические, политические и военные технологии, способные подрывать национальный суверенитет в вопросах, затрагивающих основы существования людей, их повседневную обеспеченность и безопасность… Манипуляции с «плавающими» валютными курсами и краткосрочным спекулятивным капиталом способны экспроприировать материальные накопления тех или иных народов и стран, обесценить труд сотен миллионов людей. Это значит, что мы являемся свидетелями нового процесса формирования глобальной власти, отличающейся от ее традиционных форм принципиально новыми технологиями дистанционного воздействия и латентными формами проявления» (выделено нами. – Авт.)[273].

И тем не менее, возникает вопрос высшей теоретической сложности: Действительно ли человечество вступило в эпоху плановой истории и формирования мирового правительства или все же концепт управляемого мира есть не что иное, как очередной вариант эпохальной иллюзии?

Многие исследователи усматривают необходимость в формировании мирового правительства прежде всего в связи с нарастающей угрозой экологической катастрофы. Они полагают, что существует настоятельная потребность в создании мощной всемирной экологической организации, которая разрабатывала бы международные документы и следила за их выполнением, а также имела право применения жестких санкций в случае их несоблюдения. Наряду с экологической существует множество и других глобальных проблем современности, которые также, с точки зрения этих авторов, как никогда ранее делают необходимым создание справедливой и эффективной системы управления миром.

Действительно, экологические проблемы трансграничны ввиду глобальной системности биосферы, а поэтому необходимо решать их в планетарном масштабе. Например, сегодня наша планета оказалась разделенной на две части не только по уровню научно-технического и экономического развития, но и по экологическому признаку – на страны экологических доноров, интересы которых никак не защищены справедливыми законами и эффективным контролем, и страны-реципиенты, имеющие возможность (безвозмездно и безнаказанно) потреблять чужие экологические ресурсы в размерах, далеко превосходящих воспроизводство этих ресурсов на их национальных территориях. Но даже такая международная акция, как введение экологического налога, предлагаемого целым рядом исследователей, политических и общественных деятелей, оказывается, не может быть осуществлена без создания соответствующего наднационального, надгосударственного органа. Вот и получается, что с какой стороны ни подойти к решению современных глобальных проблем, сразу же возникает вопрос о необходимости создания некоего всемирного центра власти (мирового экологического правительства), способного ограничить суверенитет национальных государств, если последние являются загрязнителями глобальной экологической системы, варварски относятся к природе и ее ресурсам.

Однако если исходить из экологической проблематики как наиболее зримой мотивации к формированию мировой власти, то и здесь не просматривается какой-либо реальной перспективы. В действительности, перспектива провозглашения мирового правительства весьма маловероятна и отдалена, а может быть, и в принципе нереальна.

Для создания мирового правительства нет пока достаточно прочной базы. Конечно, некоторым может показаться, что его создание уже под силу новой и пока единственной сверхдержаве – США. Но это лишь на первый взгляд. При более пристальном рассмотрении этой проблемы становится очевидно, что в любом случае созданное США мировое правительство было бы американским или проамериканским (напомним, США, где выбросы CO₂ в последнее время возросли на 12 %, демонстративно вышли из Киотского протокола, ограничивающего эти выбросы). Американское или проамериканское мировое правительство, по всему видно, не устроит ни страны Востока, ни Россию, ни даже западноевропейские государства.

Если же взять претендующую ныне на мировое лидерство западноевропейскую цивилизацию в целом, то она выступает скорее тормозом, чем локомотивом в решении глобальных экологических проблем. Рыночная экономика капитализма, которая в своем истоке побуждает к бережливости, на потребительском конце цепи своего функционирования оборачивается насаждением, культивированием сбыта изначально не только ненужных, но и совершенно неизвестных ранее услуг и товаров. Вряд ли можно ожидать, что капиталистический Запад, избалованный изобилием и изнеженностью, постоянно воспроизводящий в угоду предпринимательской экономике и закону само-возрастания капитала целый мир искусственных, надуманных потребностей, сможет сформировать в людях культуру аскетизма, этику самоограничения, внутреннее побуждение к свертыванию раздутых потребностей. А без всего этого невозможно решить глобальные проблемы человечества. Приучить Запад к требуемому как сегодня, так и всегда в будущем ограничению не сможет никакое, даже самое жесткое мировое экологическое государство. Сделать это смогут, скорее всего, грозные непредвидимые глобальные катаклизмы и катастрофы. Похоже, только пройдя школу тяжелейших испытаний, Запад сможет образумиться в этом отношении.

