3. Категория узловой линии мер и развитие сложных систем

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Категория узловой линии мер и развитие сложных систем

В современной философской и специальной научной литературе все шире используется категория меры. Она становится одной из важнейших категорий, отражающих развитие сложных систем.

В современной науке категория меры часто выступает как понятие нормы. Это не значит, что мера и норма — синонимы, хотя в ряде случаев смысл их действительно трудно содержательно разграничить; так, развитие эстетической меры нередко интерпретируется как развитие эстетической нормы, точно так же как развитие норм языка, этических, медицинских.

Однако в ряде случаев можно фиксировать и существенное различие между мерой и нормой: если мера охватывает всякое единство количественных и качественных характеристик объекта, то норма характеризует лишь их оптимальное единство (и здоровый, и больной организм имеют свою меру, тем не менее развитие больного организма никак нельзя описать как нормальное). Анализ современного использования категории меры в различных науках приводит к выводу, что мера (как и норма) подчас понимается упрощенно (делаются попытки отыскать строго фиксированные границы). Интерпретация меры всегда будет односторонней, метафизической, если не будут учитываться подвижность, изменчивость ее границ, а также возможности и реальные пути перехода от одной меры к другой.

Крайнюю степень недиалектического истолкования мера получила в неокантианстве, представители которого сделали ее всецело субъективным феноменом, принципом оценки, не имеющим объективного аналога. Понятие меры фактически превратилось в неокантианстве в специфический принцип нормативности, противоположной научному знанию. Его представители жестко связывают меру лишь с так называемыми нормативными науками: юриспруденцией, логикой, эстетикой, этикой. Желание разделить непроходимой стеной сферы конкретных наук и философии (соответственно сферы законов науки и норм) отнюдь не уничтожает проблему объективных оснований меры, а лишь ее гносеологически запутывает. При исследовании развития конкретной системы требуется и соответствующее конкретное исследование реальных противоречий меры, механизмов перехода за границы меры.

Особое значение для диалектического объяснения развития имеет не просто категория меры, а категория узловой линии отношений меры, в своей содержательной основе выявленная в идеалистической диалектике Гегеля и получившая научно-философское обоснование в материалистической диалектике.

Категория меры фактически отражает уровень функционирования системы. Любые изменения в рамках меры — это саморегулирование, механизмом которого может быть, в частности, гомеостазис. Использование категории меры в таком понимании в последнее время практически безгранично. Создание совершенных самоорганизующихся, саморегулирующихся систем связано с использованием законов функционирования. При анализе саморазвивающихся систем неизбежно возникает вопрос о способах перехода от одной меры к качественно иной, т. е. о законах развития мер. Всякое развитие мер оказывается результатом разрешения противоречий, возникших в старой организации системы, т. е. в старой мере, Характерно, что разрешение противоречий меры не всегда приводит к переходу в другую меру: нередко происходит длительное динамическое сохранение системы.

В таких случаях законы функционирования системы приобретают специфическую форму развития, при котором происходит совершенствование сложившейся меры.

В конечном счете узловая линия мер определяет общую форму диалектического процесса, позволяет создать интегральный образ развития. Диалектический механизм движения мер (единство дискретности и непрерывности) выражается как в единстве количественных и качественных отношений, так и в скачках, перерывах постепенности. Размытость границ меры, наличие в ней количественной избыточности (в норме это ее резервы, создающиеся нередко на основе аномалий) обеспечивают постепенность перехода от одной меры к другой. Постепенность развития всегда включает в себя скачки. Смена мер в развитии — это тоже своеобразная устойчивость, управляемая законами развития. Развитие мер осуществляется, как правило, за счет не резких, внезапных ее нарушений, а мелких изменений. В частности, современная эволюционная теория и генетика популяций подтвердили глубокий смысл положения Ф. Энгельса о том, что «именно бесконечные случайные различия индивидов внутри отдельных видов… могут усиливаться до выхода за пределы видового признака»[333].

