1. СЕБЯЛЮБИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. СЕБЯЛЮБИЕ

Образ антихриста в повести Соловьева достаточно выразителен. Этот великий русский мыслитель и поэт попытался изобразить противника Христа, не упуская ни малейшей подробности, даже самой незначительной его черты.. Среди них выступают сущностные черты, отражающие все антихристово нутро. Исследование этих черт и их проявлений в жизни человека приведут нас к раскрытию структуры этого духа.

Антихрист Соловьева нисколько не атеист. «Сознавая в самом себе великую силу духа, он был всегда убежденным спиритуалистом, и ясный ум всегда указывал ему истину того, во что должно верить: добро. Бога, Мессию». Но здесь же Соловьев отмечает, что «в это он верил, но любил он только одного себя». Иначе говоря, вера антихриста и его любовь были разделены. Разум и сердце в бытии этой твари шли в разных направлениях. Обладая незаурядным проницательным умом, он не мог отрицать Бога, ибо только безумец говорит, что Бога нет (ср.: Пс., 13, 1). Для всякой разумной души существование Бога настолько очевидно, что она ни в каком случае не может Его отрицать. И чем значительнее ум, тем меньше опасность атеизма. Среди чистых душ склонности к атеизму нет совершенно, даже сами «бесы веруют, и трепещут» (Иак., 2, 19). Но одно дело найти Бога умом, и совершенно другое — признать Его своим сердцем и полюбить. Антихрист Соловьева Бога не отрицал. Он верил. Верил даже в Посланника Божиего. Но любил он только себя. Соловьев замечает, что антихрист «верил в Бога, но в глубине души невольно и безотчетно предпочитал Ему себя».

Замечание весьма существенное. Себялюбие отвлекает взгляд от бытия и направляет на самого себя. Здесь все сосредоточено на любви к себе. Поэтому неудивительно, что тварь, ведомая себялюбием, совершенно неощутимо поднимается на самые вершины бытия и пытается воздвигнуть свой престол над звездами. Вне сомнения, это возвышение только психологическое. Оно — только настроение и только переживание. У себялюбия нет онтологической силы, и из области сотворенного оно никого не высвобождает. Никто не становится Богом, любя самого себя. Но взор, отвращенный от бытия и направленный на себя, изменяет всю человеческую жизнь. Себялюбивое действие — это серьезный поворот на пути бытия. Этот поворот вызывает желание считать себя выше Бога. И вместе с тем этот поворот изгоняет творение в ряды чистых тварей. Себялюбие — это поворот  по направлению к небытию.

Святая Тереза Авильская[17] сказала о дьяволе: «Бедный, он не любит!» Этим она выразила глубочайшую сущность дьявола. Дьявол — это тот, который не любит. Он не любит ни Бога, ни человека, ни вещи. И в этом его свойстве кроется самое существенное отрицание Бога. Святой Иоанн в своем Евангелии и в своих посланиях неустанно повторяет, что Бог есть любовь и что подобность Богу и участие в Его бытии проистекают только из любви. «Кто не любит, тот не познал Бога» (Иоанн, I, 4, 8). И напротив, «пребывающий в любви пребывает и в Боге, и Бог в нем» (4, 16). Утрата любви есть утрата Бога, обладание любовью — знак живущего в человеке Бога.

Поэтому нелюбящее существо исключено из божеской жизни: Бог не живет в нем и оно не живет в Боге. Оно может верить в Бога и даже трепетать перед Его могуществом, но, не имея в себе любви, оно не имеет экзистенциальной связи с Богом. Бог для него только причина его бытия, только абсолютная сила, действием которой оно возникло и по решению которой удерживается. Но Бог для него не та Личность, которая может заставить его говорить и которой оно могло бы ответить. Утрата любви есть утрата личности Бога. Это утрата связи с Богом. И это есть утрата религии в глубочайшем смысле этого слова, ибо религия — это отношение между двумя личностями. Нелюбящее существо с Богом не взаимодействует. Оно только «бывает» вместе с Богом, как тварь «бывает» вместе со своей причиной. И если дьявол не любит, то тем самым он — самый величайший отрицатель Бога, даже если он своим умом верит в Бога и трепещет. Но почему дьявол не любит? Как и откуда возникла эта нелюбовь в демоническом бытии?

Дьявол не любит потому, что он любит только себя самого. Любовь и себялюбие исключают друг друга. Это две силы, которые идут в противоположных направлениях. Любовь всегда есть выход, извержение из себя. Кто любит, тот ставит себя рядом с собой, переносит себя в другого, жизнь кладет за другого. Сущностно любовь есть сила, направленная к бытию. Это есть взгляд, направленный далеко от себя. Это звук, ищущий отзвука. Основа любви есть кроющийся в нас образ Божий. Будучи созданными по образу и подобию Господа, мы сами склоняемся к другому, тянемся к своему Оригиналу. Бог влечет наше бытие. Самой сущностью своей структуры мы повернуты к Нему и отвращены от себя. Наше бытие всегда смотрит вперед. Ему предназначено не оставаться в себе, но переступить через себя, войти в другого и быть в другом, ибо в этом глубинном Другом как раз и кроется источник нашего бытия, его происхождение, его модель. Свою жизнь выигрывает тот, кто ее утрачивает, то есть отдает ее Другому, ибо именно в этом Другом он ее и осуществляет. Наше бытие осуществляется только тогда, когда мы «бываем» вместе; «бываем» не в себе, но в другом и этого другого вбираем в себя. Бытие ставшее общим есть основа творящего существования и его полнота.

Однако вообразим себе, что свободная тварь по своей собственной воле закрывается в себе, отворачивается от другого и свой взгляд направляет только на себя. Ту силу, которая вела ее к бытию, она поворачивает к себе. Любовь превращается в себялюбие. Что тогда происходит? Не что иное, как отрицание всего и вся. Такая тварь отрицает прежде всего то, что находится рядом с ней. Себялюбие превращается в абсолютную глухоту по отношению к окружающему. Себялюбец никого не призывает и отклика от других не ждет. Его существование становится закрытым. Он не «бывает» вместе. Он «бывает» один в своем одиночестве. Все, что находится рядом с ним, утрачивает для него глубинный смысл. Себялюбие — сила, влекущая назад от бытия. Это сила направленная на себя. Но поскольку образ Господа уводит нас от самих себя, то себялюбие само по себе превращается в силу, разрушающую нашу подобность Богу. Обратив свой взор к себе, мы сталкиваемся с противоположным направлением образа Господня и должны сделать выбор: или возвратиться назад в бытие, или разрушить в себе подобность Богу. Тварь, ведомая себялюбием, выбирает второй путь. Она оставляет образ Божий, оставляет бытие и идет в себя. Она разрушает свою подобность Господу и таким образом превращается в противоположность Бога и становится полным Его отрицанием. Человек может быть настоящим и глубоким атеистом только тогда, когда он себялюбив, ибо себялюбие — самое серьезное отрицание Бога, это не теоретическое отрицание умом, но отрицание самой направленностью своего бытия. Себялюбие — это полный атеизм.

Именно с дьяволом и произошел такой серьезный поворот. Отказавшись служить Господу, возжелав подняться выше звезд и там воздвигнуть свой престол, возжелав быть подобным Всевышнему, он тем самым опроверг любовь как силу, направленную к бытию, и выбрал себялюбие как силу, направленную на себя. Он отвернулся от Бога и от всех других Богом сотворенных существ. Себялюбие отрезало его от существования вместе с другими и в других и закрыло его в самом себе. Дьявол превратился в самое одинокое существо из всех Божиих тварей. Его собственное бытие сделалось для него тюрьмой. Его экзистенция стала полным молчанием по отношению к Творцу и Его творению. Дьявол своим существованием никого не зовет к разговору. Его существование не диалог, но глубокий, непрерывный монолог; это разговор только с самим собой. Себялюбие замкнуло уста его бытия для всякого звука извне. В этом кроется причина, почему дьявол не любит. Он не любит потому, что выбрал другое, противоположное Божиему, направление своего бытия, разрушил в себе образ Божий, отделился от других и замкнулся в себе. Его нелюбовь естественный результат его себялюбия. Он верит в Бога, ибо он тварь Божия. И он это хорошо знает. Само по себе существование Бога у него не вызывает сомнений. Но направленностью своего бытия он отвергает Бога так яростно, как вряд ли бы смог это сделать даже самый неистовый атеист. Дьявол — полный безбожник именно потому, что он — полный себялюбец. Он также знает, что есть и такие творения Господни, которых он ненавидит и борется с ними. Но своим отвращением от бытия он их тоже отрицает, что не под силу — в метафизическом смысле — ни одному идеалисту. Дьявол — полный солипсист потому, что он — полный себялюбец. Себялюбие делает его и атеистом, и солипсистом. Оно разрушает его взаимосвязь с Богом и с миром, замыкая его в его собственном одиноком бытии.

