ГЛАВА VI. Анархизмъ и его средства.
ГЛАВА VI.
Анархизмъ и его средства.
Анархизмъ, какъ в?рованіе, какъ мечта есть не только общественный идеалъ опред?ленной группы или партіи людей. Анархизмъ лежитъ въ тайникахъ челов?ческой природы. Что бы ни говорили временные, историческіе противники его — превосходство этого идеала надъ вс?ми политическими катехизисами и программами — очевидно. Только изув?ры и замученные рабствомъ могутъ отрицать высшій, освобождающій смыслъ анархистскихъ формулъ — права личности на безграничное развитіе и ея право творческаго самоутвержденія.
Вс? исторически изв?стныя концепціи общественнаго идеала — за р?дчайшими исключеніями — будь это — мечта о достиженіи «Божескаго царства» Августина или Беды, о «Федераціи» въ ц?ляхъ общаго мира Вико, о царств? «В?чнаго Евангелія» Лессинга, о торжеств? «идеи права» Канта, объ осуществленіи «челов?чности» Гердера, о прыжк? въ «соціалистическое государство», о воплощеніи «Теургіи» В. Соловьева, о наступленіи «анархистскаго строя» и т. д., и т. д. — вс?, въ конечномъ счет?, возвращаются къ челов?ку и свобод? его самоопред?ленія.
Можно сказать: потенціально вс? люди — анархисты и вс? разными путями идутъ къ анархизму.
Гранью, отд?ляющей современныя анархистскія единицы отъ милліоновъ будущихъ, возможныхъ анархистовъ — является выборъ средствъ для достиженія анархистскаго идеала.
И потому вопросъ о средствахъ анархизма выростаетъ въ самостоятельную проблему, требующую спеціальнаго разсмотр?нія.
Традиціонный методъ анархизма можетъ быть характеризуем, какъ революціонаризмъ.[24]
Революціонаризмъ, въ противоположность такъ называемой «реальной политик?», отправляющейся отъ соотношенія «реальныхъ» силъ, есть методъ дерзаній, есть прямое нападеніе на окружающую среду; онъ см?ло разс?каетъ передовые слои и проходитъ сквозь нихъ, не останавливаясь, не уклоняясь, не разлагаясь. Его задача — ц?лостное изм?неніе даннаго принципа.
Противоположный ему — органическій реальный методъ исходитъ отъ данной среды, отъ м?стныхъ условій; онъ тратитъ много усилій и времени на предварительную подготовку и переработку данной среды. На себ? онъ испытываетъ ея обратное вліяніе, поддается ея гипнозу. Постепенно въ ней разлагаясь, обращается онъ въ оппортунизмъ, погрязаетъ въ болотахъ реформизма и вырождается постепенно въ квіетизмъ, мирящійся съ любымъ уродствомъ настоящаго, безпощадный ко всякой ц?льной безъ компромиссовъ, творческой работ?.
Если революціонаризмъ нер?дко покоится на «дерзости», то противоположный ему методъ — реформистскій не позволяетъ изъ-за деревьевъ вид?ть л?са. Въ большинств? случаевъ, особенно въ эпохи политическихъ кризисовъ, точный учетъ силъ бываетъ невозможенъ; наконецъ, значительная часть реальныхъ силъ всегда находится въ потенціальномъ состояніи. Въ нихъ надо разбудить скрытую энергію, надо вызвать къ жизни дремлющія силы. И въ глазахъ традиціоннаго анархизма — революціонаризмъ, перманентное «бунтарство» въ разнообразныхъ его формахъ является единственно нравственнымъ и единственно ц?лесообразнымъ методомъ д?йствія.
Нравственнымъ потому, что онъ, не желая мириться въ какой-бы то ни было м?р? съ т?мъ, что для него является «неправдой» — отвергаетъ всякіе компромиссы.
Ц?лесообразнымъ потому, что, съ одной стороны, реформизмъ, культъ «мелкихъ» д?лъ и пр., въ его глазахъ только укр?пляютъ то зло, противъ котораго надлежитъ бороться, съ другой, потому, что онъ категорически отрицаетъ самую возможность пользоваться указанiями историческаго опыта.
Въ его глазахъ законы «исторической необходимости» — лишь слово, которое своей безнадежной схоластичностью убиваетъ въ зародыш? см?лую мысль, душитъ см?лое слово, опускаетъ поднявшіяся руки. «Историческая необходимость» — этотъ сфинксъ, ник?мъ и никогда еще не разгаданный, несмотря на горы соціально-политической рецептуры, накопленной геніями челов?ческаго рода, есть лишь тормазъ стремленію впередъ, протесту, попыткамъ свободнаго творчества.
Является глубокимъ, трагическимъ недоразум?ніемъ — искать истину, несущую уроки будущему, всегда среди развалинъ прошлаго.
Общественный процессъ — слишкомъ сложенъ еще для нашей познавательной природы, вооруженной слабыми и недостаточными методологическими пріемами.
A) Прежде всего невозможно игнорировать то неизб?жно-субъективное отношеніе историка къ матеріаламъ прошлаго, съ которымъ онъ приступаетъ къ самому изсл?дованію историческихъ фактовъ. Отборъ фактовъ, ихъ классификація, опред?леніе и оц?нка ихъ сравнительной роли находятся въ полной зависимости отъ субъективнаго усмотр?нія изсл?дователя. Посл?дній предъявляетъ къ историческому матеріалу свои требованія, разсматриваетъ его съ своей опред?ленной точки зр?нія, въ своемъ разр?з?.