Вот что в связи с проблемой формирования мирового правительства пишет российский исследователь В.Д. Зотов: «…Вероятность образования мирового правительства в XXI веке – а именно он может быть последним веком в истории человечества – равна нулю или, во всяком случае, ничтожно мала. Народы и государства явно не готовы к столь радикальному политическому повороту (лучше сказать перевороту) в системе всемирных связей»[274]. Здесь, конечно, можно было бы говорить и о чрезвычайно широких возможностях мировой финансовой олигархии (олигархического интернационала). Но, к сожалению, устремления мировой финансовой олигархии прямо противоположны экологическому императиву современности.

Выход из глобального экологического тупика В.Д. Зотов видит в реформировании Организации Объединенных Наций и ее органов, включая Совет Безопасности. Причем наиболее желательный вариант реформирования он усматривает в создании особого Совета Экологической Безопасности.

Слов нет, реформированная в таком ключе ООН действительно смогла бы значительно воспрепятствовать нарастающему разрушению биосферы. Однако радикально решить экологические проблемы современности такого рода международная структура, на наш взгляд, не в состоянии. Все дело в том, что переход от техногенно-потребительской к духовно-экологической цивилизации не может явиться просто результатом запретительных мер, экологической цензуры и экспертизы хозяйственной деятельности (на что, по-видимому, и в самом деле был бы способен Совет Экологической Безопасности и что само по себе чрезвычайно важно). В своей действительности прорыв к духовно-экологической цивилизации может стать только результатом мощного творческого, инновационного скачка, кардинальной ценностно-мировоззренческой революции, духовной реформации.

В реальности существует слишком много препятствий объективного и субъективного характера на пути формирования управляемого мира.

Мировое правительство, или глобальная империя в форме доминирования США или какого-либо нового центра влияния, не способно сформироваться прежде всего в силу поликультурности, полицивилизационности мира. Несмотря на то что технологические революции (информационная и биоинженерная), острые экологические проблемы требуют координации усилий, интернационализации и интеграции, последние десятилетия ознаменовались мощным культурно-цивилизационным и национальным сепаратизмом, подъемом религиозно-политических движений, восстановлением местных культурных традиций во многих странах мира. Стремления сторонников глобализации, связывающих свои надежды с капитализмом, натолкнулись на неистовое сопротивление культурных сепаратистов, которые в большинстве своем не приемлют антигуманного характера глобального капитализма. Более того, сегодня полицентричность, поликультурность и полицивилизационность мира начинают усиливаться в связи с общим и весьма интенсивным развитием государств Востока и Юга. Помимо всего этого, к настоящему времени вполне выявились и определились региональные государства-гегемоны, ставшие центром притяжения для многих других стран данного региона. Эти государства-гегемоны, позиционирующие себя на мировой арене в качестве представителей той или иной локальной цивилизации, вовсе не склонны превращаться в управляемый структурный элемент мировой глобальной империи, представленной США или какой-либо другой военно-политической силой. Отсюда, кстати, неискоренимое стремление каждой цивилизации в лице своих ведущих стран овладеть ядерным оружием. В данном случае ядерное оружие необходимо для того, чтобы стать этим странам самостоятельными игроками на мировой арене, получить возможность избавиться от контроля и «опеки» со стороны самой мощной имперской сверхдержавы, какой сегодня являются США.

Все это на деле ведет не к управляемому миру, а к усилению глобального беспорядка и нарастанию страха. В результате перспектива объединения человечества становится все более призрачной и туманной.