В этом отношении замечание Соловьева, что антихрист «любил только одного себя», имеет необычайно глубокий смысл. Оно объясняет, почему этот человек, верящий в добро. Бога и даже в Мессию, все же стал помощником дьявола. Его себялюбивый выбор отвернул его от Господа и направил к тому, кто тоже отвернулся от Бога. Между антихристом и дьяволом себялюбие создало общее пространство, в котором оба они встретились. Соловьев рассказывает, что хотя его антихрист и верил в добро, однако «всевидящее око Вечности знало, что этот человек преклонится перед злой силой». Верить в добро означает не что другое, как быть открытым своим умом для действительности. Но преклониться перед добром означает самому сделаться добрым. А сделаться добрым самому означает отдать себя другому, ибо добро есть diffusivum sui: оно распространяется, выходит из себя и себя предоставляет другому. Добро в человеке есть любовь. Преклониться перед добром в глубинном смысле означает любить. Это может сделать тот, кто повернут к бытию. Но этого не может сделать себялюбец, который повернулся к себе. Вот почему антихрист Соловьева хотя и верил в добро, в глубине своего бытия склонялся перед злом, ибо в нем он видел свой образ, в нем чувствовал крепнущую силу себялюбия, направленную на себя. Преклонение антихриста перед злой силой было знаком не его слабости, не страсти, но знаком антибожеского направления его существования. Таким образом он приблизился к дьявольскому существованию; поэтому дьявол и выбрал его своим помощником в борьбе с Богом. Себялюбие стало дьявольскими воротами в человеческое бытие.

И это случилось не только с антихристом Соловьева, который является всего лишь символом всей антихристовой силы, действующей в истории. Всякий антихрист вырастает из себялюбия, и всякое себялюбие — путь дьявола в историю. Каждое себялюбие есть поворот от Бога, разрушение Его образа, отрицание Его творчества и тем самым безбожное действие. Оно усиливает деятельность противника Бога в мире. Оно ведет человека в общество зверя и делает его там своим. Поэтому борьба с себялюбием не только аскетическая задача, но и серьезная онтологическая задача. Борьба с себялюбием действительно есть борьба с антихристом  внутри нас. Это борьба за образ Божий, за божественное направление нашего существования, проявленное любовью, которая ведет нас к бытию.

Здесь мы поймем, почему отречение от себя было первым требованием Христа, которое Он провозгласил миру. Вся Нагорная Проповедь основана на мысли отречения. Обратить взор свой на другого — на Бога и на ближнего, забыть себя, не демонстрировать себя, не заботиться о делах своих, отдать себя на службу другим — основной мотив проповедей Христа. Чем является требование подставить другую щеку, когда тебя уже ударили по одной, если не требованием не дать прорваться взыгравшей злобе, то есть переступить через себя. Чем является заповедь любить врагов и делать добро тем, кто ненавидит нас, если не указанием на то, что такая отдача себя другому делает нас детьми «Отца нашего небесного» (Матф., 5, 45), то есть обожает наше бытие. Чем является требование не трубить о том, когда подаешь милостыню, и, молясь, не стоять на углах улиц, чтобы показаться перед людьми, постясь, не удручаться - что это, если не заповедь скрыть себя от глаз людских и открыть себя только Богу? Чем еще является требование не собирать себе сокровищ на земле, не заботиться о пище и об одежде, если не радением отвратить взор человека от себя и направить его к Богу? Себялюбие — это величайший соблазн для человека. И его преодоление должно стать главной заботой человека.

Христос, обостряя взор человеческого духа, направляет внимание человека на преодоление этого искушения, дабы человек пристально следил за проявлениями себялюбия и не поддавался его соблазну. Себялюбие часто бывает похожим на любовь, как зверь похож на Агнца. Оно кроется под справедливостью, под добрыми делами, скрывается за постом, за заботой, за милостыней, даже за молитвой. Оно оправдывает себя необходимостью действовать, творить, воспитывать, опекать. Оно облачается в одежды религии, чтобы ему легче было похоронить саму религию. Ведь и антихрист Соловьева был непорочен, сдержан, добродетелен, ревностен в стремлении услужить и помочь другим. Он был человеком «незапятнанной нравственности». Скорее всего он не нарушил ни одной из десяти заповедей Божьих. Но он не любил ни Бога, ни ближнего и таким образом нарушил самую великую заповедь, на которой «утверждается весь закон и пророки» (Матф., 22, 40). Именно в Нагорной Проповеди Христос раскрывает коварство себялюбия. Он хотел предостеречь человека от всех тех внешних форм, в которых любовь умерла и которые поэтому становятся ловушками на пути человеческого существования. Христианское самоотречение есть преодоление самолюбия и укрепление любви. Это есть укрепление божественного в человеке и тем самым главное средство борьбы с антихристовыми замыслами. Отречение от себя — сила, которая ведет человека к Богу и делает его членом общества Агнца. Это сущностно религиозная сила. Ее основа кроется в самом бытии человека. Отречься от себя означает быть для другого и в другом, быть вместе, то есть так, как определил человеку Бог.

Проявление самоотречения есть любовь. Она, как уже отмечалось, есть сила, направленная к бытию: сила из себя в другого. Поэтому человек, который отрекается от себя и направляет свой взор на другого, естественно склоняется к этому другому, опекает его, заботится о нем и помогает ему. Это и есть христианская Caritas2. Но эта любовь не только внешнее поведение, не только внешняя помощь, но и глубокое переживание другого как осуществление самого себя. Ведь другому можно помочь не только из любви, но и из себялюбия. Антихрист Соловьева как раз и является таким себялюбивым другом и благодетелем людей. Он помогает людям не потому, что считает их своими братьями в Господе и переживает их как то пространство, в котором он осуществляет свое бытие, проявляя в себе образ Божий, но потому, что люди для него только средство удовлетворения собственного себялюбия, он желает, чтобы люди, принявшие любую его помощь, почитали его, благодарили и признали бы его своим вождем и властелином. Творя добрые дела, антихрист чувствует, что он поднимается над людьми, что он властвует над ними, он видит их преклоненными перед собой. Антихристова caritas не только не преодолевает себялюбия, но возводит его в высочайшую степень, ибо ближнего превращает в раба благодетеля. Только тогда, когда мы своего ближнего переживаем, как стоящего выше нас, как наше внутреннее призвание, как носителя того же образа Божьего, только тогда наша внешняя помощь ему становится выражением христианской саritas и отмечает нас знаком Бога. Только тогда осуществляется наше отречение от самих себя, как того требует Христос.

Именно такая внутренняя установка, такое переживание божественности человека и отличает христианскую caritas от антихристовой помощи. В наше время помощь человеку стала почти модой. Многие и всякие международные и национальные общества соревнуются между собой в оказании такой помощи. Зверь украшает свои рога, чтобы быть, насколько это только возможно, похожим на Агнца. И многих обольщает эта похожесть. Многие верят, что какая-то часть этих обществ и в самом деле трудится во имя любви к ближнему. А между тем по сути своей их деятельность принадлежит к области антихристовой помощи, ибо им недостает переживания божественности человека. Они смотрят на своих подопечных как на заключенных, как на купленных за кусок хлеба. Если смотреть поверхностно, то их благодеяния похожи на христианскую caritas, и те, кто их совершает, иной раз материально делают значительно больше, нежели христиане. Однако дух, который поддерживает и заставляет совершать эти благодеяния, сущностно другой. Христос велит делать добро для того, чтобы человек смог выйти из себя, чтобы он поддерживал себя в направлении к бытию, чтобы, существуя в другом, выиграл самого себя. Между тем антихрист делает добро для того, чтобы поставить человека на колени перед собой, чтобы увидеть его униженным, презренным и порабощенным. Христианская сагitas есть служение ближнему, антихристово благодеяние — власть над ближним. Именно поэтому сегодня все эти благодеяния так широко распространены в обществе зверя. Совет св. Иоанна верить не всякому духу, но прежде всего понять его особенно важен и нужен нам при определении своего отношении к ближнему, ибо здесь себялюбие легче всего скрыть под покровом добрых дел. Поэтому Христианство и требует, чтобы эти дела осуществлялись именем Христа; чтобы человек не похвалялся ими и не гордился и не требовал за них благодарности, как это делают анихристовы благодетели. Сокрытие себя — указатель того, что помощь, оказываемая ближнему, действительно есть христианская саritas, а не помощь антихриста.

