3. ЕВАНГЕЛИЕ  АНТИХРИСТА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. ЕВАНГЕЛИЕ  АНТИХРИСТА

Принудительная любовь сплачивает общину зверя вокруг антихриста. Однако любовь это то, что происходит внутри человека. Правда, она крепко привязывает человека к любимой личности и делает любимого центром своих переживаний и забот. Однако сама по себе она не облекает в отчетливые формы ни эту привязанность, ни эти заботы. Любовь есть дух и поэтому она не втискивает жизнь в яркие внешние формы. Между тем без этих форм невозможно никакое земное царство. Земная жизнь во всем ее многообразии требует для своего упорядочения и во избежание ошибок на своем пути различных законов, закономерностей, приказов. Поэтому всякий властелин этой действительности придает земной жизни определенные формы. Прежде всего всякий властелин вмещает ее в рамки своего мышления, выражает ее в определенной системе идей, а затем эту систему пытается осуществить в повседневности. У всякого властелина имеется свое евангелие, та весть, которую он возвещает земле и которую люди должны воплотить. Так поступают все преобразователи жизни, в том числе и антихрист.

Создавая на земле свое царство, антихрист тоже провозглашает свое евангелие и осуществляет его в своем обществе. В антихристовом царстве тоже имеется свое священное писание. Соловьев рассказывает, что этот удивительный гений, получивший дух дьявола и рожденный в силе, запершись в своей комнате с какой-то  «сверхъестественной быстротой и легкостью» писал сочинение под заглавием: «Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию». Это была книга его жизни. Прежние его сочинения, написанные в человеческом духе, встречали даже в какой-то мере острую критику. Ведь не может же мировоззрение одного человека быть настолько всеобщим, чтобы все объять и всех удовлетворить. Поэтому критика вещь сама собой разумеющаяся, естественная и в человеческой жизни необходимая. Поэтому как раз и удивительно, что последнее сочинение антихриста критики так и не дождалось: «своим новым сочинением он привлечет к себе даже некоторых из своих прежних критиков и противников... Никто не будет возражать на эту книгу, она покажется каждому откровением всецелой правды». Сочинение, вызванное к жизни сатанинским духом, удовлетворило всех. Почему? Чем оно очаровало читателей? Что же такое нашел в нем всякий читающий и почему то, что он нашел, не вызвало у него никакого предубеждения?

На эти вопросы Соловьев отвечает характеристикой антихристова евангелия: «Эта книга, написанная после приключения на обрыве, покажет в нем небывалую прежде силу гения. Это будет что-то всеобъемлющее и примиряющее все противоречия. Здесь соединятся благородная почтительность к древним преданиям и символам с широким и смелым радикализмом общественно-политических требований и указаний, неограниченная свобода мыслей с глубочайшим пониманием всего мистического, безусловный индивидуализм с горячей преданностью общему благу, самый возвышенный идеализм руководящих начал с полной определенностью и жизненностью практических решений. И все это будет соединено и связано с таким гениальным художеством, что всякому одностороннему мыслителю или деятелю легко будет видеть и принять целое лишь под своим частным наличным углом зрения, ничем не жертвуя для самой истины, не возвышаясь для нее действительно над своим я, нисколько не отказываясь на деле от своей односторонности, ни в чем не исправляя ошибочности своих взглядов и стремлений, ничем не восполняя их недостаточность». Иначе говоря, это была книга самого совершенного единства всего. В ней всякий нашел самого себя, поэтому любая критика была невозможна. Всем казалось, что в этом сочинении действительно раскрывается всецелая правда. «Всему прошедшему будет воздана в ней такая полная справедливость, все текущее оценено так беспристрастно и всесторонне, и лучшее будущее так наглядно и осязательно придвинуто к настоящему, что всякий скажет: «Вот оно, то самое, что нам нужно; вот идеал, который не есть утопия, вот замысел, который не есть химера». Поэтому «эта удивительная книга сейчас будет переведена на языки всех образованных и некоторых необразованных наций. Тысячи газет во всех частях света будут целый год наполняться издательскими рекламами и восторгами критиков. Дешевые издания с портретами автора будут расходиться в миллионах экземпляров, и весь культурный мир, —а в то время это будет почти значить то же, что весь земной шар, — наполнится славой несравненного, великого, единственного!»

