Ф. Энгельс. Движение за реформу во Франции. – Банкет в Дижоне

^{213}

Это собрание демократов департамента Кот-д’Ор явилось бесспорно самым блестящим из всей серии банкетов сторонников реформы. На обеде было 1.300 человек. Присутствовали депутации почти от всех близлежащих городов, и даже швейцарская депутация, состоявшая из граждан Невшателя, Женевы и Люцерна. О характере собрания можно судить по именам главных ораторов – гг. Луи Блана, Флокона, Ледрю-Роллена, Этьена Араго, – все они принадлежат к крайней демократической партии, представленной газетой «La R?forme». Нам нет необходимости говорить, что никаких тостов за Луи-Филиппа на этом обеде не произносилось.

Г-н Синьяр из близлежащего города Гре произнес тост «За демократов Лилля», которые недавно на банкете в своем городе решительно отвергли компромисс с мнимыми либералами и благодаря своей энергии, единодушию и уму спасли честь демократии[175].

Затем г-н Этьен Араго – известный представитель литературного мира Парижа, чья комедия «Аристократы» совсем недавно была поставлена и прошла с огромным успехом, говорил на тему «Развитие литературы, науки и изящных искусств»; он показал в своей блестящей речи, какое быстрое развитие получат литература и наука при свободном и демократическом строе.

Для тоста «Будущий прогресс Франции»[176] председатель предоставил слово г-ну Луи Блану, который был очень горячо встречен собравшимися. Он произнес блестящую речь, содержащую много правильных и ярких мыслей о прошлом развитии Франции, о выводах, которые можно сделать из него в отношении ее будущего, об особом неизгладимом отпечатке, оставленном революцией на всем французском демократическом движении. Его речь неоднократно и заслуженно прерывалась аплодисментами. Она была вполне достойна лучшего писателя-историка, какого сейчас имеет Франция. Однако в ней есть один пункт, по поводу которого нам хотелось бы высказать кое-какие замечания, причем мы надеемся, что они будут приняты в таком же доброжелательном духе, в каком мы пишем о них.

Г-н Блан сказал:

«Нам нужно единение в рамках демократии. И пусть никто не заблуждается – мы мыслим и трудимся не только для Франции, но и для всего мира, ибо будущность Франции заключает в себе и будущность человечества. В самом деле, мы занимаем такое превосходное положение, что никогда не переставая быть национальными, мы неизбежно являемся космополитами, и даже более космополитами, чем национальными. Всякий, кто назвал бы себя демократом и пожелал бы быть в то же время англичанином, опроверг бы историю своей собственной страны, ибо роль, которую играла Англия, всегда сводилась к борьбе эгоизма против братства. Подобным же образом француз, не пожелавший быть космополитом, опроверг бы роль[177] своей страны, ибо во Франции никогда не могла бы получить преобладания такая идея, которая не шла бы на благо всему миру. Господа, во времена крестовых походов, когда Европа двинулась на завоевание гроба господня, именно Франция взяла это движение под свое покровительство. Позже, когда католические священники вознамерились навязать нам иго папского верховенства, галликанские епископы отстояли свободу совести. А кто в последние дни старой монархии поддержал молодую республиканскую Америку?^{214} Франция, все та же Франция! И если это верно в отношении монархической Франции, то может ли оно быть не верным в отношении республиканской Франции? Где еще в летописях истории найдем мы что-либо похожее на удивительное, полное самопожертвования, бескорыстие Республики, когда, истекая кровью на наших границах и на эшафоте, она нашла еще возможным проливать кровь за своих батавских братьев!^{215} Когда она, побежденная или победительница, озаряет даже своих врагов сиянием своего гения! Пусть Европа высылает против нас шестнадцать армий, мы в ответ пошлем ей свободу».

Без всякого намерения умалить значение героических усилий французской революции или огромной признательности, которую мир по праву выражает великим деятелям Республики, мы полагаем, что сравнительная позиция Франции и Англии в отношении космополитизма^{216} обрисована в вышеприведенном отрывке вовсе не правильно. Мы полностью отрицаем космополитический характер, приписываемый дореволюционной Франции; доказательством тому могут послужить времена Людовика XI и Ришелье. Что же, собственно, приписывает г-н Блан Франции? Что во Франции никогда не могла бы получить преобладания такая идея, которая не шла бы на благо всему миру. А мы полагаем, что г-н Луи Блан не сможет назвать нам ни одной страны в мире, которая могла бы поступить иначе, чем якобы поступала Франция. Возьмите для примера Англию, которую г-н Блан прямо противопоставляет Франции. Англия изобрела паровую машину; Англия построила железную дорогу; а эти вещи, полагаем мы, ст?ят не мало идей. Но изобрела ли их Англия для себя или для всего мира? Французы похваляются тем, что они повсюду распространяют цивилизацию, особенно в Алжире. А кто же распространил цивилизацию в Америке, Азии, Африке и Австралии^{217}, если не Англия? Кто основал ту самую республику, в освобождении которой некоторое участие принимала Франция? Англия, все та же Англия! Если Франция содействовала освобождению американской Республики от английской тирании, то Англия ровно двумя столетиями раньше освободила голландскую республику от испанского гнета^{218}. Если Франция подала в конце прошлого столетия славный пример всему миру, то мы не можем обойти молчанием тот факт, что Англия подала такой же пример на полтораста лет раньше^{219}, и что в то время даже Франция не была еще готова последовать ему. Что касается идей, то те самые идеи, которые французские философы XVIII века – Вольтер, Руссо, Дидро, Д’Аламбер и другие – так успешно популяризировали, то где первоначально зародились эти идеи, как не в Англии? Не будем забывать Мильтона, первого защитника цареубийства, Алджернона Сидни, Болингброка и Шефтсбери из-за их более блестящих французских последователей.