B) Современная философія исторіи, въ лиц? наибол?е выдающихся ея представителей, им?етъ склонность утверждать исторію, какъ «систему неповторяющихся явленій», какъ научную дисциплину, изучающую не общее, а д?йствительность въ ея конкретныхъ и индивидуальныхъ выраженіяхъ.
Этому не противор?чатъ труды того современнаго историческаго теченія (особ. Пельманъ, Эд. Мейеръ и др.), которое пытается подм?тить и установить, аналогичные нашему времени, процессы развитія и соціальные институты въ отдаленн?йшихъ отъ насъ эпохахъ. Какъ бы ни было велико ихъ д?йствительное сходство, ясно, что они выступали тамъ въ такихъ комбинаціяхъ, которыя въ ц?ломъ въ наше время — неповторимы, а потому и допущеніе тожественности развитія двухъ разновременныхъ культуръ является зав?домо неправильнымъ.
C) Мы не можемъ искусственно изолировать общественныя явленія, мы не можемъ экспериментировать отд?льными историческими фактами, мы не можемъ, сл?довательно, учесть бол?е или мен?е точно и вліянія отд?льной причины. Прошлое представляется намъ въ вид? своеобразнаго «химическаго соединенія» историческихъ фактовъ и явленій, съ которымъ намъ нечего д?лать при нашей неспособности къ искусственной изоляціи.
Д) Наконецъ, къ нашей познавательной неум?лости присоединяется еще совершенная невозможность сейчасъ для насъ изм?ренія, какъ индивидуальной, такъ и коллективной психики прошедшихъ эпохъ.
При этихъ условіяхъ, сколько бы мы ни создавали соціально-политическихъ законовъ, они не могутъ претендовать на универсальное обязательное значеніе. Они — быть-можетъ — результатъ и нев?рнаго пониманія и неполнаго изсл?дованія историческаго процесса.
Ссылки на историческія событія, протекавшія при иныхъ комбинаціяхъ историческихъ элементовъ и отд?ленныя отъ переживаемаго состоянія изв?стной хронологической давностью, являются не только неуб?дительными, но и неправильными. Въ д?йствительности, историческіе уроки никого никогда не учатъ. Не только темныя массы, но и просв?щенные вожди въ своихъ выступленіяхъ и актахъ не руководствуются ими. Только посл? катастрофъ усердные историки, устанавливающіе и признающіе историческіе законы, извлекаютъ изъ архивовъ историческихъ событій факты, которые должны были въ свое время быть грознымъ предостереженіемъ, а теперь являются лишь живымъ укоромъ для пренебрегшихъ ими современниковъ.
Историческій прогнозъ — невозможенъ. И исторія съ ея мнимыми «законами» не можетъ быть надъ нами. Безполезно апеллировать къ ней на «безумства», «надъорганическіе скачки», «революціонный методъ» автономной личности. Самоутвержденіе является высшимъ идеаломъ для посл?дней и во имя конечнаго освобожденія духа она можетъ пренебрегать традиціями и игнорировать «законы» прошлаго. Она сама куетъ для себя свои законы.
Прогрессъ исторіи — есть прогрессъ личности; прогрессъ личности — прогрессъ революціоннаго метода.
Раскр?пощеніе челов?ческой личности знаменуется переходомъ ея къ методу «прямого возд?йствія», революціонному методу, немедленному утвержденію въ жизни своей творческой воли. Революціонный методъ становится единственно возможной, единственно нравственной формой челов?ческой д?ятельности.
По словамъ поэта:
Когда появляется сильный, будь то мужчина или женщина, все матеріальное устрашено,
Споръ о душ? прекращается,
Старые обычаи и фразы сопоставляются, ихъ опрокидываютъ, или отбрасываютъ!
Что теперь ваше скопленіе денегъ? что оно можетъ теперь?
Что теперь ваша почтенность?
Что теперь ваша теологія, обученіе, общество, традиціи, книги статутовъ?
Гд? теперь ваши слова о жизни?
Гд? крючкотворства ваши о душ??
(Уольтъ Уитманъ).
Въ этихъ словахъ поэта, въ этой своеобразной ставк? на «сильнаго» звучитъ подлинная анархическая мораль. Анархическій методъ д?йствія — есть методъ безбоязненнаго и безпощаднаго отрицанія любого «быта» и любой «морали».
И т?мъ не мен?е — такое, чисто формальное обоснованіе анархическаго метода — совершенно недостаточно. Уб?жденіе, столь распространенное и столь легко дающееся, что само дерзаніе родитъ свободу, что актъ разрушенія уже самъ по себ? — есть сущность анархическаго самоутвержденія — находится въ зіяющемъ противор?чіи съ основными принципами анархизма.
Въ «дерзаніи», «революціонаризм?» — есть отзвукъ стараго романтическаго бунтарства, жившаго въ подполь? и выходившаго сразиться въ одиночку съ «неправдой» въ мір?. Что могло быть оружіемъ анархиста противъ полицейскаго аппарата и обывательскихъ болотъ правового государства той эпохи? Одно дерзаніе — крикъ, безумно см?лый жестъ, «разнузданіе злыхъ страстей» (Бакунинъ).
И «дерзаніе», какъ таковое, стало традиціей.
Въ насажденіи и укр?пленіи этой традиціи огромную роль сыграло «бакунинство». Сл?пые посл?дователи, какъ это всегда бываетъ съ ними — и т?мъ бол?е въ анархизм? — не поняли учителя и извратили самый смыслъ его ученія.