Внешнее сходство этого сочинения с Евангелием Христа не вызывает сомнений. Евангелие тоже вне критики: в него либо верят, либо не верят. Даже Ницше[41], этот величайший противник Евангелия, его не критиковал. Он смог только сказать: «Хорошо наврано, львица! — Gut gelogen, Loewe!» Юлиан Апостат в драме Ибсена «Кесарь и Галилеянин»[42] расхаживает перепачканный чернилами со свитком папируса под мышкой и обещает так раскритиковать Евангелие, что все его учение в одночасье будет стерто с лица земли. Однако, пока он бегал с папирусом под мышкой, Евангелие распространилось и утвердилось во всем культурном мире того времени. Юлиану так и не удалось раскритиковать Евангелие. Евангелие тоже переживается как раскрытие всецелой правды. В нем каждый находит ответ на вопросы своей жизни. В нем ничто не отвергается из того, что действительно ценно. Евангелие тоже распространилось по всему миру и переведено на языки всех образованных и менее образованных наций. Нет никакого сомнения в том, что Соловьев сознательно сделал сочинение антихриста похожим на Евангелие Христа, чтобы таким образом еще раз указать на сходство антихристова царства с царством Христа и вместе с тем подчеркнуть внутреннюю противоположность этого сочинения Евангелию. Внешнее сходство здесь, как и во всем другом, всего лишь маска, дабы скрыть ту глубочайшую пропасть, которая лежит между Христом и антихристом.

Что же это такое — эта книга антихриста? Что такое этот открытый путь к вселенскому миру и благоденствию? И каким образом это сочинение может стать путеводителем человечества? Евангелие Христа тоже есть открытый путь к вселенскому миру и благоденствию. Но оно призывает человечество идти по этому пути иначе, не так, как указано в книге антихриста. Кто хочет идти в жизнь, провозглашаемую Христом, должен соблюдать заповеди (ср.: Матф., 19, 17). Кто хочет быть совершенным, должен продать все, что имеет, раздать нищим, прийти и следовать за Христом (ср.: Матф., 19, 21). Кто хочет сберечь свою душу, должен потерять ее ради Христа (ср.: Матф., 10, 39). Тот, кто этого действительно хочет должен отвергнуть «дела тьмы и облечься «в оружия света», которые есть Иисус Христос (ср.: Рим., I, 13, 12, 14). Такие люди должны не любить мира, «ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (I Иоанна, 2, 15). Они должны возлюбить ближнего своего, как самого себя (ср.: Матф.,22, 39), ибо «по тому узнают все», что люди ученики Христа, если они будут любить друг друга (Иоанн, 13, 35). Они должны любить даже врагов своих и молиться «за обижающих и гонящих» их (ср.: Матф.,5, 44). Но, делая добро своему ближнему, они не должны привлекать к себе внимания людей (Матф., 6, 2); не молиться прилюдно (Матф., 6, 6), во время поста не должны быть унылы (Матф.,6, 16). Они не должны заботиться о завтрашнем дне, о том, что им есть и во что одеться (Матф., 6, 31—34). Они не должны судить и осуждать других (Матф., 7, 15). Они должны быть светом, чтобы люди видели этот свет и прославляли Отца Небесного (ср.:Матф., 5, 14—16). Что подразумевает под всеми этими требованиями Евангелие Христово? Не что иное, как то, что путь Евангелия Христа есть путь перешагивания через себя. Только высвободившись из форм этой действительности и облекшись в Иисуса Христа, можно достичь мира и благоденствия. Христос стоит над нами как высшая действительность, в которую мы должны шагнуть, если хотим идти Евангельским путем. Евангелие не оставляет нас на этой земле. Напротив, оно велит нам отречься от всего древнего; оно велит оставить все, что нас привязывает к этой земле, даже наших отца и мать, нашего сына или дочь (ср.: Матф., 10, 37). Основной образ действия Евангелия Христова ?  наше возвышение, наша трансценденция. И в этом кроется его сущностное отличие от евангелия антихриста.

Соловьев очень точно замечает, что сочинение антихриста не требовало от своих читателей никакой жертвы для самой истины; оно не требовало подняться над своим Я или от чего-нибудь отказаться, или что-то в себе отергнуть, или что-то в себе восполнить. Если в свете Евангелия Христова нам необходимо вместе со св. Павлом сказать себе: «Древнее прошло, теперь все новое» (II Кор., 5, 17), то евангелие антихриста принуждает нас говорить: «Теперь все древнее». В антихристовом евангелии каждый находит самого себя, но не такого, каким он должен быть, но такого, какой он есть. Односторонний мыслитель здесь может и дальше обретаться в своей замкнутости. Односторонний деятель здесь может и дальше не заботиться о своей внутренней жизни. Евангелие антихриста вполне устраивает и одного и другого, ибо оставляет их в прежнем их облике. Оно не требует и не провозглашает никакого перешагивания через себя, никакой устремленности в высоты, никакой трансценденции. Оно оставляет человека на этой земле в плену его прежних привычек, со всеми его недостатками, со всеми его ошибками и грехами. Евангелие Христа есть образ преображенной действительности; той действительности, которая сияет в вечном первообразе Бога. Евангелие антихриста — копия современной действительности; такой действительности, какой она предстает в своей фактичности. Евангелие Христа уничтожает это земное бытие для того, чтобы на его месте возродился новый высший смысл и новая высшая ценность. Евенгелие антихриста увековечивает земное бытие. Оно не уничтожает ни одной из его форм, ни его односторонности. Оно все оставляет навечно в том виде, в каком оно находилось до последней поры. Поэтому оно и не представляет собой какой-то идеал, стоящий над этой действительностью, который призывал бы эту действительность шагнуть в высоту, переступив через самое себя. Само евангелие антихриста является этой действительностью, которая приобрела форму мысли. Соловьевский антихрист словами выражает только то, что он нашел на земле. В этом отношении он тоже оказался никаким не творцом, но всего лишь подражателем, всего лишь фотографом, всего лишь подтвердителем нашей фактичности. «Я люблю ваш земной реализм», — говорит черт Ивану Карамазову во время ночного кошмара последнего. И эти слова черта являются основой всего антихристова евангелия. Любовь к земному реализму — дух антихристова царства, которым пронизано все его евангелие.

Таким образом, совершеннейшее единство этого евангелия, которым так явно восхищаются люди, есть глубокий обман. Земная жизнь беспорядочна и полна противоречий. Каждое начало этой жизни хочет двигаться в своем направлении до конца, оно желает все объять и заполнить собой. Однако здесь же оно сталкивается с другим началом, которое тоже полно точно таких же всеохватывающих желаний. Это столкновение начал вызывает нескончаемые конфликты, и земное существование превращается в вечную борьбу всех против всех. Желание единства и мира, разумеется, постоянная мечта человечества. Может показаться, что в сочинении антихриста эта мечта как раз и была осуществлена. Но каким образом? Разобщенные начала можно соединить только высшей связью, их может объединить только более высокое, нежели они, начало. Они именно потому и разобщены, что не связаны такой высшей связью, ибо утратили ее и не знают, кто бы мог им вернуть ее снова. Но ведь в сочинении антихриста как раз и нет такой высшей связи. И хотя никто не мог хоть в чем-то упрекнуть это его сочинение, однако некоторые благочестивые люди задавали вопрос, « почему в нем ни разу не упомянуто о Христе». Христос исключен из евангелия антихриста. Он не является для этого евангелия высшей связью. Оно в Нем не примиряет с Ним все и земное, и небесное (ср.: Кол., 2, 20). Сверхприродной действительности это евангелие не признает и ее не провозглашает. Всем своим грузом оно лежит в этой действительности, не преображая и не очищая ее. Тем самым оно отрекается от той высшей связи, о которой идет речь, единственно которая может свести все разобщенные земные начала в единство, согласовав их между собой.

Во всем развитии жизни действуют неумолимый закон — более низкую степень соединяет только высшая степень. Культура соединяет природу, религия соединяет культуру; жизнь соединяет материю, дух соединяет жизнь. Бог соединяет дух. Это есть метафизический закон бытия, ибо уже в самом понятии единства заложено то высшее начало, которое отдельные части соединяет в целое. Совокупность по сравнению с ее частями вещь новая и более высокая и посему может быть движима и осуществляема только новым и более высоким началом. Однако антихристово евангелие, будучи в своей сущности той же самой действительностью, такого высшего начала не имеет и не может иметь. Таким высшим соединяющим началом для природного порядка может стать только сверхприродный порядок. Человеческую жизнь может соединить только Богочеловек, в котором Бог и человек соединены в личностном единстве. Между тем именно все это в царстве антихриста отвергается. Поэтому единство в антихристовом царстве не является единством в подлинном смысле, оно только — маска единства. Здесь нет внутреннего соединения, но всего лишь внешняя расстановка. Это не синтез, но всего лишь синкретизм. Это только внешнее сведение под одну словесную крышу всех противоречий при хитрой маскировке их разобщенности, но без устранения из них самого духа противоречий.

Поэтому понятно, почему в этом евангелии каждый находит себя таким, каков он есть. Если бы евангелие антихриста являло собой истинное единство, то обязательно потребовало бы жертвы во имя этого высшего соединения. Единство без жертвы невозможно. Желая соединиться, надо отречься от того, что разделяет. Однако поскольку евангелие антихриста является всего лишь маской единства, всего лишь расстановкой противоречий одного подле другого, то оно такой жертвы не требует. Стоять подле другого можно и такому, какой ты есть. Таким образом, перелистывая эту синкретическую книгу, каждый находит себя во всем содержании своей действительности, во всей своей фактичности и потому ничего не может сказать. Он принимает это евангелие, не критикуя его, ибо его критика в действительности означала бы критику самого себя. Евангелие же Христа не критикуют потому, что оно есть образ высшей действительности, недоступной для нашей критики, ибо у нас нет меры, которой мы могли бы измерить этот образ. Евангелие антихриста не критикуют потому, что оно является самой этой действительностью, ее фактичностью. Ведь критика всегда сравнение. Но с чем же можно сравнить эту действительность, если она единственная и окончательная? Однако именно в этой фактичности антихристова евангелия и заключается основа его успеха. Антихрист распространяет свое учение по всему миру. Он тоже идет ко всем народам, уча и крестя их. Он тоже распространяет свое священное писание в миллионах экземпляров. Но основа его успеха совершенно другая, нежели Христа. Евангелие Христа, провозглашая людям победу над собой и отречение от себя, опирается на тоску по высшей действительности, кроющуюся в человеческой действительности. Человек есть существо, которое всегда делает попытку переступить через себя. В глубинах своей сущности он никогда не смиряется со своей действительностью, с фактическим своим бытием. Он ищет нечто более высокое, нежели он сам, он ищет нечто по ту сторону себя. Он может не знать, что является объектом этой его тоски. Он может ошибиться в способах удовлетворения этой тоски. Однако сама тоска остается навечно и ведет человека за пределы этой действительности. Христос как раз и начинает свой подвиг с этой тоски человека. Он усиливает ее и вместе указывает ей направление. Он указывает ей истинный ее объект и содержание.