Однако последствия себялюбия этим не исчерпываются. Себялюбие не только уводит человека от Творца и Его творений, оно вызывает в нем ненависть к Богу и к миру, за которой следует разрушение и уничтожение. Св. Иоанн в своем первом послании говорит, что «не любящий брата своего пребывает в смерти» (Иоанн I, З, 14). Это высказывание наполнено глубоким смыслом. Нелюбовь и смерть сущностно связаны между собой. Тот, кто не любит, несет смерть и умирает сам. Отвращаясь от бытия и закрываясь в себе, человек отрицает любовь только психологически, ибо онтологически отрицать кроющиеся в нем силы, направленные к бытию, он не может. Любовь как божественное подобие остается в нем даже в периоды наивысшего себялюбия. Она звучит в нем голосом совести, она принуждает его вернуться назад в бытие и заново начать существование вместе с другими и в других. Каждое столкновение с людьми и вещами, каждое отношение с представителями мира и Бога напоминает себялюбцу отвергнутое им высшее направление существования и не позволяет ему полностью успокоиться в своем выборе. Себялюбец живет в постоянном напряжении между призывом любви и неприятием этого призыва со стороны себялюбия.

Это напряжение, это постоянное напоминание и призыв вызывают в человеке ненависть ко всему, которая не позволяет ему успокоиться в своей тюрьме. Себялюбие превращается в ненависть к бытию. И чем сильнее человек себя любит, тем острее ненавидит других. Это последовательно проистекает из отвращения от бытия и поворота к себе. Себялюбие как сила, направленная на себя, хочет остаться единственной. Она желает сосредоточить человека на себе самом до такой степени, чтобы все остальное исчезло. Солипсизм себялюбия пытается огнем ненависти сжечь все мосты, соединяющие человека с Богом, с миром и людьми. Но такое резкое прерывание всех связей происходит только тогда, когда бытие разрушается. Когда исчезают вещи и люди и себялюбец действительно остается один, тогда уже никто не мешает ему сосредоточиться только на себе и заботиться только о себе. Таким образом разрушение последовательно становится выражением ненависти в жизни. Насколько любовь созидает, настолько ненависть, вызванная себялюбием, разрушает. Она разрушает все: вещи, людей, их отношения; она посягает даже на самого Бога и на Его порядок. Вот почему св. Иоанн говорит, что «всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» (Иоанн I, З, 15). В физическом смысле такой человек может и не убить другого, как Каин убил Авеля, но в душе своей он жаждет для него небытия. Он жаждет, чтобы его ближний исчез! Поэтому мысль об убийстве пускает глубокие корни в каждом себялюбце. Такое духовное человекоубийство ведет к физическому уничтожению. «Не любящий брата пребывает в смерти» (Иоанн I, З, 14) — и не только в том смысле, что он сам «не имеет жизни вечной, в нем пребывающей» (Иоанн I, З, 15), но и в том, что он несет смерть другому, — уничтожение становится образом его действия. Себялюбец одной рукой сеет доброе, дабы быть почитаемым, другой — смерть, уничтожая тех, кто не преклонился перед ним и не признал его властелином.

Вот почему и антихрист Соловьева, обретя власть, насильственно сгоняет все народы в свою империю, убивает папу Петра II и старца Иоанна, ссылает преданных Христу христиан в пустыню, запрещая им «обитать в городах и других населенных местах», и, наконец, организовывает массовую бойню не склонившихся перед ним христиан и иудеев. По этому пути антихристова сила идет во все времена. От самого начала, еще со времен Каина, дух антихриста — человекоубийца. Где только происходит уничтожение бытия, где брат ненавидит брата, где дети предают отцов своих, где человек человеку враг, там кроется антихрист, там он воздвигает свое царство, ибо дьявол «был человекоубийца от начала» (Иоанн, 8, 44). Он настоящий автор смерти, ибо «Бог не создал смерти и не радовался погибели живых» (1, 13). Убиение жизни - самое яркое явление на испоганенной дьяволом земле. Это знак демонизма, кроющегося и в природе и в истории.

И все-таки это только логическое развитие себялюбия, которое через отвращение от бытия, через ненависть к нему ведет человека ко всестороннему его уничтожению. Всякий антихрист себялюбец, и потому — человекоубийца. Достаточно себялюбие сделать основой жизни, и исполнители этой жизни будут брести по крови братьев своих. Дьявол — убийца от самого начала потому, что он от самого начала себялюбец. Себялюбие — источник всякого действия антихриста. Оно — антропологический знак антихриста, который сторонники зверя носят на правой руке или на своем челе (0ткр., 13, 16), а следовательно, и в своих мыслях и делах. Их разум может верить в Бога и человека, они могут трепетать перед Богом и помогать человеку, но себялюбие отвращает их от Бога, сосредоточивает на себе, разрушает в них образ Господа и таким образом делает их открытыми и доступными для вековечного врага Божьего. Себялюбие — знак антихриста, путь и средство его деятельности в истории.