ПРУССКИЕ ФРАНТИРЕРЫ
ПРУССКИЕ ФРАНТИРЕРЫ
Недавно в печати на некоторое время почти совершенно исчезли сообщения о сожжении пруссаками французских деревень. Мы стали надеяться, что прусские власти поняли свою ошибку и прекратили подобные действия в интересах своих же собственных войск. Но мы ошиблись. Газеты снова пестрят сообщениями о расстрелах пленных и уничтожении деревень. Берлинская газета «Borsen-Courier»[110] печатает сообщение из Версаля от 20 ноября:
«Вчера прибыли первые раненые и пленные после боя, происшедшего 17-го у Дрё. Расправа с франтирерами была короткой и должна была послужить примером; они были поставлены в ряд и один за другим получили пулю в лоб. Был опубликован общий приказ по армии, категорически запрещающий брать их в плен и предписывающий расстреливать их на месте по приговору военно-полевого суда, где бы они ни показывались. По отношению к этим гнусным, подлым разбойникам и негодяям (Lumpengesindel) подобный способ действия сделался абсолютной необходимостью».
Далее, венская газета «Tages-Presse»[111] в сообщении от того же числа указывает:
«В лесу Вильнёв на прошлой неделе вы могли бы увидеть четырех франтиреров, повешенных за то, что они стреляли из леса в наших улан».
В официальном сообщении из Версаля, помеченном 26 ноября, говорится, что повсюду вокруг Орлеана сельское население, подстрекаемое к борьбе священниками, которые получили от епископа Дюпанлу приказ проповедовать крестовый поход, начало партизанскую войну против немцев. Крестьяне, делая вид, что работают в поле, обстреливают разъезды, убивают офицеров, везущих приказы. Чтобы отомстить за эти убийства, всех невоенных, имеющих при себе оружие, немедленно казнят. Немало священников — семьдесят семь человек — ожидает теперь суда.
Это только несколько примеров, число их может быть увеличено почти до бесконечности; таким образом, у пруссаков имеется, по-видимому, твердое намерение продолжать эти зверства до конца войны. В таком случае может быть полезно еще раз обратить их внимание на некоторые факты из новой истории Пруссии.
Нынешний король Пруссии вполне может припомнить времена глубочайшего унижения своей страны, сражение при Йене, длинный путь бегства до Одера, последовательную капитуляцию почти всех прусских войск, отступление остальных за Вислу, полное крушение всей военной и политической системы страны. И вот тогда под прикрытием одной из померанских береговых крепостей личная инициатива и личный патриотизм отдельных граждан положили начало новому активному сопротивлению неприятелю. Простой драгунский корнет Шилль приступил к формированию в Кольберге отряда вольных стрелков (gallice [по-гальски, то есть по-французски. Ред.] — франтиреров), с которым он, при поддержке населения, нападал внезапно на разъезды, отряды, полевые посты, захватывал казенные деньги, продовольствие, оружие и военное имущество, взял в плен французского генерала Виктора, подготавливал всеобщее восстание в тылу французов и на их коммуникационных линиях и вообще делал все то, что теперь ставится в вину французским франтирерам, которых пруссаки наделяют титулом разбойников и негодяев, награждая безоружных пленных «пулей в лоб». Но ведь отец нынешнего прусского короля [Фридрих-Вильгельм III. Ред.] определенно признал законными действия Шилля и повысил его в чине. Хорошо известно, что тот же самый Шилль в 1809 г., когда Пруссия находилась в состоянии мира, а Австрия воевала с Францией, повел свой полк для действий против Наполеона на свой собственный страх и риск, совсем как Гарибальди, что он был убит при Штральзунде, а его люди взяты в плен. Согласно прусским правилам ведения войны, Наполеон имел полное право расстрелять их всех, но расстрелял в Везеле всего одиннадцать офицеров. На могилах этих одиннадцати франтиреров отец нынешнего прусского короля, в значительной степени против своей воли, под давлением общественного мнения в армии и вне ее рядов, должен был воздвигнуть в их честь памятник.
Как только в Пруссии на практике возникло движение вольных стрелков, пруссаки, как это и подобает нации мыслителей, приступили к систематизации этого дела и к разработке его теории. Теоретиком движения вольных стрелков, великим философом-франтирером среди них являлся не кто иной, как Антон Нейтхардт фон Гнейзенау, бывший некоторое время фельдмаршалом на службе его величества прусского короля. Гнейзенау оборонял Кольберг в 1807 году; под его командованием находилась некоторая часть франтиреров Шилля; сильную поддержку в обороне ему оказывали местные жители, которые но могли претендовать даже на то, чтобы считаться национальной, мобильной или местной, гвардией, и которые поэтому, согласно последним прусским понятиям, определенно заслуживали «немедленной казни». Но огромные ресурсы, которые дает стране, подвергшейся иноземному нашествию, энергичное народное сопротивление, произвели на Гнейзенау столь сильное впечатление, что он в течение ряда лет изучал вопрос о том, как наилучшим образом организовать это сопротивление. Партизанская война в Испании, восстания русских крестьян на пути отступления французов из Москвы дали ему новые примеры, и в 1813 г. он смог приступить к применению своей теории на практике.
