Первая и высшая фазы коммунистического общества

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первая и высшая фазы коммунистического общества

В «Критике Готской программы» Маркс в порядке научного предвидения сформулировал идею двух фаз развития коммунистического общества, подготовленную почти тридцатилетним развитием его представлений о переходе от капитализма к полному коммунизму. Характеризуя первую фазу коммунистического общества, Маркс пишет: «Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло»[220].

Рассматривая организацию производства, Маркс отмечает, что «в обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда»[221]. Из этого следует, что коммунистическое производство Маркс рассматривал как нетоварное производство, как непосредственно общественное производство уже на первой фазе коммунистического общества. Это дало известные основания для ошибочных (волюнтаристских) оценок уровня зрелости общественных отношений при социализме. В то же время анализ всего комплекса экономических трудов Маркса в их логическом и историческом развитии дает основание считать, что он допускал существование принципов товарного производства и в условиях социализма[222]. В пользу этого предположения может свидетельствовать и процитированное выше его суждение о том, что на первой фазе коммунистического общества сохраняются «родимые пятна» во всех, в том числе в экономических, отношениях.

Исходя из примата производства над распределительными отношениями и критикуя лассальянское положение о «неурезанном трудовом доходе», включенное в Готскую программу, Маркс на научной основе реалистически рассматривает вопрос о том, как будет хозяйствовать социалистическое общество. Он устанавливает состав той части совокупного общественного продукта, которая потребляется обществом в целом и предстает как вычет из общего дохода производителя, но «все удерживаемое с производителя как частного лица прямо или косвенно идет на пользу ему же как члену общества»[223]. Одна часть вычетов диктуется экономической необходимостью, связана с производственными нуждами (то, что требуется для возмещения потребленных средств производства, добавочная часть для расширения производства, резервный или страховой фонд). Другая связана с общими, не относящимися непосредственно к производству издержками управления, с содержанием государственного аппарата. Особо Маркс выделил часть, предназначаемую для совместного удовлетворения таких потребностей, как образование, здравоохранение, помощь нетрудоспособным и др. Таким образом, он отметил существенную черту распределительных отношений нового строя – использование общественных фондов потребления для удовлетворения социальных нужд граждан[224]. Говоря о способе распределения предметов потребления в первой (т.е. социалистической) фазе нового общества, Маркс отмечает его зависимость от распределения условий производства, которая выражает характер способа производства.

Концепция «неурезанного трудового дохода», указывал Маркс, пренебрегает интересами производства во имя потребления, ведет к политике проедания общественного богатства, руководствуясь сиюминутными интересами. Этому ошибочному подходу Маркс противопоставляет концепцию распределения общественного продукта, основанную на всестороннем анализе общественных потребностей[225].

Распределение по труду Маркс рассматривал в связи с понятиями равенства и справедливости. Он считал неверными представления, согласно которым при социализме будет принят уравнительный принцип распределения совокупного общественного продукта. Выступая против рассуждений о «равенстве» и «справедливости» вообще, взятых неисторически, Маркс отмечал неустранимое неравенство людей как индивидов с разными способностями. Люди «не были бы различными индивидами», замечал он, «если бы не были неравными…»[226]

В этой связи необходимо отметить, что для грубоуравнительного коммунизма было характерно понимание равенства как одинаковости людей, как тождественности их между собой в системе общественных отношений. Именно такое понимание равенства и лежало в основе уравнительных тенденций, во многом отличающих мелкобуржуазную идеологию и еще столь живучих в наши дни. Но марксизм преодолевает такие воззрения, которые были правомерны разве во времена старого лозунга «свободы, равенства и братства»[227].

Как было показано выше, проблема социальной справедливости рассматривалась Энгельсом в работе «К жилищному вопросу» в полемике с Прудоном и Мюльбергером. Для них, а также для многих других представителей общественной мысли XIX века было характерным абстрактно-морализаторское представление о справедливости, когда она рассматривалась как элемент «естественного порядка вещей», как универсальный критерий оценки социальных явлений вне зависимости от времени и места. Оставаясь в русле таких представлений, Прудон, а за ним и Мюльбергер в своих сочинениях мерили общественные, политические, правовые, религиозные положения эталоном «вечной справедливости», исходя из него судили о необходимых изменениях в жизни общества. Энгельс убедительно показал бесперспективность такого подхода к социальной действительности, неспособного вскрыть настоящие движущие силы общественных преобразований.