Они прогляд?ли — то великое и созидающее, что стоитъ за пламенными отрицаніями Бакунина, они извратили духъ его формулы — «Духъ разрушающій есть въ то-же время духъ созидающій», они не поняли его гимновъ творческому «многоразличію» жизни съ ея «переходящими вздыманіями и великол?піями» и усвоили изъ всего ученія идеализацію террора.
Они не поняли даже его преклоненія передъ реальнымъ творчествомъ «массъ», его великой борьбы за Интернаціоналъ противъ партійныхъ паразитовъ и породили анархическихъ героевъ-одиночекъ, призванныхъ облагод?тельствовать народы. Бомбы сверху, погромы снизу таковъ сталъ анархизмъ! Его дерзанія стали пусты; въ нихъ не билось соціальное содержаніе.
Анархизмъ этой эпохи — нигилизмъ, торжество отрицающаго раціонализма.
Разсуждая о «средствахъ» анархизма, мы должны прежде всего выяснить отношеніе его къ «компромиссу», программ?-«минимумъ».
Теоретически анархистское міросозерцаніе не мирится съ компромиссомъ. Компромиссъ есть средство б?жать чрезм?рной отвлеченности и согласовать свой идеалъ съ практическими требованіями момента. Но анархизмъ, поскольку это можно вывести изъ отд?льныхъ и случайныхъ мн?ній его представителей, не боится этой отвлеченности.
Любовь къ правд? и воля осуществить ее во всей полнот? безъ ограниченій не могутъ быть никогда вполн? отвлеченными. Ибо въ нихъ то и заключена наибольшая полнота жизни. Наоборотъ, утвержденіе практичныхъ полуистинъ — обречено на безславное существованіе и безсл?дное исчезновеніе. Никто не можетъ искренно и глубоко любить полуистину; ее презираютъ даже т?, кому въ данныхъ условіяхъ она можетъ быть выгодна. Наоборотъ, отвлеченн?йшія истины, утопіи живутъ упорно, родятъ героевъ, мучениковъ и въ конечномъ счет? управляютъ жизнью. Он? будятъ челов?ческую сов?сть, будятъ духъ протеста, утверждаютъ нашу в?ру въ челов?ка и грядущее его освобожденіе — он? безспорны и требуютъ немедленнаго утвержденія.
И, т?мъ не мен?е, можетъ ли существовать какое-либо ученіе или міросозерцаніе, которое не им?ло бы никакой программы, и въ своей жажд? безусловнаго могло бы над?яться на реализацію — безъ промедленій и оговорокъ своего идеала въ жизни.
Одинъ изъ критиковъ анархизма (И. А. Ильинъ) чрезвычайно м?тко опред?лилъ то основное настроеніе, которое проникаетъ анархизмъ.
«Въ анархизм? — пишетъ онъ — первенство остается за вопросомъ о должномъ. Проблема идеала — вотъ основное содержаніе анархистической психологіи. Познаніе сущаго, предреченіе будущаго, изученіе прошлаго — все это для него лишь орудіе для обоснованія своего идеала. Интересъ къ конечной ц?ли жизненнаго д?йствованія окрашиваетъ каждое переживаніе его души». Даже и въ «реалистическихъ, позитивно-научныхъ изсл?дованіяхъ или даже просто отд?льныхъ (напр. соціологическихъ) утвержденіяхъ у анархистовъ обыкновенно чувствуется уклоняющее вліяніе этого «идеализма».
Но отсюда — и анархистскій «утопизмъ», его пренебреженіе къ «реальной» обстановк?, его ненависть къ «программ?» вообще.
Вырвемъ изъ литературы «д?йственныхъ» анархистовъ н?сколько строкъ, превосходно характеризующихъ философскую и практическую непримиримость анархизма, его «утопизмъ».
«Ц?ль соціалиста анархиста — читаемъ мы въ сборник? «Хл?бъ и Воля», составившемся изъ статей основоположниковъ анархизма — во всякое время и при всякихъ обстоятельствахъ одна и та же. Промежуточныхъ ц?лей быть не можетъ».
«... Борьба за улучшеніе не должна быть содержаніемъ соціалистическаго движенія, а лишь попутною въ той борьб?, которую мы ведемъ для интегральной реализаціи рабочаго идеала. Работая, такимъ образомъ, мы никогда не рискуемъ подставить частичное улучшеніе на м?сто нашей конечной ц?ли... Борьба за частичныя улучшенія д?ло серьезное, когда она не возводится въ систему, возведенная же въ систему, она превращается въ реформизмъ».
И какъ практическое обоснованіе этого утвержденія.
«Мы не думаемъ, что ближайшая революція поведетъ къ осуществленію нашего идеала во всей его полнот?; революція не будетъ д?ломъ какой-нибудь одной партіи, да и не можетъ она стряхнуть сразу вс? пережитки стараго общества. Но мы знаемъ, что она пойдетъ по равнод?йствующей вс?хъ силъ, приложенныхъ къ д?лу, и ч?мъ упорн?е и непоколебим?е мы будем д?йствовать въ нашемъ направленіи, т?мъ сильн?е отзовется его вліяніе и т?мъ большая доля нашихъ идей будетъ въ нее внесена. Ч?мъ громче мы будемъ заявлять о своихъ требованіяхъ, т?мъ ближе будетъ подходить къ намъ то, что даетъ д?йствительность...»