Соединяя человека с Богом, Христос как раз и приводит нас в ту высшую действительность, которую мы ищем, и удовлетворяет глубочайшие наши желания. Поэтому Христос переживается человечеством как Осуществитель, как Путь, по которому оно должно идти; как Истина, к которой оно должно стремиться; как Жизнь, которую оно должно прожить. Между Христом и глубочайшей человеческой сущностью имеется гармоническое соответствие, ибо Христос есть первообраз человека. Он есть ответ на великий вопрос человека. Он есть действительное разрешение проблемы человека. Поэтому высший человек, этот упоминаемый св. Павлом внутренний человек (ср.: Рим., 7, 22) в Евангелии Христа как раз и находит то, чего он жаждал и искал. Поэтому он принимает его с радостью; он сосредоточивает вокруг него все свое бытие; Евангелие действительно становится для него благой Вестью, ибо избавляет его от блужданий в потемках и от бессилия. Открывая Евангелие, человек открывает самого себя; читая его, он читает глубинное свое бытие, начертанное в вечных планах Господа. Указываемые Евангелием различия между человеческим образом в Боге и человеческой действительностью на земле только поощряют высшего человека не отступать от Христа, как от своего Освободителя и Завершителя. Призыв Евангелия выйти за пределы этой действительности находит отзыв в природе человека и таким образом дает естественное основание для распространения учения Христа в мире. Вне сомнения, этим мы не хотим сказать, что вера в Евангелие возникает именно на этом основании. Нет! Вера есть благодать Божия. Вера — это проявление не плоти и не крови, но Отца Небесного. Евангелие дано свыше. Оно проистекает не из человеческой природы. Оно есть дар Божий в подлинном и прямом смысле этого слова. Однако поскольку благодать, чтобы смочь действовать и сохраниться, требует природы, то тем самым такой же природной опоры требует и Евангелие. И вот в выборе человеческого бытия переступить через самое себя мы и видим эту природную опору Евангелия. Если бы у человека не было такого выбора, если бы фактичность была бы для него, как и для животного, окончательной его судьбой, Евангелию некуда было бы снизойти и к им провозглашаемому перешагиванию действительности бытие человека было бы совершенно глухо. Однако поскольку человек по самой своей онтологической структуре чуток к потусторонней действительности, то он всегда готов к восприятию Слова Божия звучащего с той стороны. Евангелие как раз и опирается на эту его «роtentia oboedientialis»[43], как ее называют католические философы, на эту его готовность и потому празднует свой успех как в отдельных людях, так и во всем человечестве.

То же происходит и с евангелием антихриста. Если сочинение соловьевского сверхчеловека получает всеобщее признание, если оно затыкает рот всякой критике, если оно распространено миллионными тиражами, так только потому, что человек был готов к его восприятию: потому, что он тоже обладал определенной «роtentia oboedientialis». Евангелие антихриста тоже требует опоры в природе человека. Найдя эту опору, отождествившись с ней и укрепив ее, евангелие антихриста начинает свой марш по истории человечества. Так что же является этой опорой? На что полагается антихрист, провозглашая свое учение? В чем заключается это соответствие между человеческими желаниями и антихристовым евангелием?

Ответ на эти вопросы мы находим в двойственности человеческой природы, которую св. Павел выразил в удивительно глубоком изречении: «желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим., 7, 18). Св. Павел рассматривал эту двойственность с нравственной точки зрения и потому в основном говорил о сопротивлении плоти уму. Представляется, что плоть или это плотское Я в понимании св. Павла является чем-то более значительным и глубоким, нежели только зримый наш организм. Плотское Я — это символ направленности человека в фактичность. Как уже отмечалось, человеку предназначено переступить через себя. Однако человек бывает в фактичности. Переступить через себя — это постоянный призыв. Но фактичность — это то, что его не призывает, а держит в действительности. Поэтому человек непроизвольно оказывается между этими двумя перекрестными огнями: между вступлением в высшую действительность и существованием в этой действительности, между своим идеалом и своим фактом. Эти оба огня достаточно сильны, оба они оказывают на него значительное влияние, оба они помечают человеческое бытие знаком постоянного колебания. Под их воздействием человек иногда решает переступить себя, иногда — оставаться здесь; иногда он живет идеалом, а иногда — голым фактом; иногда он устремлен вверх, иногда — клонится вниз. И эти колебания есть судьба не только какого-то отдельного человека. Это судьба всего человечества до самого конца истории. Как мгновение смерти предопределяет последний выбор отдельной личности, так последний момент истории предопределит последний выбор всего человечества. Но до тех пор, пока человек жив, пока история движется по своей борозде, колебания неизбежны.