Нет пока достаточных оснований для того, чтобы сбрасывать со счетов и такую форму государственного устройства, как национальное государство. Слухи о его смерти, на наш взгляд, явно преувеличены. Учитывая возможность нарастания хаотизации мира, нельзя исключать даже то, что национальные государства (по крайней мере, некоторые из них) могут вступить в своем развитии в полосу определенного рода ренессанса, стать наиболее надежной опорой человеческого существования, «островками» безопасности в этом конкурентном, сложном и противоречивом мире.

Таким образом, вряд ли мы можем ожидать не только в ближайшее время, но и в более или менее отдаленной перспективе возникновения эффективной и справедливой глобальной власти на нашей планете. И если даже США откажутся от имперских притязаний, другие страны или группы стран начнут бороться за свою гегемонию. Борьба за превосходство и доминирование всеобща и вечна.

Следует особо подчеркнуть, что в специальной литературе наряду с обилием прогнозов относительно утверждения управляемого мира, грядущего, даже скорого вытеснения стихийноспонтанного сознательным началом в человеческой истории имеются исследования, в которых, наоборот, обосновывается мысль о том, что сегодня как в социальных процессах в целом, так и в международных отношениях в частности стихийность, неуправляемость и нерегулируемость возрастают и начинают играть все более значимую роль. Так, российский исследователь Н.А. Косолапов в своей интересной, хотя и не во всем бесспорной статье «Международно-политическая организация глобализирующегося мира: модели на среднесрочную перспективу» пишет: «Правомерно предположить: чем более масштабны и сложны процессы, чем крупнее вовлеченные в них социальные, материальные и иные ресурсы, чем более отдален во времени ожидаемый результат, чем более долгие и масштабные усилия нужны для его достижения, тем проблематичнее достижение сочетаемости всех перечисленных выше условий («здесь и сейчас») применительно к обществу, государству, региональной группировке и тем более мировому сообществу. Следовательно, тем большую роль будет играть стихийное начало и тем значительнее, по всей вероятности, должен быть эффект «аккумулирования стихии» и приносимых ее итогов»[275]. Исследователь отмечает, что, прибегая к различного рода утопиям, неоправданным ожиданиям, ставя социальные и иные эксперименты, мы не только не избавляемся от стихийности, но умножаем ее, «добавляя к стихии естественной и неизбежной ту, что порождена реакцией внешнего мира на человеческий авантюризм, полузнание, безответственность»[276]. Для управления такой громадной и сложной системой, какой является жизнь мирового сообщества, согласно ему, отсутствуют не только комплекс необходимых условий, но и теория управления, которые позволили бы сделать осознанной и направленной деятельность человека в историческом масштабе времени. В итоге Косолапов приходит к выводу, что, хотя человек и способен осознанно ставить и преследовать свои интересы и цели в конкретном масштабе времени, в целом же исторический процесс был и пока остается стихийным. При этом особый акцент он делает на стихийно-спонтанном и необратимом характере процесса развития техносферы. Он пишет: «Техносфера тяготеет к формированию концентрических кругов ее обеспечения. Такие круги образуют:

1) собственно техносфера как совокупность наиболее развитых («постиндустриальных») государств, находящихся друг с другом в определенных структурных отношениях;

2) страны – реальные претенденты на скорое вхождение в техносфру по достигнутому уровню развития или по исполняемым для техносферы жизненно важным функциям;

3) страны, необходимые техносфере как источники энергоресурсов и сырья и / или как наиболее емкие рынки и незаме-щаемые другими странами в этих качествах;

4) замещаемые страны, функции которых по отношению к техносфере могут выполнять (вместе или по отдельности) другие страны и / или территории на тех же для техносферы экономических и иных условиях и с теми же практическими результатами;

5) страны, безразличные для существования и жизнедеятельности техносферы (ныне или вообще);

6) страны, ныне или в перспективе враждебные к техносфере и / или входящим в нее государствам и подкрепляющие эту враждебность действиями и / или наличием потенциала нанесения ущерба»[277].