И, наконецъ, какъ методъ:
«Активное революціонное меньшинство должно стараться увлечь за собою бол?е пассивное большинство, а не тратить своихъ силъ на составленіе такихъ программъ, которыя пришлись бы по плечу этому большинству».
«Идеалистическій» характеръ анархизма — очевиденъ. «Идеализмомъ» напитаны не только его основныя положенія, но сплошь «идеалистична» и его тактика.
Проанализируемъ анархистскую «тактику» бол?е конкретно.
Прежде всего сл?дуетъ особо — поставить то анархистское теченіе, которое обычно бываетъ связано съ именемъ Нечаева и которое въ уголъ своего міровоззр?нія ставило — «голое отрицаніе», разрушеніе, порожденіе хаоса, изъ котораго стихійными силами массового творчества долженъ былъ возникнуть новый порядокъ, построенный на «безначаліи». Это теченіе не только не им?ло никакой положительной программы, но и вообще не ставило себ? никакихъ положительныхъ задачъ. Въ пламенной прокламаціи — «Народная Расправа» Нечаевъ мечетъ громы противъ мыслителей, теоретиковъ, «доктринерствующихъ поборниковъ бумажной революціи». «Для насъ — писалъ Нечаевъ — мысль дорога только, поскольку она можетъ служить великому д?лу радикальнаго и повсюднаго всеразрушенія... Фактическими проявленіями мы называемъ только рядъ д?йствій, разрушающихъ положительно что-нибудь: лицо, вещь, отношеніе, м?шающія народному освобожденію».
Это чисто-разрушительное теченіе анархизма можетъ, впрочемъ, уже считаться ушедшимъ въ исторію. Подлинному идейному анархизму въ немъ н?тъ м?ста, зато оно таитъ глубокіе соблазны для уголовныхъ элементовъ. Посл?дніе для совершенія своихъ, вполн? индивидуальныхъ актовъ прикрываются якобы анархистской «идеологіей» и весьма легко усваиваютъ ея немудреную квази-революціонную фразеологію.
Господствующее м?сто въ тактик? анархизма до посл?дняго времени занималъ — «терроръ».
Терроръ былъ освященъ еще Бакунинымъ. Онъ поощрялъ устраненіе вредныхъ политическихъ лицъ, усматривая въ этомъ начало разложенія общества, основаннаго на насиліи; единичный терроръ онъ считалъ временной стадіей, которая должна см?ниться эпохой коллективнаго, народнаго террора.
Превосходное изложеніе воззр?ній «традиціоннаго анархизма» на терроръ мы находимъ въ его оффиціозномъ, цитированномъ уже нами выше сборник? «Хл?бъ и Воля».
Эти воззр?нія можно резюмировать сл?дующимъ образомъ:
Терроръ и террористическіе акты открыты не анархизмомъ. Какъ средство самозащиты угнетенныхъ противъ угнетателей, они существовали въ любомъ челов?ческомъ общежитіи, но характеръ и формы ихъ проявленія м?нялись вм?ст? съ эволюціей общества и эволюціей взглядовъ на терроръ.
Анархистическій терроръ — не политическій, но антибуржуазный и антигосударственный. Онъ — направленъ на самыя основы существующаго строя. Въ зависимости отъ заданія, онъ можетъ принять форму или индивидуальнаго акта или массового террора — фабричнаго и аграрнаго.
Индивидуальный актъ защищается анархизмомъ съ двоякой точки зр?нія.
Съ одной стороны, индивидуальный актъ является отв?томъ на возмущенное чувство справедливости. Въ изв?стныхъ условіяхъ «личный актъ получаетъ характеръ вполн? заслуженнаго мщенія революціонеровъ за зв?рство угнетателей. Въ такія минуты это единственно возможный отв?тъ народа, но отв?тъ грозный; доказывающій его жизнеспособность. Личный актъ, совершенный въ указанныхъ условіяхъ, явится громкимъ и многозначущимъ свид?тельствомъ активной революціонной ненависти ко всему тому, что угнетаетъ и что будетъ угнетать. Мы долго любили, любовь оказалась безплодной, теперь намъ нужно ненавид?ть, но сильно ненавид?ть».
Съ другой стороны, индивидуальный актъ можетъ им?ть глубоко-воспитательное значеніе. «Хорошо иногда показать народу, что и г. г., ведущіе «райскую жизнь», смертны... Слухъ объ убійств? тирана, разрушая торжество лакейства, въ мигъ разносится по всей стран? и даже индифферентныхъ вызываетъ на размышленіе. ...Пусть всякій властитель и эксплуататоръ знаетъ, что его «профессія» связана съ серьезными опасностями; и если несмотря на это, находятся люди, желающіе сыграть роль собаки буржуазіи, то они этимъ самымъ пріобр?таютъ право на смерть».
Наконецъ, индивидуальный актъ можетъ нести въ себ? и опред?ленную непосредственную пользу, устраняя съ общественной арены какого-либо особенно энергичнаго, непримиримаго и жестокаго д?ятеля реакціи.
Такимъ образомъ, «индивидуальный террористическій актъ можетъ им?ть троякое значеніе: мщенія, пропаганды и «изъятія изъ обращенія».
Необходимо, наконецъ, им?ть въ виду, что индивидуальные террористическіе акты направлялись не только противъ отд?льныхъ лицъ, но, какъ принципіально «антибуржуазные», могли им?ть объектомъ и случайную, анонимную толпу. Таковы случаи «пропаганды д?йствіемъ» въ палат? депутатовъ, кафе и пр. Но подобные акты им?ли вообще немногочисленныхъ сторонниковъ, а въ посл?днее время въ сознательныхъ анархистическихъ кругахъ окончательно утратили кредитъ.
Въ настоящее время даже наибол?е террористически настроенные анархисты уже признаютъ, что соціальную революцію нельзя ни вызвать, ни р?шить «н?сколькими пудами динамита», а потому анархизмъ высказывается р?шительно за актъ коллективнаго террора.
Онъ рекомендуетъ даже предпочесть — «попытку коллективнаго акта осуществленію личнаго акта».
Задача-же коллективнаго террора — посл?довательное устрашеніе собственника до отказа его отъ вс?хъ его привиллегій. «Ц?ль фабричнаго и аграрнаго террора — довести фабриканта и землевлад?льца именно до того, чтобы они молились только о спасеніи шкуръ своихъ».
Необходимо, наконецъ, отм?тить еще одну особенность анархистскаго террора.
Этотъ терроръ не только — «антибуржуазный» въ отличіе отъ «политическаго» соціалъ-революціонеровъ, но онъ также — «неорганизованный». «... Мы не признаемъ организованнаго террора и «подчинять его контролю партіи» не только не рекомендуемъ, но, наоборотъ, относимся самымъ отрицательнымъ образомъ къ такому подчиненію, потому что при такихъ условіяхъ террористическій актъ теряетъ свое значеніе акта независимости, акта революціоннаго возмущенія. Оправдывать террористическіе акты, высказываться за нихъ принципіально, словесно или печатно всякій можетъ, кто находитъ имъ историческое оправданіе, но право писанія смертныхъ приговоровъ мы р?шительно отвергаемъ за организаціями, подъ какимъ бы флагомъ они не выступали. Партійный терроръ всегда бываетъ централизованнымъ и это посл?днее обстоятельство лишаетъ его характера борьбы народа противъ правителей, и превращаетъ въ поединокъ между двумя верховными властями».
Однако, если анархизмъ отрицаетъ, по морально-политическимъ соображеніямъ, возможность постоянныхъ террористическихъ организацій, онъ не высказывается противъ временнаго существованія террористическихъ группъ вообще: «...группы эти могутъ возникать для изв?стной опред?ленной ц?ли. Он? создаются самими условіями борьбы, жизни, но он? должны возникать и разрушаться вм?ст? съ объектами ихъ ударовъ».
Резюмируя все вышесказанное, анархическій терроръ можно характеризовать, по преимуществу, сл?дующими моментами: а) анархическій терроръ — антикапиталистиченъ и антигосударственъ в) анархическій терроръ признаетъ индивидуальное право каждаго на казнь ненавистнаго ему лица с) анархизмъ не настаиваетъ на планом?рномъ, организованномъ веденіи террора d) анархизмъ высказывается категорически противъ партійной санкціи террора.
Въ этомъ б?гломъ и чисто теоретическомъ очерк?, разум?ется, не можетъ найти м?ста изложеніе ни исторіи, ни практики анархическаго террора. Къ тому же — акты Равашоля, Вальяна, Анри, Казеріо и др. — слишкомъ общеизв?стны и слишкомъ еще на памяти у многихъ, чтобы описаніе ихъ могло представить интересъ[25].
До посл?дняго времени, какъ мы уже говорили выше, террористическая тактика была чуть-ли не единственной формой практическихъ выступленій анархизма, если не считаться съ анархическимъ «просв?щеніемъ», то-есть словесной и печатной пропагандой, не им?вшей, впрочемъ, въ массахъ особенно глубокаго усп?ха.
Эта тактика была насквозь «идеалистичной». «Идеализмъ» анархизма шелъ такъ далеко, что въ любой моментъ онъ предпочиталъ идти на пораженіе, ч?мъ д?лать какія либо уступки реальной д?йствительности. Душевный порывъ, въ его глазахъ, былъ не только чище, нравственн?е, но и ц?лесообразн?е систематической, планом?рной работы. Его не смущало, что никогда и ничто изъ анархистскихъ требованій не было еще реализовано въ конкретныхъ историческихъ условіяхъ. Несмотря на н?которыя коренныя разногласія анархизма съ толстовствомъ, лозунгъ посл?дняго — «Все или ничего» былъ и его лозунгомъ. Только Толстой въ своемъ отношеніи къ общественности избралъ «ничего», анархизмъ требуетъ «все».
Но толстовство представляетъ самый разительный прим?ръ неизб?жности тупика, къ которому должно придти на земл? всякое ученіе, въ своей жажд? безусловнаго, отказывающееся отъ самой земли.
Безприм?рное по сил? и посл?довательности своихъ абсолютныхъ утвержденій, отказывающее въ моральной санкціи каждому практическому д?йствію, не дающему разомъ и ц?ликомъ всей «правды», толстовство приходитъ неизб?жно (по крайней м?р?, теоретически) къ признанію ненужности и даже вредности и опасности для нравственнаго сознанія людей — любой формы общественной д?ятельности. Система нравственнаго абсолютизма видитъ въ ней одн? иллюзіи.
Вс? «проклятые» вопросы нашей общественной и моральной жизни могутъ быть разр?шены исключительно черезъ внутреннее совершенствованіе самой личности. Только черезъ ея совершенствованіе можетъ совершенствоваться и общество[26].