Евангелие антихриста предлагают человеку именно тогда, когда он устремлен вниз, к своему факту; когда он решает остаться по сю сторону; когда призыв переступить через самого себя в нем до немоты глух. Евангелие антихриста, как уже говорилось, сама фактичность. Оно несет человеку не высшую действительность, но предлагает ту же самую, в которой он уже находится. Однако оно предлагает ее как благую весть в том смысле, что оправдывает и подтверждает решение человека оставаться по сю сторону и избавляет его от призыва идти вверх. «Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле, — говорил ницшевский Заратустра собравшейся на рыночной площади толпе, — и не верьте тем, кто говорит вам о неземных надеждах» (Ф. Ницше. Так говорил Заратустра. стр. 10, М., 1990. ). Это заклинание является своеобразным антихристовым искуплением. Здесь человек тоже чувствует себя освобожденным, но не от своей фактичности, а от того высшего, постоянно пробуждающегося в его тоске, бытия. Не будучи в состоянии успокоиться и потому постоянно колеблясь, человек укрепляется антихристом и прочно помещается им в свой факт. Фактичность становится судьбой человека, и земля становится постоянной его родиной. Мечтателями и отравителями объявляются все те, кто говорит человеку о неземных надеждах. Человек чувствует себя избавленным от обманчивой и даже смертельной мечты. Вот почему евангелие антихриста ничего не требует от человека. Утверждение фактичности — его сущность. Его удовлетворяет такой человек, какой он есть. Поэтому и фактический человек, этот упоминаемый в Священном Писании животный человек, тоже удовлетворен этим евангелием. Он находит глубокое соответствие между своим стремлением вниз и антихристовым евангелием. Учение антихриста оправдывает и утверждает им выбранное направление. Так почему бы и не принять такое учение? Почему не восхищаться им и не распространять его? Так и распространяется антихристово евангелие в мире, не встречая никакой особой критики. Оно идет во все народы, завладевая всей их жизнью. До тех пор, пока фактичность является для человека высшей действительностью, до тех пор и евангелие антихриста является для него высшей истиной. И чем больше человек ценит факт, тем больше он подготовлен к принятию антихристова евангелия. Поклонение фактичности является антихристовой роtentia oboedientialis.

Таким образом царство антихриста, как мы видим, в сущности есть царство этой действительности. Оно есть победа факта над идеалом и победа существования здесь над стремлением переступить себя. И в этом отношении антихрист тоже не является каким-то изобретателем или открывателем. Создавая свое царство, он не создает ничего нового. Ведь человек бывает в этой действительности постоянно. Он в нее призван или, говоря языком экзистенциальной философии, в нее заброшен. Фактичность — постоянное и глубоко овладевшее им состояние. Поэтому весть означает — не оставить человека там, где он уже есть, но высвободить его, поднять его, помочь ему перешагнуть через это состояние. Но такую Весть приносит только Христос. Между тем антихрист своим евангелием ничего не изменяет и никого не высвобождает. Каждый в нем находит всего лишь то, что уже имеет. Каждый здесь радуется своему земному реализму, как тот черт из кошмара Ивана. Каждый здесь воплощается в семипудовую купчиху и верит во все то, во что верит она. Буржуазная предрасположенность человека, постоянное вживание в эту действительность такое же вечное, как и сам человек, все это в евангелии антихриста еще раз провозглашается, признается и благословляется.