При смене меры не происходит полного разрушения прежних закономерностей системы, как это иногда изображалось (Т. Д. Лысенко и др.). Качественный переход к новой мере осуществляется при удержании многих сущностных особенностей старой. Именно сущностная связь различных мер объединяет их, образуя узловую линию мер. Объяснение развития мер возможно только на основе конкретного анализа противоречий, позволяющих системе вырваться за свои собственные пределы. Сбалансированная, пригнанная, слишком жесткая взаимосвязь элементов внутри системы не позволяет ей развиваться. Накопление аномалий внутри меры, не нарушающее до определенного момента устойчивости системы, порождает противоречие, которое создает «внутреннее напряжение» в системе, приводит к «поиску» разрешения противоречия. Результатом этого разрешения может быть либо стабилизация прежней меры, либо необратимое ее разрушение (гибель системы), либо переход к новой мере.

Некоторые аномалии «гасятся» внутри сложившейся меры, сохраняя или совершенствуя ее. Но совсем иную роль выполняют аномалии в тех случаях, когда создается критическая ситуация, при которой старая мера уже не способна «погасить» противоречия, оставаясь в своих пределах. Следовательно, нарушение меры открывает возможности для ее развития, является шагом в сторону развития.

Мера всегда выступает как сложная противоречивая система. Она лишь постольку способна к самодвижению, поскольку воспроизводит и разрешает в себе противоречие устойчивости меры и ее многочисленных нарушений. Переход к новой мере означает некоторое «затухание» противоречий, поддерживаемое во многих случаях гомеостатическими механизмами, но регулирование аномалий вновь оказывается возможным лишь в некоторых пределах, в диапазоне меры. Смена мер есть переход в свою противоположность, ибо аномальное в прежней мере становится основой новой меры. Связь меры (нормы) и аномалий, таким образом, достигает своего тождества в развитии, в разрешении противоречий. Конкретные пути разрешения противоречия нормы и аномалий определяются как внутренними особенностями системы, так и внешними условиями существования.

Серьезной проблемой многих наук является вопрос о механизмах включения аномалий, дезорганизующих изменений в развитии организованных систем. Может ли система воспользоваться этим, как правило, аномальным материалом для своего целесообразного, телеономического преобразования или аномалии несовместимы с развитием нормальных систем? Этот вопрос уже давно и остро дискутируется в литературе по проблемам развития как материальных объектов, так и познания.

Значение противоречия меры и ее нарушений осознают ныне и некоторые ученые, далекие от диалектико-материалистических взглядов. Так, в книге Т. Куна подробно обсуждаются парадигмы в науке, на фоне которых проявляются аномалии; осознание последних приводит к открытиям, т. е. к развитию науки[334]. С противоречиями в развитии систем все более приходится считаться ученым, настойчиво пытающимся умалчивать о диалектике даже там, где фактически происходит «открытие» истин, давно установленных марксистской философией. Самое любопытное заключается в том, что при обнаружении противоречий в развитии систем позитивистски мыслящие ученые стремятся не только не замечать аргументов диалектиков-материалистов, но и связать заслуги в разработке категории противоречия с именами Б. Рассела, Ф. Рамсея, А. Тарского, Г. Фреге. Такие ученые не упускают случая собственные заблуждения относительно категории самопротиворечия приписывать материалистической диалектике.

В энциклопедическом издании основных понятий философии, в частности, содержится следующее «разъяснение»: «Гегелю, очевидно, было не совсем ясно фундаментальное различие между Widerspruch и Widerstreit, между контрадикторными Gegensatzen и реальными Gegensatzen или, как выражался Кант, между „analitischer und dialektischer Opposizion“. Эта путаница лежит в основе противопоставления формальной (или „голой“ формальной) логики и диалектической логики, которое играет такую значительную роль в начатой Гегелем марксистской философии»[335]. Оказывается, все отличие диалектического мышления от формального сводится к семантической путанице, приписываемой классикам диалектики. Трудно сказать, чего здесь больше: неосведомленности о подлинной диалектике или сознательного передергивания фактов, рассчитанного на доверчивых читателей. Между тем познание объективного развития систем заставляет даже критиков марксизма выявлять значение реальных противоречий в таком развитии.

Распространение среди ученых-естествоиспытателей антидиалектических представлений о противоречии меры и ее нарушений приводит к тупикам в объяснении развития систем. Известный кибернетик Ст. Вир, обсуждая роль аномалий в развитии сложных систем, в частности популяций, недоумевал: «Как сохраняется порядок при налимий столь большого количества помех как внутри, так и вне системы, совершенно неясно»[336]. Как может возникнуть порядок из нарушений порядка, новая организованная система из нарушений системы? Выдающийся эволюционист И. И. Шмальгаузен был убежден, что эволюция органического, как особо сложная форма движения материи, обнаруживает все черты диалектического развития в силу нарастания внутренних противоречий. Учение И. И. Шмальгаузена о смене адаптивных норм раскрывает этот процесс как разрешающееся противоречие.

Эволюция живого идет по пути одновременного изменения нормы и стабилизации всех наиболее выгодных приобретений. В данном случае наблюдается сложное диалектическое переплетение моментов устойчивости и изменчивости, консервативности и пластичности. Сама линия отбора осуществляется на базе преимущественного закрепления в борьбе за существование либо признаков установившейся адаптивной нормы, либо ряда положительных уклонений, из которых складывается новая адаптивная норма. С одной стороны, известны виды, которые не видоизменились на протяжении сотен миллионов лет, так как сложившаяся адаптивная норма оказалась весьма устойчивой; с другой — известны многочисленные виды, которые претерпели в процессе эволюции значительные качественные перестройки, выражающиеся в смене множества адаптивных норм.

В первом случае отбор идет на основании преимущества нормальных особей перед всеми уклонениями от адаптивной нормы. Эта форма естественного отбора ведет к сокращению изменчивости, т. е. к «нормализации» популяции, к выработке более устойчивых механизмов наследования и индивидуального развития особей. Во втором случае естественный отбор идет в пользу некоторых уклонений, более отвечающих внутренней структуре развития популяции и изменившимся условиям существования. Это ведет к новым приспособлениям и перестройке адаптивной нормы, которая в изменившихся условиях получила какие-то преимущества в жизненном состязании с представителями прежней «нормы».

Таким образом, согласно И. И. Шмальгаузену[337], стабилизирующая форма отбора сохраняет установившуюся норму, а движущая форма отбора изменяет, разрушает прежнюю адаптивную норму и формирует новую. Обе формы отбора могут существовать одновременно. Действие стабилизирующего отбора основывается на использовании небольших мутаций, которые, не сказываясь заметно на фенотипе сформированной особи, приводят к более надежному воспроизведению установившейся нормы.

Нормальное состояние системы всегда подчинено более широкой системе, по отношению к которой первая система выступает в качестве элемента. Исследование нормального состояния любой системы не может быть ограничено ее рамками, выведено только из нее самой, вне связей с системами более высокого порядка. Сущность аномалий организма не может быть выяснена без рассмотрения той функции, которую они играют в развитии вида в целом, т. е. без обращения к более широкой системе связей, в которую эти образования включены как элементы и относятся как часть к целому.

Сущность любой системы определяется не только имманентной организацией данной системы, но и ее принадлежностью к системе высшего порядка. Нормальное состояние системы не может быть осмыслено лишь в ее статике, поскольку противоречивость нормы схватывается в отношениях данной системы с другими и в ее развитии, ибо «объяснить вещь из нее самой, не опираясь на теорию развития, невозможно»[338].

Аналогичные закономерности смены меры (нормы) обнаруживаются и в развитии других сложных систем. Например, эволюция литературного языка осуществляется благодаря тому, что в сложившейся норме возникают аномалии (речевые ошибки, новообразования, жаргон), которые могут стать компонентом новой нормы. Языковые нормы исторически изменчивы, хотя, несомненно, существует преемственность основных форм языка, сохраняющих сущность национального языка. Каждое отступление от привычного, каждое изменение старых языковых закономерностей воспринимается в первое время как нарушение нормы, как небрежность, языковая ошибка. Так и в развитии науки: познание всегда вынуждено переходить границу нормы мышления и «неправильное возводить в ранг правильного, нормы человеческого мышления»[339].

В развитии философского знания диалектика долгое время рассматривалась как своеобразная аномалия, «ошибка» или как результат софистической недобросовестности, неряшливости отдельных философов при обращении с понятиями. Только работами Канта, Гегеля, а также К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина было доказано, что диалектика — это естественный способ мышления и абсолютно необходимая форма интеллектуального развития.

Противоречие нормы и аномалий не исчерпывает всего многообразия количественных и качественных взаимопереходов внутри меры. Анализ этого противоречия позволяет лишь конкретизировать одну из существенных сторон развития сложных систем, фиксированной в классической диалектической категории узловой линии отношений меры.