Въ этомъ смысл?, отрицанія полезности общественнаго д?йствія — ученіе Толстого — близко къ абсолютному индивидуализму типа Ницше. Отъ нигилистическаго пессимизма утвержденій Ницше Толстого спасаетъ — признаніе имъ объективнаго закона добра, «Бога» и его «Воли», живущихъ въ людяхъ.
И мы не думаемъ, чтобы традиціонная анархистическая тактика въ конкретныхъ условіяхъ была продуктивн?е толстовства.
Мы не говоримъ уже о практически-неизб?жномъ сдвиг? вправо «пассивнаго большинства» подъ опасеніемъ «чрезм?рныхъ» требованій анархизма. Традиціонный анархизмъ, предполагавшій д?йствовать сверху, черезъ «активное революціонное меньшинство», игнopируетъ д?йственную и психологическую силу массъ, полагая возможнымъ или, по крайней м?р?, желательнымъ «увлечь ее за собой». Зд?сь — неизб?жное противор?чіе съ той уб?жденной в?рой въ творческую силу массъ, которая характерна именно для современнаго анархизма. Но это противор?чіе, какъ и многія иныя, есть плодъ того безудержнаго «утопизма», который проникаетъ вс? построенія анархизма и всю его тактику.
Утопизмъ несетъ въ себ? великую моральную ц?нность. Онъ будитъ челов?ческую сов?сть, будитъ духъ протеста, утверждаетъ в?ру въ творческія силы челов?ка и его грядущее освобожденіе.
Но «утопизмъ» для борца, какъ анархизмъ, не можетъ быть перманентнымъ. Борецъ долженъ идти на борьбу съ открытыми глазами, зр?ло избирая надлежащія средства, не пугаясь черной работы въ борьб?. Утопизмъ же застилаетъ глаза дымкой чудеснаго; онъ подсказываетъ борцу высокія чувства, высокія мысли, но часто оставляетъ его безъ оружія.
Возвращеніе къ жизни; творческое разр?шеніе въ каждомъ реальномъ случа? кажущейся антиноміи между «идеаломъ» и «компромиссомъ» — таковы должны быть основныя устремленія анархизма. Тогда самый идеалъ его выиграетъ въ ясности, средства и д?йствія — въ мощи.
Основная стихія анархизма — отрицаніе, но отрицаніе не нигилистическое, а творческое; отрицаніе, ничего общаго не им?ющее съ т?мъ безсмысленнымъ разгромомъ ц?нностей и упраздненіемъ культуры — во имя только инстинкта разрушенія или чувства сл?пой неудержимой мести, которыя свойственны народу—варвару, народу— ребенку. Упражненіе голаго инстинкта разрушенія губитъ реальныя условія существованія самого разрушителя. Это — походъ противъ самой жизни, а такой походъ всегда кончается пораженіемъ. Донъ-Кихотъ, грязный плутъ и просто темный челов?къ гибнутъ на равныхъ основаніяхъ.
В?ра въ рожденіе анархической свободы изъ свободы погромной — безсмысленна. И анархисту она принадлежать не можетъ. «Погромный духъ» — уродливая антитеза анархизма, злобная отвратительная каррикатура на него, придуманная мстительнымъ б?сомъ раба, развращеннаго полиціей, взяткой, алкоголемъ и совершенной безотв?тственностью.
Напрасны апофеозы голому «дерзанію». Дерзаніе, только какъ дерзаніе, отталкивается развитымъ анархическимъ самосознаніемъ.
Что такое «дерзаніе»? Безстрашіе, энергія, способность сильно чувствовать: если не сильно любить, то, по крайней м?р?, сильно ненавид?ть. Вотъ — конститутивные признаки «дерзанія». Но вс? эти качества — и см?лость, и энергія, и способность сильно чувствовать носятъ отвлеченно-формальный характеръ. Въ какомъ д?л? — см?лость является пом?хой, энергія — ненужной, сильное чувство — безразличнымъ? Какая бы конкретная задача ни ставилась передъ челов?комъ или обществомъ, перечисленныя качества являются условіемъ ея усп?ха. Вн? дерзанія невозможны д?ятельность, творчество, независимо отъ ихъ реальнаго содержанія.
И потому дерзаніе — лучшій помощникъ и въ самомъ возвышенномъ творческомъ акт? и въ самомъ безчестномъ д?л?.
Дерзаніе — есть средство, условіе усп?шнаго достиженія поставленной ц?ли, но само въ себ? не есть ц?ль.
Мы должны «дерзать» на подлинно анархическій актъ, чтобы само дерзаніе было анархическимъ.
Въ окружающей насъ реальной исторической обстановк? — строительству, положительному творчеству анархизма еще мало м?ста. Дерзаніе, «бунтарство» стало представляться ему его единственной, самодовл?ющей задачей. Подлинное содержаніе анархизма было забыто, ц?ли оставлены и голое бунтарство безъ идейнаго содержанія стало покрывать анархическое міровоззр?ніе.
Но разв? анархизмъ можетъ быть сведенъ только къ свобод? самопроявленія? Разв? анархизмъ есть ни къ чему не обязывающая кличка, билетъ, по которому «все дозволено»? Анархизмъ есть то-же, что и традиціонная формула русскаго варварства — «моему ндраву не препятствуй»? Довольно-ли назвать себя анархистомъ и «дерзать», чтобы быть д?йствительно анархистомъ, т.-е. подлинно свободнымъ?
Что же отличаетъ разбой отъ анархизма, отд?ляетъ анархическое бунтарство отъ погрома?
