§ 3. ДИАЛЕКТИКА ЗАКОНА

Закон как одно из определений сущности не пребывает в покое. Будучи диалектическим процессом своего самоопределения, он в своем движении проходит три ступени. Вначале он есть результат разрешения противоречия «вещи», противоречия между ее единством и многообразием ее свойств. Как таковой он — успокоившееся, ставшее равным себе различие, положительное тождество, закон в себе, основа явления, безразличная, равнодушная к самому явлению. Закон вначале есть постоянный образ изменчивого явления. Определение закона как прочного (остающегося), идентичного в явлении, как спокойного отражения явлений отмечено В. И. Лениным в его конспекте «Науки логики». [81] Это определение закона просто, поскольку он лишь в себе, в потенции. Он открыт, но не раскрыт, не положен. Он еще лишен момента отрицательности и, следовательно, самодвижения.

Поскольку закон есть тождество, в нем различаются стороны этого тождества. Поскольку же эти стороны различаются, постольку они разные. Закон, таким образом, приобретает не–достававший ему момент отрицательности. Внутреннее различие его разных сторон развивается далее во внешнее соотношение закона и его иного — явления как такового. В этом определении закон не просто основа, а основание явления. Он не безразличен к явлению, а определяет его и определяется им. Он есть существенное явление в отличие от несущественного. Таким образом, явление помимо закона как существенного в нем содержит и несущественное. Следовательно, оно богаче закона. Это новое определение закона также было отмечено В. И. Лениным. [82]

Затем стороны закона развиваются в противоположности. Каждая из них утверждает свою самостоятельность через отрицание самостоятельности другой. В то же время они одно и то же. Таким образом, каждая из сторон закона утверждает свою самостоятельность через отрицание своей самостоятельности. Закон поэтому есть противоречие, которое разрешается в существенное отношение. [83]

Таким образом, как одно из определений сущности закон явления последовательно определяет себя и как прочное, спокойное, остающееся в явлениях, и как причинно–следственную связь разных сторон явления, и как взаимодействие этих сторон, их диалектическое единство, прочное и непрочное, остающееся и исчезающее, спокойное и беспокойное в одно и то же время в одном и том же отношении, т. е. как противоречие. Последнее определение как развертывание первых двух содержит их в самом себе в снятом виде. Оно поэтому наиболее полное, богатое, конкретное.

Примером движения и диалектического познания закона как одного из определений сферы сущности является исследование К. Марксом в «Капитале» экономического закона тенденции нормы прибыли к понижению. Вначале этот закон рассматривается как таковой, затем — в соотношении с противодействующими ему внешними факторами и, наконец, исследуется развитие внутренних противоречий закона. [84] Это — движение закона тенденции нормы прибыли к понижению в его пределах.

К сожалению, раскрытию процесса самоопределения закона явления в «Науке логики» Гегеля отведено не очень много места. Поскольку, однако, здесь говорится иногда не только о законе явления, но, например, и о законе силы, постольку можно предполагать, что свои законы имеют и другие, более развитые определения сущности. В связи с этим возникает проблема движения закона в этой сфере, так сказать, по вертикали.

Сущность в диалектическом понимании есть не предмет, а процесс, и в своем движении она приобретает последовательно ряд определений. Содержание, форма, явление — одни из них. Эти определения в движении от абстрактного к конкретному, от простого к сложному снимают друг друга. Сущность как таковая не находится рядом с содержанием, а есть в нем, поскольку оно содержание сущности; сущность не находится рядом с явлением или за ним, а в нем, поскольку она явление сущности. «…Форма есть содержание, — писал Гегель, — а в своей развитой определенности она есть закон явлений». [85]