Но именно в этом и заключается чудовищный демонизм этого евангелия. Евангелие антихриста является противоположностью Евангелия Христа не потому, что оно признает эту действительность, но потому, что оно эту действительность провозглашает как весть. Христос тоже не отвергает эту действительность. Он тоже находит человека в его фактичности. Но для Христа фактичность человека не является никакой вестью. Она — всего лишь то состояние ветхого Адама, которое постигает всех и всех угнетает. Но это состояние мучает не только человека, но и всякую неразумную тварь, попавшую в рабство «тлению» (ср.: Рим., 8, 21). Для Христа весть есть освобождение человека и мира из этого рабства и открытие высшей действительности, в которой всякая тварь войдет «в свободу славы детей Божиих»  (Рим., 8, 21). Между тем антихрист использует это древнее состояние, помещает в него человека во всей его фактичности и объявляет, что тот теперь уже «новый человек», господин будущего и властелин земли. Нигде так крикливо не говорят о том, что бытие уже обновлено, как в царстве антихриста. И нигде это бытие не остается таким же неизменным, как в том же антихристовом царстве; и это происходит не только потому, что у антихриста нет сил для его изменения, но и потому, что он в сущности не хочет его изменять. Весть в царстве антихриста — это отсутствие чего бы то ни было нового. Оставить человека таким, какой он есть, и все-таки провозглашать, что его сохранение в прежнем виде есть самое значительное его изменение, самый значительный переворот в его бытии и в его жизни — основная задача царства антихриста.

В этом отношении антихристово царство является подлинным царством лжи. Оставляя человека в его фактичности и вместе с тем желая эту его неизменность превратить в благую весть, еще более благую, нежели Евангелие Христа, антихрист лжет человеку не только словом, но и всей жизнью. Все формы его царства повторение старого. Но все они преподносятся как сущностно новые. Однако все они — ложь. Новым в царстве антихриста являются только маски для сокрытия древнего бытия. Поэтому и евангелие этого царства никакая не весть. Оно — древность в подлинном и глубочайшем смысле этого слова. И все-таки толпы, принимая его, ликуют. Все-таки они чувствуют себя спасенными своим собственным древним бытием. Вчера и позавчера и столетия тому назад они были такими же, как и сегодня. Но тогда они не ликовали. Сегодня же, услышав слова антихриста о том, что они такие же, какими были и прежде, что их фактичность неизменна, они падают на колени перед этим своим спасителем и с открытыми сердцами принимают его евангелие.

Возможно ли еще более горькое осмеяние Христовой Вести? Когда Христос возвестил человечеству о необходимости переступить через самое себя и войти в высшую действительность, умнейшие мира сего принялись доказывать, что в Евангелии нет ничего нового, что оно всего лишь собрание всем давно известного. Но когда антихрист провозглашает фактичность и неизменяемость человечества, тех же разумников охватывает ликование от никогда ранее не слыханной вести, которая содержится в этом провозглашении, и они называют ее величайшим завоеванием прогресса. Но нужна ли человечеству тысячелетняя история для того, чтобы оно услышало из уст другого то, что оно само испытало: что оно такое, какое оно и есть — слабое, трусливое, лицемерное, лживое, ненавидящее, убивающее, продажное? Надо ли было прикладывать такие огромные усилия для того, чтобы антихрист в слове выразил это древнее действительное состояние человечества? Разве слово антихриста является целью развития мира? Ответ, разумеется, отрицательный. Но если это так, тогда принятие антихристова евангелия означает не что иное, как крушение истории в своей бессмысленности, ибо слово антихриста есть ложь. Царство антихриста — это расцвет небытия на пространствах истории. Так каким же необычайно жутким эхом звучит ликование толпы перед лицом этого небытия!