И разв? мы не знаемъ, какъ преломляются анархическія средства — анархическій революціонализмъ (action directe), анархическая экспропріація въ призм? варварскаго сознанія?
«Революціонаризмъ» свелся къ групповымъ или даже индивидуальнымъ террористическимъ актамъ — не связаннымъ общностью ц?ли, подм?нившимъ идейное анархическое содержаніе не анархической жаждой мести противъ отд?льныхъ лицъ, желаніемъ свести личные счеты.
Экспропріація утратила соціальное содержаніе — экспропріаціи орудій и средствъ производства въ ц?ляхъ ихъ обобществленія, а стала актомъ личной мести, личнаго обогащенія или безсмысленнаго разгрома.
Такой «анархизмъ», доступный сознанію варвара, им?етъ естественно т?мъ большій усп?хъ, ч?мъ въ бол?е темныхъ массахъ онъ культивируется почитателями архаическаго подпольнаго бунтарства.
Уже давно стало общимъ м?стомъ соціологіи, что «ч?мъ ниже интеллектуальный уровень, ч?мъ неопред?ленн?е границы отд?льныхъ представленій, т?мъ возбудим?е область чувства и т?мъ волевые акты являются мен?е продуктами опред?ленныхъ, логически расчлененныхъ посылокъ и выводовъ, будучи лишь результатами общаго душевнаго возбужденія, вызваннаго какимъ-либо толчкомъ извн?». (Зиммель).
Было бы, разум?ется, убійственнымъ для самого анархизма полагать, что онъ им?етъ т?мъ большій усп?хъ, ч?мъ «ниже интеллектуальный уровень» его посл?дователей.
Такъ мы приходимъ къ заключенію, что анархизмъ не можетъ родиться изъ «всякой» свободы и анархизмъ еще не осуществляется въ каждомъ «дерзаніи».
Анархизму н?тъ и не можетъ бьггь м?ста среди мародеровъ, предателей, алкоголиковъ, сутенеровъ, жандармовъ, государственныхъ террористовъ. Ихъ дерзанія родятъ погромы и рабство, и никогда анархическая свобода не можетъ вырасти изъ ихъ дерзаній.
Анархизму н?тъ м?ста въ безстыдномъ, безотв?тственномъ сброд?, который свой бунтъ начинаетъ съ разгрома погребовъ и винныхъ заводовъ, безсмысленнаго разрушенія и расхищенія того, что можетъ и должно быть обращено на пользу народную, безсмысленныхъ убійствъ, безсмысленныхъ насилій, самосудовъ, достойныхъ людо?довъ.
Анархизму н?тъ м?ста среди т?хъ, кто, свергнувъ сегодня иго деспотизма, завтра проектируетъ иную усовершенствованную диктатуру, революціонныя охранки, тюрьмы, революціоннаго жандарма, революціей оплаченныхъ убійцъ?
Только то дерзаніе становится героическимъ, которое несетъ въ себ? достаточное содержаніе, которое продиктовано сознаніемъ возвышающаго его идеала.
Только то дерзаніе становится анархическимъ, которое соотв?тствуетъ содержанію его основныхъ устремленій, которое несетъ подлинно освобождающій смыслъ, а не варіируетъ формы насилія.
И прежде всего необходимо подчеркнуть, что анархизму претитъ іезуитская мораль, что въ глазахъ анархизма средства не могутъ быть оправданы ц?лью, что анархическая мораль должна быть построена на признаніи внутренняго соотв?тствія средствъ ц?лямъ. Только такое средство можетъ быть употреблено анархизмомъ, которое не противор?читъ его ц?лямъ, избраннымъ въ данныхъ условіяхъ, или инымъ — бол?е ц?ннымъ, съ точки зр?нія его морали.
Поэтому, анархизмъ, если онъ хочетъ не только им?ть наибол?е совершенный изъ изв?стныхъ общественныхъ идеаловъ, но хочетъ воплотить его въ жизнь, не можетъ, не см?етъ отказаться отъ н?которыхъ уступокъ реальности, неизб?жныхъ въ условіяхъ челов?ческаго общежитія.
Челов?къ, какъ личность — свободенъ, какъ членъ опред?ленной общественности — обусловленъ. И эта обусловленность — имманентна общественности. Кто хочетъ эмансипироваться отъ обусловленности соціальной стороны своего существованія, тотъ долженъ отказаться отъ самой общественности. А это въ современныхъ условіяхъ существованія — невозможно, равносильно смерти.
И самый абсолютный, самый непримиримый идеалъ, не можетъ претендовать на немедленное утвержденіе его въ жизни и на выт?сненіе вс?хъ т?хъ относительныхъ ц?нностей, среди которыхъ живетъ челов?чество.
Это великол?пно показалъ В. Соловьевъ въ «Оправданіи добра».
Требованіе осуществленія абсолютнаго идеала, не считаясь съ міромъ относительнаго и необходимыми уступками ему, заключаетъ въ себ? неизб?жное внутреннее противор?чіе: «Въ самомъ существ? безусловнаго нравственнаго начала — пишетъ онъ въ «Оправданіи Добра» — какъ запов?ди или требованія... заключается уже признаніе относительнаго элемента въ нравственной области. Ибо ясно, что требованіе совершенства можетъ обращаться только къ несовершенному, обязывая его становиться подобнымъ высшему существу, эта запов?дь предполагаетъ низшія состоянія и относительныя степени возвышенія» (Нравственность и право).