Подчеркивая роль интересов, противопоставляя их справедливости в прудоновской трактовке, Энгельс тем самым показывал необходимость и плодотворность историко-материалистического раскрытия механизмов социальной детерминации: объективные условия существования и деятельности людей определяют производственные отношения, которыми, в свою очередь, определяются их интересы.

Историко-генетический анализ представлений о справедливости позволил Энгельсу сделать вывод, что «вечная справедливость», проповедуемая Прудоном и его последователями, «представляет собой лишь идеологизированное, вознесенное на небеса выражение существующих экономических отношений»[228], а реальное восприятие справедливости людьми исторично, кардинально меняется с изменением социально-экономических условий. Справедливость древнего мира предполагала рабство, справедливость буржуазии в эпоху Великой французской революции требовала устранения феодализма и т.д. Идея вечной или естественной справедливости, единой для всех времен и народов, несостоятельна. Таким образом, марксизм переносит проблему из сферы эмоций в область научного анализа, при этом не умаляя практического значения понятия справедливости, а, наоборот, показывая его конкретно-историческое содержание, различную социальную направленность в различных исторических условиях.

Конкретно-исторический подход к понятию «справедливость» Маркс реализовал в «Критике Готской программы», в частности при анализе трактовки распределительных отношений авторами программы. Что такое «справедливое» распределение? – спрашивал он. «Разве экономические отношения регулируются правовыми понятиями, а не наоборот, не возникают ли правовые отношения из экономических?»[229] И далее подчеркивал: «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества»[230].

Маркс отметил, что в обществе, которое только что выходит из капиталистического строя, «равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей» в сфере распределительных отношений «пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой – трудом». Маркс видит в этом измерении принцип буржуазного права, поскольку оно игнорирует неравную одаренность и работоспособность людей, в результате чего «равное право» превращается в «неравное право»[231]. Однако неравенство в потреблении неизбежно в первой фазе коммунистического общества. Ленин писал, что Маркс показывает дальнейший «ход развития» коммунистического общества, которое «вынуждено сначала уничтожить только ту „несправедливость“, что средства производства захвачены отдельными лицами, и которое не в состоянии сразу уничтожить и дальнейшую несправедливость, состоящую в распределении предметов потребления „по работе“ (а не по потребностям)»[232].

Критикуя проект программы, Маркс разъяснил свое понимание неравенства и путей его преодоления. «Вместо неопределенной заключительной фразы в конце параграфа: „устранение всякого социального и политического неравенства“, следовало сказать, писал он, – что с уничтожением классовых различий само собой исчезнет и всякое вытекающее из них социальное и политическое неравенство»[233]. Решающий шаг в этом направлении – ликвидация эксплуатации наемного труда, превращение средств производства в общественную собственность. Но для полного преодоления социального неравенства этого еще недостаточно, ибо вначале еще сохраняется распределение по труду, когда «каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему»[234], а «трудовой пай» каждого не одинаков с другими. Таким образом, Марксово толкование социальной справедливости применительно к социалистическому обществу ориентировано на раскрытие ее связи с распределением по труду и не имеет ничего общего с уравнительностью доходов. Именно в этом направлении разъяснял свои взгляды и Энгельс в письме Бебелю: «Представление о социалистическом обществе, как о царстве равенства, есть одностороннее французское представление, связанное со старым лозунгом „свободы, равенства и братства“, – представление, которое как определенная ступень развития было правомерно в свое время и на своем месте, но которое, подобно всем односторонностям прежних социалистических школ, теперь должно быть преодолено, так как оно вносит только путаницу и так как теперь найдены более точные способы изложения этого вопроса»[235].

Характеризуя в «Критике Готской программы» распределение по труду, Маркс писал, что «здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой»[236]. Данное положение имеет принципиальное значение для понимания природы социальной справедливости при социализме. На этом этапе сохраняет решающее значение принцип эквивалентности, содержание и форма реализации которого, однако, как указывал Маркс, в новых условиях меняется[237].