Уже в августе 1811 г. Гнейзенау составил план подготовки народного восстания. Предполагалось организовать милиционные войска, не имеющие военной формы, кроме военной фуражки (gallice — кепи) и черного с белым пояса и, быть может, военной шинели; короче говоря, это была почти такая же форма, как и у французских франтиреров в настоящее время.
«При появлении превосходящих сил неприятеля оружие, фуражки и пояса должны быть спрятаны, и солдаты милиционных войск принимают вид простых жителей страны».
Это как раз то, что в настоящее время пруссаки считают преступлением, за которое наказывают пулей или веревкой на шею. Эти милиционные войска должны тревожить неприятеля, прерывать его коммуникации, захватывать или уничтожать его обозы с продовольствием, избегать правильных атак и уходить в леса или болота при появлении массы регулярных войск.
«Духовенство всех вероисповеданий должно получить приказ: как только начнется война, проповедовать восстание, изображать в самых мрачных красках французский гнет, напоминать народу о евреях времен Маккавеев и призывать его следовать их примеру... Каждый священник должен потребовать от своих прихожан присяги в том, что они не будут сдавать неприятелю ни продовольствия, ни оружия и т. п., пока их не принудят к этому силой».
Иными словами, немецкие священники фактически должны были проповедовать такой же крестовый поход, какой приказал своим священникам проповедовать епископ Орлеанский, за что немало французских священников ждет теперь суда.
Всякий, кто возьмет второй том книги профессора Пертца «Жизнь Гнейзенау»[112], увидит, что рядом с титульным листом этого тома воспроизведена часть цитированного выше отрывка в виде факсимиле рукописи самого Гнейзенау. Тут же воспроизведена пометка на полях, сделанная рукой короля Фридриха-Вильгельма:
«Как только один из священников будет расстрелян, все это кончится».
Очевидно, король не особенно верил в героизм своего духовенства. Но это не помешало ему прямо санкционировать планы Гнейзенау; не помешало это также, спустя несколько лет, когда те самые люди, которые изгнали французов, стали подвергаться арестам и преследованиям как «демагоги»[113], одному из тогдашних просвещенных гонителей демагогов, в чьи руки попал оригинал этого документа, возбудить дело против неизвестного автора за попытку подстрекать народ к расстрелу духовенства!
Вплоть до 1813 г. Гнейзенау неутомимо подготовлял не только регулярную армию, но и народное восстание как средство для свержения французского ига. Когда, наконец, война началась, то ей сразу же стали сопутствовать восстания, сопротивление крестьян и выступления франтиреров. В апреле поднялось вооруженное восстание в местности, расположенной между Везером и Эльбой; немного позднее вспыхнуло народной восстание возле Магдебурга; сам Гнейзенау писал друзьям во Франконию — письмо опубликовано Пертцем, — призывая их поднять восстание там, где проходит коммуникационная линия неприятеля. Тогда, наконец, появилось и официальное признание этой народной войны — «Положение о ландштурме» от 21 апреля 1813 г. (опубликованное лишь в июле), которое призывает каждого физически здорового мужчину, не находящегося в рядах линейных войск или ландвера, вступить в батальон ландштурма, чтобы подготовиться к священной самообороне, в которой признаются законными все средства. Ландштурм должен тревожить неприятеля как во время его продвижения вперед, так и во время его отступления, заставлять его постоянно держаться настороже, нападать на его обозы с боевыми припасами и продовольствием, на его курьеров, рекрутов и госпитали, совершать внезапные ночные нападения на него, уничтожать отставших солдат и отдельные отряды, парализовывать неприятеля и лишать его уверенности во всех движениях; с другой стороны, ландштурм должен помогать прусской армии, конвоировать перевозки денег, продовольствия, боевых припасов, сопровождать пленных и т. д. Закон этот действительно может быть назван подлинным справочником франтирера, и так как он составлен недюжинным стратегом, то в настоящее время он применим во Франции так же, как в свое время в Германии.
К счастью для Наполеона I, этот закон проводился в жизнь крайне слабо. Король был напуган делом своих собственных рук. Позволить самому народу вести борьбу без повелений короля было совсем не в прусском духе. Поэтому формирование ландштурма было приостановлено впредь до момента, когда король потребует этого, чего он так и не сделал. Гнейзе-нау сердился, но в конце концов он сумел обойтись без ландштурма. Если бы он теперь был жив, то, имея за собой весь опыт Пруссии, вероятно, во французских франтирерах увидел бы если не полное, то приблизительное осуществление своего beau ideal [прекрасного идеала. Ред.] народного сопротивления. Ибо Гнейзенау был человеком, и притом гениальным человеком.
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1817, 9 декабря 1870 г.