Гегель критиковал Канта за то, что тот отрывал явление от сущности, фиксировал изолированную абстрактную сущность как стоящую вне явления, не подверженную изменениям и недоступную нашему познанию «вещь в себе». Он подчеркивал, что сущность и все ее внутренние определения (опосредование себя самой внутри себя), включая, конечно, форму и содержание, находят свое подтверждение единственно лишь в том, как они выступают в явлении. Если, например, человек в своей сущности, внутренне, характеризуется целым рядом добродетелей, по эти добродетели не проявляются внешне в поступках, действиях человека, а остаются только в области его намерений и умонастроений, т. е. если внешнее не тождественно с его внутренним, то одно так же бессодержательно и пусто, как и другое. Каков человек внешне, в своих действиях, таков он и внутренне, в сущности. Только в тождестве внутреннего и внешнего он — действительный человек. Таким образом, изменение явления есть изменение являющей себя сущности, а изменение являющей себя сущности есть изменение явления. Поскольку закон — одно из определений сущности, он изменяется так же, как изменяются ее определения.

Примером эволюции экономических законов в процессе развертывания определений сущности является превращение законов прибавочной стоимости в законы прибыли.

Известны высказывания К. Маркса о том, что изменяется в зависимости от объективных исторических условий лишь форма проявления остающихся в силе общих законов. [86] Но оставаться в силе — это не значит не изменяться в сущности. В процессе своего самоопределения сущность остается той же сущностью, но отличающей себя в начале движения от себя же в конце его как бедную определениями — от богатой, как неразвитую — от развитой. Форма, например, есть одно из определений сущности, она в своей развитой определенности становится законом явления, а последний, достигнув в своем движении вершины, которая есть его противоречие, становится существенным отношением. Чтобы не затруднять читателя усвоением непривычной гегелевской терминологии, можно условно все следующие за явлением целокупные определения сущности назвать явлениями первого, второго, третьего и так далее порядка. Если каждое из этих явлений имеет свой закон, то движение этих законов есть не что иное, как движение от простого к сложному, от абстрактного к конкретному, а точнее, от закона самого простого явления к закону самого сложного, самого конкретного явления. Каждый относительно конкретный закон отрицает своего непосредственного предшественника, удерживает и возвышает его в самом себе, становится законом более конкретного, более определенного явления сущности. Изменяется ли при этом сущность самого закона? Конечно! Она становится богаче. Сохраняется ли при этом его самая глубинная сущность? Безусловно, поскольку диалектический процесс есть отрицание с удержанием, с сохранением. Ф. Энгельс подчеркивал, что в развитом явлении законы относительно неразвитого «хотя и продолжают действовать, но отступают на задний план перед другими, более высокими законами…». [87]

Итак, движение закона в сфере сущности связано с изменением его сущности и формы ее проявления. Вместе с тем это движение является развертыванием системы. Действительно, поскольку существует множество явлений, постольку имеется и множество отличных друг от друга и противостоящих друг другу законов явлений.

У Гегеля нет понятия «система законов», однако он рассматривает близкое к данному понятие «царство законов». [88]

«Царство законов» также не есть нечто застывшее, мертвое. Оно развивается, изменяется. В начале оно содержит лишь простое, неизменное, разнообразное содержание существующего мира, является в себе и для себя сущим миром. Затем, приобретая отрицательный момент, оно становится целокупностью содержания являющегося мира и основанием всего его многообразия. Наконец, оно развертывается до единства противоположностей, единства в себе и для себя сущего мира и мира являющегося. Это единство определено так, что являющийся мир есть в себе и для себя сущий мир наизнанку, и наоборот. Оба мира относятся друг к другу так, что то, что в одном положительно, в другом отрицательно, то, что в являющемся наличном бытии определено как добро, есть в себе и для себя зло. К. Маркс часто использовал понятие «мир наизнанку» при раскрытии содержания превращенных (иллюзорных) экономических форм, овеществленных производственных отношений, тайны товарного фетишизма. [89] Рациональным в гегелевском понятии «царство законов» является также и то, что, во–первых, оно определяется не просто как совокупность внешним образом соотносящихся разных го содержанию законов, но и как их внутреннее единство, так что каждый из них, будучи относительно самостоятельным, есть в то же время нечто несамостоятельное как сторона своего иного. Развиваясь далее в часть целого, они в то же время сами являются целым. «Царство законов», во–вторых, определяется не только как результат развития, но и как процесс, как дальнейшее движение. В качестве системы его следует рассматривать и как процесс рождения, и как процесс движения от положительного тождества к противоречию и самоотрицанию. Следует, в-третьих, особо отметить то, что только в системе, в «царстве законов», закон есть налицо, приобретает свое наличное бытие, реализует себя, становится действительным. Здесь он приобретает новые определенности закона, взаимодействующего с другими законами. Закономерность, которая вначале определилась как форма проявления только одного закона, теперь определяется как форма проявления взаимодействия законов. В действительности, таким образом, закон существует как закон системы. Чем сложнее явление, система, тем в большей степени модифицируются действие, форма проявления чистого закона. В особенности это относится к таким сложным явлениям и системам, как социальные, где закон проявляется как господствующая тенденция. Говоря о действии экономических законов, Ф. Энгельс подчеркивал, что «все они не имеют иной реальности, кроме как в приближении, в тенденции, в среднем, но не в непосредственной действительности. Это происходит отчасти потому, что их действие перекрещивается с одновременным действием других законов, отчасти же и вследствие их природы как понятий». [90]