Альтернативу такого пути развития, в частности такого структурирования мира, Н.А. Косолапов не видит, поскольку считает ситуацию объективной, формирующейся стихийно-спонтанно, естественно. При этом исследователь подчеркивает, что ни сейчас, ни в обозримом будущем не появится каких-либо предпосылок для того, чтобы взять под контроль, научиться сознательно управлять развитием и развертыванием техносферы, служащей материальной основой явления и процессов глобализации. Здесь, с его точки зрения, долговременные и объективные последствия не могут и не будут измеряться в категориях сознательно поставленных целей.

Отдавая себе отчет в том, что неконтролируемое расширение техносферы «все более и необратимо разрушает естественную экологию Земли, исчерпывает исторически наиболее доступные человеку ресурсы»[278], автор пытается наметить пути выхода из этой противоречивой ситуации. Он полагает, что процессы развертывания техносферы (соответственно, и глобализации) объективно «вплотную подводят человека к неизбежности необратимой смены среды обитания и жизнедеятельности с естественной на искусственную» (выделено нами. – Авт.)[279]- Сложившиеся тенденции развития, подчеркивает далее автор, оставляют человеку в обозримой перспективе две генеральные «стратегии хозяйственного поведения», не требующие безусловного отказа от капиталистической общественной модели: массированное освоение Мирового океана и / или массированный же хозяйственный выход в космос (причем, по-видимому, первое должно предшествовать второму; но то и другое невозможно без создания искусственной среды обитания и жизнедеятельности человека). Часто же упоминаемая, начиная с 1980-х годов, третья стратегия – стратегия «устойчивого развития» – нереализуема в рамках неолиберализма и объективно требует перехода к своего рода “посткапитализму”»[280]. Правда, почему-то стратегию перехода человечества к эпохе «посткапитализма» исследователь не считает нужным брать в расчет.

Мы не можем согласиться с таким фаталистическим взглядом на дальнейшую перспективу развития человечества. Полная смена среды обитания и жизнедеятельности человека с естественной на искусственную – это однозначно смерть самого человека. Даже если когда-либо и наступит мир, в котором появятся полулюди и полумашины, своего рода биотехнические кентавры, некие киборги, то такой мир явно долго существовать не сможет. Разговоры же о массированном хозяйственном выходе в Космос – это лишь свидетельство абсолютной невменяемости современного технико-инструментального разума[281]. Мы убеждены, что планета Земля будет до скончания времен оставаться нашим единственным домом, и судьба человечества полностью зависит от перспектив его сохранения. Что же касается массированного освоения Мирового океана, то без отказа от сложившейся модели социокультурного развития человечество и здесь не сможет обеспечить человечеству длительной исторической перспективы существования.

В другой публикации Косолапов пишет: «По-видимому, разрешение экологических проблем мира XXI века надо искать не на путях возврата – к чему; к социально-природным отношениям XIX, XV или какого-то иного столетия; по каким критериям? – к некой модели «идеальных» отношений между человеком и природой, реально никогда не существовавших. Перемены в этих отношениях уже необратимы. И выход надо искать в дальнейшем осознанном, целенаправленном и управляемом движении от сохраняющихся остатков «естественности» к созданию целиком и полностью искусственной среды обитания человека. Только в ней станет возможно достижение устойчивого развития как постоянства развития духа – психики, опыта, знаний, культуры – в высокостабилизированной, защищенной от кризисов материальной среде»[282]. В этом высказывании, как представляется, благие намерения доминируют над рационально научными соображениями. Ничего не поделаешь, некоторые современные люди верят в прогресс столь фанатично, как их далекие предки верили в Бога. Интересно, а почему бы не подумать автору о том, что воспеваемый им кардинальный скачок в развитии техносферы лежит за пределами не только собственно социальной истории, но и истории человека как биологического вида. Верно ставит вопрос российский исследователь И.В. Ефимчук: «Как бы критично (и вполне заслуженно) ни относились к социальной организации аграрных цивилизаций современные либералы, безусловно одно – такая организация позволяла людям жить (но при гораздо меньшей плотности населения). Даст ли такую возможность человеку та новая техническая организация разумного бытия, поиск которой активно ведется по всем направлениям (техническим, социальным, естественнонаучным)?»[283].

Понять желание правительства стран, в которых наиболее всеобъемлюще утвердилась техносфера, сохранить сложившийся образ жизни и достигнутые стандарты потребления исключительно для себя, конечно, можно. Однако оправдать эти устремления, особенно имея в виду возможное катастрофическое состояние будущего всего человечества, никак нельзя. Подобного рода поведение идеологов и лидеров стран золотого миллиарда в немалой степени объективно обусловлено постоянно разрастающейся техносферой, вне рамок которой население данных стран, в отличие от других государств, где еще сохранились элементы органической жизни, существовать, похоже, уже не может. Резкий возврат к доиндустриальной модели существования для них уже в принципе невозможен. В случае обвального крушения, неожиданной катастрофы или серии тотально разрушительных катастроф техносферы индустриально (постиндустриально) развитые страны не имеют реальной возможности вернуться к доиндустриальному образу жизни, не рискуя при этом физическим вымиранием огромных масс людей. Но и не прекращающиеся попытки правительств данных стран (точнее было бы сказать, олигархического интернационала) навязать миру вопиюще несправедливую, насильственно-иерархическую геоэкономическую и геополитическую структуру миру еще в большей степени нереалистичны и неосуществимы. В этом как раз и заключается трагическое противоречие современного мира, причина нового, воистину всепланетарного противостояния всего того, что есть Запад и не-Запад. Удастся ли Западу овладеть не-Западом – тема специальных рассуждений. Здесь же мы хотим подчеркнуть, что человечеству, чтобы избежать резкой тотальной катастрофы техносферы, способной отнюдь не в последнюю очередь истребить население самых богатых и преуспевающих ныне на почве глобальной конкуренции стран, следует приступить к разумной, по возможности постоянной перестройке, а где необходимо – и к демонтажу сложившегося образа жизни и наиболее опасных достижений так называемого прогресса, т. е. перейти к смене курса корабля, имя которому – планета Земля. И мы, в отличие от Н.А. Косолапова, считаем, что это в принципе возможно. Лидерам техносферных стран следует отказаться от тупиковой стратегии, направленной на сохранение любой ценой, даже ценой принесения в жертву всех других народов планеты существующего положения вещей, все еще позволяющего населению их стран осуществлять потребительский образ жизни. Им следовало бы подумать о кардинальной смене нынешней парадигмы развития (это, несомненно, рано или поздно само собой произойдет) и поразмыслить о достижении такой ситуации, которая открыла бы возможность утверждения на нашем маленьком Земном шаре господства планетарного разума, а не планетарного тоталитаризма, способного превратить этот шар в кладбище человечества. Тем более, что бесспорно возросшие в наше время значение и роль субъективного фактора истории, кажется, позволяют приступить к решению этой фундаментальной важности задачи.

К сожалению, сегодня, как и в эпоху первоначального накопления капитала, человеческая алчность, эгоизм, вирус потребительства, недальновидность, т. е. неспособность предвидеть конечные результаты преобразующей деятельности, лежащие за пределами устремлений к выгоде лишь здесь и теперь, неизбежно берут верх над всем остальным. Идеалы гуманизма и человечности все время оказываются на периферии устремлений тех групп и лиц, от которых хоть что-то зависит в судьбе нашей цивилизации. Поэтому, повторяем, ничего не остается, как предположить, что человечеству, прежде чем оно образумится, предстоит пройти суровую школу глобальных катастроф и катаклизмов. Симптомов и предпосылок к такому повороту событий обнаруживается немало.

Итак, мы видим, что вопросы о соотношении стихийноспонтанного, естественноисторического и целеволевого, осознанного начал в динамике социума, о возможности становления и развития глобальной власти, сознательного управления мировыми процессами не имеют в современной специальной литературе однозначного решения.