Отчасти в том смысле, что на длительном этапе эволюции первой, социалистической фазы нового способа производства наряду с принципом распределения по труду сохраняется и имеет большое стимулирующее значение принцип распределения по стоимости.

Характеристика полного коммунизма, которая содержится в «Критике Готской программы», на многие десятилетия стала ориентиром в революционной борьбе и в социалистическом строительстве: «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»[238] Таким образом, исходя из критического рассмотрения сущностных сторон капиталистического производства и всей общественной жизни при капитализме, Маркс дал в «Критике Готской программы» яркий образ основных черт высшей фазы коммунизма. Разумеется, во времена Маркса невозможно было предвидеть всех обстоятельств и трудностей революционного преобразования общества, учесть сложности в развитии производительных сил, связанные, в частности, с глобальным кризисом ресурсов, экологической обстановкой и т.п., что существенно осложняет достижение того уровня общественного богатства, о котором говорил Маркс.

Задачи, прежде всего в сфере экономики, производства, с решением которых Маркс связывал переход к высшей фазе коммунизма, чрезвычайно велики. Реальное прояснение их масштабов заставляет освобождаться от облегченных, нереалистических представлений о социалистической стадии коммунистической формации как краткосрочной, о возможности ее форсированного прохождения.

Обобщенная характеристика двух фаз коммунистической формации имеет большое методологическое значение для общественных наук, для практической деятельности коммунистических и рабочих партий. «Политически различие между первой или низшей и высшей фазой коммунизма со временем будет, вероятно, громадно, – писал Ленин… – Но научная разница между социализмом и коммунизмом ясна. То, чт? обычно называют социализмом, Маркс назвал „первой“ или низшей фазой коммунистического общества. Поскольку общей собственностью становятся средства производства, постольку слово „коммунизм“ и тут применимо, если не забывать, что это не полный коммунизм. Великое значение разъяснений Маркса состоит в том, что он последовательно применяет и здесь материалистическую диалектику, учение о развитии, рассматривая коммунизм как нечто развивающееся из капитализма. Вместо схоластически выдуманных, „сочиненных“ определений и бесплодных споров о словах (что социализм, что коммунизм), Маркс дает анализ того, чт? можно бы назвать ступенями экономической зрелости коммунизма»[239].

При этом Маркс подверг критике нашедшую отражение в Готской программе точку зрения последователей Лассаля, которые фактически отчуждали немецкое рабочее движение от революционного движения пролетариата других стран. Маркс отметил, что в проекте Готской программы ничего не сказано о международных функциях германского рабочего класса, что лишает практического содержания понятие пролетарского интернационализма[240]. В упомянутом письме к Бебелю от 18 – 28 марта 1875 года Энгельс также обратил внимание на важность пролетарского интернационализма для социал-демократического движения, указав на то, что в программе партии данный вопрос надо было изложить примерно в следующей редакции: «…хотя германская рабочая партия действует прежде всего внутри положенных ей государственных границ… тем не менее она сознает свою солидарность с рабочими всех стран и всегда готова будет выполнять и впредь, как выполняла до сих пор, вытекающие из этой солидарности обязательства»[241].

Вслед за «Манифестом Коммунистической партии» и «Капиталом» «Критика Готской программы» – важнейший теоретический труд. В этом сравнительно небольшом произведении в концентрированном виде сформулирован ряд выводов, сделанных на базе многолетнего изучения законов капиталистической общественной формации, из опыта Парижской коммуны. Обращенные непосредственно к германской социал-демократии критические замечания Маркса по поводу Готской программы представляли и общеметодологическое значение, поскольку в этом произведении применяется материалистическая диалектика, учение о развитии, коммунизм рассматривается исторически, как общество, развивающееся из капитализма, дается «анализ того, что можно бы назвать ступенями экономической зрелости коммунизма»[242]. Вот почему «Критика Готской программы» продолжает привлекать внимание широкого круга историков рабочего движения и общественной мысли, философов, экономистов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.