Если бы англичанин «назвал себя демократом.., он опроверг бы историю своей собственной страны», говорит г-н Блан.

А мы считаем самым главным свидетельством подлинной демократии именно то, что она должна опровергнуть историю своей страны, что она должна отказаться от всякой ответственности за прошлое, полное нищеты, тирании, классового угнетения и суеверия. Пусть французы не составляют исключения среди других демократов; пусть они не принимают на себя ответственности за действия своих королей и аристократов прежних времен. Поэтому то, в чем г-н Блан усматривает недостаток английских демократов, мы считаем их большим преимуществом, а именно, что они должны отказаться от прошлого и смотреть только в будущее.

«Француз неизбежно является космополитом». Да, в таком мире, где преобладает французское влияние, французские нравы, обычаи, идеи, политические порядки. В таком мире, где каждая нация переняла характерные свойства французской национальности. Но именно это и не могут принять демократы других стран. Вполне готовые отказаться от грубых черт своей собственной нации, они ожидают того же от французов. Их не удовлетворяет утверждение со стороны французов, что они являются космополитами; подобное утверждение равносильно требованию, чтобы все остальные стали французами.

Возьмите для сравнения Германию. Германия является родиной огромного числа изобретений, например, печатного станка. Германия – и это признано всеми – породила значительно большее количество возвышенных и космополитических идей, чем Франция и Англия вместе взятые. А на практике Германия всегда подвергалась унижению, всегда оказывалась обманутой во всех своих надеждах. Она лучше, чем кто-либо, может рассказать, что такое французский космополитизм. В той же мере, в какой Франция могла жаловаться – вполне справедливо – на вероломство английской политики, Германия испытала на себе столь же вероломную политику со стороны Франции, начиная с Людовика XI и кончая Луи-Филиппом. Если бы мы стали применять мерку г-на Луи Блана, то истинными космополитами оказались бы немцы, а они вовсе не претендуют на это.

Но довольно об этом. Мы желали бы устроить дискуссию по данному вопросу, так как только это может привести к взаимопониманию, к прочному союзу между французской и английской демократией.

После г-на Блана г-н Флокон предложил тост «За демократов Европы».

Г-н Флокон сказал:

«Посмотрите вокруг себя, прислушайтесь к голосам, доносящимся из других стран; сетования или угрозы; жалобные вздохи или упования – о чем говорят они? Они взывают к принципам французской революции; перед лицом всякого деспотизма они провозглашают ее бессмертный девиз: Свобода, Равенство, Братство! Да, те самые народы, которые, будучи введены в заблуждение в силу своего рабского положения и невежества, вели нечестивую войну против революции; теперь они собираются толпами, чтобы встать под ее знамя, и обещают быть страстными защитниками славных принципов, в торжество которых они не верили в прошлом. Этот поразительный факт теперь очевиден всему миру, и я не знаю ничего более грозного для наших врагов, ничего, что могло бы более эффективно напомнить нам о нашем долге. В Англии рядом со старыми фракциями, перед лицом самой богатой… и самой деспотической в мире аристократии, организуется народ. Огромная ассоциация, руководимая опытными лидерами, ежедневно вербует в свои ряды множество рабочих, которые возьмут на себя задачу отмщения за все несправедливости, причиненные человечеству. Права человека не являются новым девизом в Англии. Еще в период прежних гражданских[178] войн среди религиозного фанатизма и политических страстей многие партии ясно видели великую социальную истину:

Когда Адам пахал, а Ева пряла,

Где был тогда господин?^{220}

Это провозгласили ковенанторы^{221} почти триста лет тому назад. Тот же вопрос поднимается снова; хлопчатобумажные магнаты не меньше пренебрегают жалобами рабочего люда, чем лендлорды прежних времен. Поэтому мало заявить о своих правах, народ должен быть достаточно сильным, чтобы взять их, и английский народ это знает… В Бельгии как раз в настоящий момент организуется общество, объединяющее демократов всех наций, и подготовляется демократический конгресс^{222}. В Германии, в то время как монархи забавляются игрой в дарование конституции, народ готовится к тому, чтобы самому решить задачу своего собственного спасения».

Затем оратор сделал краткий обзор движения в Польше, Италии и Швейцарии и закончил свою речь следующими словами:

«Да, семена революции дают ростки, почва плодородна, прекрасный цветок надежды украшает поля будущего. Но зима затянулась, мы должны скоро взять в руки серп, чтобы снять свой урожай. Так возьмемся же снова за дело революции, начав с того места, где кончили наши отцы. Поторопимся, иначе нам придется браться за него там, где они начинали». (Бурные аплодисменты.)

Следующий тост «За суверенитет народа» был произнесен г-ном Ледрю-Ролленом, депутатом палаты.

Затем были зачитаны письма с извинениями, полученные от гг. Франсуа Араго, Ламенне и Дюпон де л’Эра, и на этом собрание закрылось.

Эта демонстрация доказывает, что провинциальные демократы все больше и больше покидают партию «National» для того, чтобы сплотиться вокруг партии «R?forme».

• • •

Написано Ф. Энгельсом в первой половине декабря 1847 г.

Напечатано в газете «The Northern Star» № 530, 18 декабря 1847 г. с пометкой редакции: «От нашего парижского корреспондента»

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые