2. Экономия Ветхого завета
2. Экономия Ветхого завета
Мы должны здесь перенестись на мгновение от книг «Закона» к книгам «Пророков», — с тем чтобы здесь же разоблачить тайну единственного домоводства в небесах и на земле. И в Ветхом завете, — где ещё господствует закон, а человек господствует в качестве наставника, ведущего к Единственному (Послание к галатам, 3, 24), — история царства Единственного также совершается по премудрому плану, установленному от века. Всё предусмотрено и предопределено для того, чтобы Единственный мог явиться в мир, когда исполнятся времена для избавления святых людей от их святости.
Первая книга, «Жизнь Человека», потому и называется «Книгой бытия», что она содержит в зародыше всё домоводство Единственного, что она даёт нам прообраз всего последующего развития вплоть до того момента, когда исполнятся времена и наступит конец мира. Вся Единственная история вращается вокруг трёх ступеней: ребёнка, юноши и мужа, которые возвращаются «с различными превращениями» и всё расширяющимися кругами, пока, наконец, вся история мира вещей и мира духа не сводится целиком к «ребёнку, юноше и мужу». Повсюду мы будем находить только всё тех же переряженных «ребёнка, юношу и мужа», подобно тому как в них самих мы уже обнаружили три переряженные категории.
Выше мы говорили о немецком философском понимании истории. Здесь, у святого Макса, мы находим блестящий пример такого понимания. Спекулятивная идея, абстрактное представление превращается в движущую силу истории, и тем самым история превращается в простую историю философии. Но даже и эта последняя понимается не так, как она действительно происходила согласно существующим источникам, — не говоря уже о том, как она развивалась под воздействием реальных исторических отношений, — а так, как она была понята и изложена новейшими немецкими философами, особенно Гегелем и Фейербахом. И из самых этих изложений опять-таки берётся только то, что может быть приспособлено к данной цели и перешло по традиции к нашему святому. История становится, таким образом, простой историей предвзятых идей, сказкой о духах и призраках, а действительная, эмпирическая история, составляющая основу этой сказки, используется только для того, чтобы дать тела этим призракам; из неё заимствуются необходимые имена, которые должны облечь эти призраки в видимость реальности. При этом эксперименте наш святой часто сбивается со своей роли и пишет ничем не прикрытую сказку о призраках.
Этот способ сочинять историю мы находим у него в самой наивной, в самой классической простоте. Три простые категории: реализм, идеализм, абсолютная отрицательность как единство обоих (именуемая здесь «эгоизмом»), уже встречавшиеся нам в образе ребёнка, юноши и мужа, кладутся в основу всей истории и украшаются различными историческими вывесками; вместе со своей скромной свитой вспомогательных категорий они составляют содержание всех изображаемых мнимо-исторических фаз. Святой Макс вновь обнаруживает здесь свою безмерную веру, он больше, чем кто-либо из его предшественников, культивирует веру в спекулятивное содержание истории, изготовленное немецкими философами. В этой торжественной и громоздкой конструкции истории всё дело, таким образом, сводится к тому, чтобы подыскать эффектный ряд звонких названий для трёх категорий, настолько избитых, что они никак уж не смеют публично показываться под своими собственными именами. Наш миропомазанный автор вполне мог бы тотчас перейти от «мужа» (стр. 20) к «Я» (стр. 201) или ещё лучше к «Единственному» (стр. 485); но это было бы слишком просто. К тому же сильная конкуренция между немецкими спекулятивными философами заставляет каждого нового конкурента выпускать свой товар не иначе, как с трескучей исторической рекламой.
«Сила истинного развития», говоря словами Dottore Graziano, «развивается энергичнейшим образом» в следующих «превращениях»: Основа:
I. Реализм.
II. Идеализм,
III. Отрицательное единство обоих. «Некто» (стр. 485).
Первое наречение:
I. Ребёнок, зависим от вещей (реализм).
II. Юноша, зависим от мыслей (идеализм).
III. Муж — (как отрицательное единство) в положительном выражении: собственник мыслей и вещей, в отрицательном выражении: (эгоизм) свободный от мыслей и вещей
Второе историческое наречение:
I. Негр (реализм, ребёнок).
II. Монгол (идеализм, юноша).
III. Кавказец (отрицательное единство реализма и идеализма, муж).
Третье, наиболее общее наречение:
I. Реалистический эгоист (эгоист в обыкновенном смысле) — ребёнок, негр.
II. Идеалистический эгоист (самоотверженный) — юноша, монгол.
III. Истинный эгоист (Единственный) — муж, кавказец.
Четвёртое историческое наречение. Повторение предшествующих ступеней внутри категории кавказца.
I. Древние. Негроподобные кавказцы — ребячливые мужчины — язычники — зависимы от вещей — реалисты — мир.
Переход (ребёнок, проникающий за «вещи мира сего») — софисты, скептики и т. д.
II. Новые. Монголоподобные кавказцы — юношеобразные мужчины — христиане — зависимы от мыслей — идеалисты — дух.
1. Чистая история духов, христианство как дух, «Дух».
2. Нечистая история духов. Дух в отношении к другим. «Одержимые».
A. Чисто-нечистая история духов.
a) Привидение, призрак, дух в негроподобном состоянии, как вещный дух или духовная вещь — предметная сущность для христианина, дух как ребёнок.
b) Причуда, навязчивая идея, дух в монгольском состоянии, как духовный в духе, определение в сознании, мыслимая сущность в христианине — дух как юноша.
B. Нечисто-нечистая (историческая) история духов.
a) Католицизм — средневековье (негр, ребёнок, реализм и т. д.).
b) Протестантизм — Новое время в пределах нового времени — (монгол, юноша, идеализм и т. д.).
Внутри протестантизма можно провести дальнейшие подразделения, например:
а) английская философия — реализм, ребёнок, негр.
в) немецкая философия — идеализм, юноша, монгол. 3. Иерархия — отрицательное единство обоих в пределах монголоидно-кавказской точки зрения. Такое единство наступает именно там, где историческое отношение превращается в современное или где противоположности представляются существующими друг подле друга. Здесь мы имеем, таким образом, две сосуществующие ступени:
A. «Необразованные»{79} (злые, bourgeois{80}, эгоисты в обычном смысле) = негры, дети, католики, реалисты и т. д.
B. «Образованные»{81} (добрые, citoyens{82}, самоотверженные, попы и т. д.) = монголы, юноши, протестанты, идеалисты.
Обе эти ступени существуют друг подле друга, и отсюда «легко» получается, что «образованные» господствуют над «необразованными», — это и есть иерархия. В дальнейшем ходе исторического развития возникает затем
из «необразованного» — не-гегельянец,
из «образованного» — гегельянец{83},
откуда следует, что гегельянцы господствуют над не-гегельянцами. Так спекулятивное представление о господстве спекулятивной идеи в истории превращается Штирнером в представление о господстве самих спекулятивных философов. Взгляд на историю, которого он до сих пор придерживался, — господство идеи, — превращается в «Иерархии» в действительно существующее теперь отношение, в мировое господство идеологов. Это показывает, как глубоко увяз Штирнер в спекуляции. Это господство спекулятивных философов и идеологов развивается напоследок, «ибо исполнились времена», в следующее заключительное наречение:
а) Политический либерализм, зависимый от вещей, не зависимый от лиц — реализм, ребёнок, негр, Древний, привидение, католицизм, «необразованный», не имеющий над собой господ.
b) Социальный либерализм, не зависимый от вещей, зависимый от духа, беспредметный — идеализм, юноша, монгол, Новый, причуда, протестантизм, «образованный», неимущий.
c) Гуманный либерализм, без господ и имущества, а следовательно и без бога, ибо бог есть одновременно наивысший господин и наивысшее достояние, иерархия — отрицательное единство в сфере либерализма и, как таковое, господство над миром вещей и мыслей; вместе с тем совершенный эгоист в уничтожении эгоизма — совершенная иерархия. Одновременно образует
Переход (юноша, проникающий за мир мыслей) к III. «Я» — т. е. к совершенному христианину, совершенному мужу, кавказскому кавказцу и истинному эгоисту, который — подобно тому как христианин стал духом через уничтожение старого мира — приобрёл плоть и кровь через уничтожение царства духов, приняв, sine beneficio deliberandi et inventarii{84}, наследство идеализма, юноши, монгола, Нового, христианина, одержимого, человека с причудами, протестанта, «образованного», гегельянца и гуманного либерала.