Как об этом говорилось выше, движение в сфере понятия есть развитие, а определенности закона здесь — это отличие единичности, особенности и всеобщности. Ф. Энгельс обращал внимание на то, что гегелевское движение мысли в сфере понятия в действительности выступает перед нами как развитие наших, покоящихся на эмпирической основе, теоретических знаний о природе движения вообще, что законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собой, если только они надлежащим образом познаны. Прошли сотни тысяч лет, прежде чем добытое на эмпирической основе знание о том, что трение производит теплоту, люди возвели в единичное суждение: «трение есть источник теплоты». Это единичный закон. Прошли новые тысячелетия, пока не было сформулировано следующее суждение: «всякое механическое движение способно посредством трения превращаться в теплоту». Это суждение можно рассматривать как суждение особенности, как особенный закон. Наконец, была сформулирована наивысшая форма суждения, суждение понятия: «любая форма движения способна и вынуждена при определенных для каждого случая условиях превращаться, прямо или косвенно, в любую другую форму движения». «Третье суждение, — писал Ф. Энгельс, — есть суждение всеобщности: любая форма движения оказалась способной и вынужденной превращаться в любую другую форму движения. Дойдя до этой формы, закон достиг своего последнего выражения. Посредством новых открытий мы можем доставить ему новые подтверждения, дать ему новое, более богатое содержание. Но к самому закону, как он здесь выражен, мы не можем прибавить больше ничего. В своей всеобщности, в которой и форма и содержание одинаково всеобщи, он не способен ни к какому дальнейшему расширению: он есть абсолютный закон природы». [91]

Во второй части гегелевской философской системы, в его «Философии природы», включающей в себя механику, физику, органическую физику, законы обнаруживаются в механическом движении. Здесь «законами называются связи между двумя простыми определениями, так что лишь это простое отношение их друг с другом составляет целостное отношение, члены же отношения должны сохранять видимость свободы». [92] Вместе с тем Гегель различает законы неорганической природы и органической. В первой законы суть необходимые отношения, сторонами которых служат явления, внешние объекты, существующие определенности, т. е. они суть отношения между внешним и внешним. В органической природе законы — отношения между внутренней сущностью, скрытой от взоров разума, и внешними явлениями.

В третьей части гегелевской системы — «Философии духа» законы суть отношения субъективного и объективного духа, искусства, религии, абсолютного знания. Методический путь сознания к абсолютному знанию изложен Гегелем в «Феноменологии духа».

Итак, многообразию являющегося мира соответствует многообразие его законов. Более того, Г. И. Ойзерман считает, что каждый закон многообразен и представляет собой единство существенно различных необходимых отношений. Любое из этих открытых исследователями отношений могло бы быть названо «новым законом», хотя, с его точки зрения, это лишено смысла. [93]