д)

Еще отчетливее о природе как о движущем начале "порядка", или "слаженности" (то есть, как мы теперь знаем, принципиальной осмысленности и разумности), Аристотель говорит, опять-таки в связи с космическим небесным порядком, в трактате "О частях животных" (I 1, 641 b). Не приводя всего этого чрезвычайно интересного текста полностью, мы, однако, отметим следующие основные моменты его. Во-первых, это уже знакомая нам мысль о том, что порядок (taxis) и определенность (horismenon) "гораздо в большей степени проявляются в небесных явлениях, чем у нас". Во-вторых, это высказываемая Аристотелем догадка, что "начало" и "причина" природного и закономерного устроения вещей, с одной стороны, и, с другой стороны, "начало" и "причина" созидательной творческой деятельности человека есть в определенном отношении одно и то же. Тем самым в одном плане рассматривается человеческий разум и разум природы. В-третьих, это учение о том, что таким началом и такой причиной как в природных явлениях, так и, развиваем мы мысль Аристотеля, в целенаправленном творчестве искусства, является устремленность к концу, или завершению, которое должно поставить предел дальнейшему движению. Таким образом, целью всякой согласной природе деятельности является, по Аристотелю, не бесконечное развитие, но возвращение к максимальной простоте, чистоте и прозрачности.

Так, максимальной простотой обладает природа того, что наиболее совершенно, то есть космоса. Движение космических тел есть наиболее простое и совершенное круговое движение; иным движением, например, направленным к одному центру прямолинейным движением, космос не может обладать потому, что такое движение не может быть вечным, оно "насильственно" (biaion) и "противно природе", тогда как "устроение (taxis) космоса вечно" (De coel. II 14). Переводя эти мысли на язык современной науки, мы сказали бы, что движение небесных тел закономерно. Поэтому правы те переводчики, которые переводят аристотелевский термин taxis как "закономерность".