NB. 1. «Иногда» могут быть «вставлены эпизодически», если представится подходящий случай, ещё и фейербаховские и прочие категории, вроде рассудка, сердца и т. д., для повышения колоритности картины и создания новых эффектов. Понятно, впрочем, что и это — только новые переодевания всё того же идеализма и реализма.
2. О действительной мирской истории правоверный святой Макс, Jacques le bonhomme[47] не умеет сказать ничего действительного и мирского кроме того, что он постоянно противопоставляет её под названием «природы», «мира вещей», «мира ребёнка» и т. д. сознанию, как предмет спекуляций последнего, как мир, который, вопреки своему постоянному искоренению, продолжает существовать в мистическом сумраке, чтобы вновь выступить наружу при всяком удобном случае, — вероятно потому, что продолжают существовать дети и негры, а значит «легко» может существовать и их мир, так называемый мир вещей. О подобных исторических и неисторических конструкциях уже добрый старый Гегель, говоря о Шеллинге, этом образце всех конструкторов, сказал — и мы можем это здесь повторить:
«Овладеть орудием этого монотонного формализма не труднее, чем палитрой живописца, на которой имеются только две краски, скажем — чёрная» (реалистичная, ребяческая, негроподобная и т. д.) «и жёлтая» (идеалистическая, юношеская, монгольская и т. д.), «дабы накладывать одну краску, когда требуется что-нибудь историческое» («мир вещей»), «а другую — когда требуется ландшафт» («небо», дух, Святое и т. д.) («Феноменология», стр. 39).
Ещё более метко конструкции этого рода осмеяло «обыденное» сознание» в следующей песне:
Послал хозяин в поле
Ивана жать овёс.
Иван овса не жнёт,
Но и домой нейдёт.
Хозяин гонит в поле пса,
Чтоб он кусал Ивана.
Ивана не кусает пёс,
Иван овса не жнёт, —
И не идут домой.
Хозяин тут дубинку шлёт,
Чтоб крепко била пса.
Дубинка пса не хочет бить,
Ивана не кусает пёс,
Иван овса не жнёт, —
И не идут домой.
Огонь хозяин в поле шлёт,
Чтоб он дубинку жёг.
Огонь дубинку не берёт,
Дубинка пса не хочет бить,
Ивана не кусает пёс,
Иван овса не жнёт, —
И не идут домой.
Хозяин воду в поле шлёт,
Чтоб потушить огонь.
Вода не трогает огня,
Огонь дубинку не берёт,
Дубинка пса не хочет бить,
Ивана не кусает пёс,
Иван овса не жнёт, —
И не идут домой.
Хозяин в поле шлёт быка,
Чтоб выпил воду он.
Но бык воды не хочет пить,
Вода не трогает огня,
Огонь дубинку не берёт,
Дубинка пса не хочет бить,
Ивана не кусает пёс,
Иван овса не жнёт, —
И не идут домой.
Хозяин шлёт тут мясника,
Чтоб заколол быка.
Мясник быка не стал колоть,
А бык воды не хочет пить,
Вода не трогает огня,
Огонь дубинку не берёт,
Дубинка пса не хочет бить,
Ивана не кусает пёс,
Иван овса не жнёт, —
И не идут домой.
Хозяин шлёт тут палача,
Чтоб он повесил мясника.
Палач повесил мясника,
Мясник тотчас убил быка,
Бык выпил воду всю до дна,
Вода весь залила огонь,
Огонь дубинку сразу сжёг,
Дубинка наказала пса,
И укусил Ивана пёс.
Иван пожал тогда овёс —
И все пошли домой.
С какой «виртуозностью мышления» и при помощи какого гимназического материала Jacques le bonhomme наполняет эту схему, мы сейчас увидим.