Или еще въ другомъ м?ст?: «Отрицать во имя безусловнаго нравственнаго идеала необходимыя общественныя условія нравственнаго прогресса, значитъ, во-первыхъ, вопреки логик? см?шивать абсолютное и в?чное достоинство осуществляемаго съ относительнымъ достоинствомъ степеней осуществленія, какъ временнаго процесса; во-вторыхъ, это означаетъ несерьезное отношеніе къ абсолютному идеалу, который безъ д?йствительныхъ условій своего осуществленія сводится для челов?ка къ пустословію; и, въ третьихъ, наконецъ, эта мнимо нравственная прямолинейность и непримиримость изобличаетъ отсутствіе самаго основного и элементарнаго нравственнаго побужденія — жалости, и именно жалости къ т?мъ, кто ея бол?е всего требуетъ — къ малымъ симъ. Пропов?дь абсолютной морали съ отрицаніемъ вс?хъ морализующихъ учрежденій, возложеніе бременъ неудобоносимыхъ на слабыя и безпомощныя плечи средняго челов?чества — это есть д?ло и нелогичное, и не серьезное, и безнравственное».
Оставляя въ сторон? «жалость», какъ специфическій элементъ религіозно-философской системы Соловьева, мы должны признать доводы его въ защиту «относительныхъ степеней возвышенія» — неотразимыми и особенно для того міросозерцанія, которое утверждаетъ себя «боевымъ», по преимуществу, и которое бол?е всего отталкиваютъ уродства квіетизма.
Отказаться отъ признанія «низшихъ состояній», отъ постояннаго и непрерывнаго воплощенія своего «безусловнаго» въ неизб?жно «относительныхъ» условіяхъ общественной среды — значило бы сознательно обречь себя на безплодіе, на невозможность общественнаго д?йствія и т?мъ самымъ признать тщету своихъ утвержденій. Идеалъ — какъ хорошо сказалъ одинъ писатель — есть всегда путь, то-есть переходъ отъ даннаго къ должному, который включаетъ, сл?довательно, и д?йствительность и идею.
Такъ приходимъ мы къ сознанію неизб?жности уступокъ относительному. Стремленіе къ своему общественному идеалу и посл?довательное осуществленіе его въ жизни и есть вн?дреніе абсолютнаго въ рамки относительнаго.
Наконецъ, ни одинъ общественный идеалъ, не исключая и анархическаго, не можетъ быть называемъ абсолютнымъ въ томъ смысл?, что онъ предустановленъ разъ навсегда, что онъ — в?нецъ мудрости и конецъ этическихъ исканій челов?ка. Подобная точка зр?нія должна обусловить застой, стать мертвой точкой на пути челов?чества къ безграничному развитію. И мы знаемъ уже, что конструированіе «конечныхъ» идеаловъ — антиномично духу анархизма.
Подведемъ итоги.
Можетъ-ли быть оправдано насиліе?
Да, должно быть оправдано, какъ актъ самозащиты, какъ оборона личнаго достоинства. Ибо непротивленіе насильнику, примиреніе съ насиліемъ есть внутренняя фальшь, рабство, гибель челов?ческой свободы и личности. Кто не борется противъ «неправды», въ неизб?жныхъ случаяхъ и насиліемъ, тотъ укр?пляетъ ее.
Но употребленіе насилія, его формы и пред?лы прим?ненія должны быть строго согласованы съ голосомъ анархической сов?сти; насиліе для анархиста не можетъ стать стихійнымъ, когда теряется возможность контроля надъ нимъ и отв?тственности за него. Вотъ почему анархическая революція не можетъ быть пропов?дью разнузданнаго произвола, погромовъ и стяжаній. Этимъ вн?шнимъ самоосвобожденіемъ не только не облегчается борьба съ насиліемъ, но, наоборотъ, поддерживается и воспитывается само насиліе. Оно приводитъ, такимъ образомъ, къ сл?дствіямъ, отрицающимъ самый анархизмъ.
Расц?нивая съ этой точки зр?нія террористическую тактику, необходимо согласиться, что анархизмъ правильно отказывается отъ введенія организованности, планом?рности въ нее. Терроръ можетъ быть д?ломъ только личной сов?сти и можетъ быть предоставленъ только личной иниціатив?. Онъ не можетъ стать — постояннымъ методомъ д?йствія анархической организаціи, ибо, съ одной стороны, ц?ликомъ построенъ на насиліи, съ другой, не заключаетъ въ себ? ни атома положительнаго. Терроръ вовсе не вытекаетъ изъ самой природы анархизма, и, въ этомъ смысл?, совершенно правъ одинъ его критикъ, когда пишетъ: «Антибуржуазный терроръ связанъ съ анархическимъ ученіемъ не логически, а только психологически... Н?которые теоретики анархизма не идутъ на этотъ компромиссъ; Э. Реклю, напр., лишь психологически оправдываетъ отд?льные террористическіе акты, но отнюдь не выступаетъ принципіальнымъ сторонникомъ «пропаганды д?ломъ». (В. Базаровъ. «Анархическій коммунизмъ и марксизмъ).
Т?мъ не мен?е, въ томъ факт?, что господствующіе круги анархистской мысли все же ищутъ изв?стной «мотиваціи» террористическаго акта, относясь безусловно отрицательно къ чисто «антибуржуазному», стихійному террору, можно вид?ть, что индивидуальный актъ, этотъ «психологическій компромиссъ» перестаетъ уже удовлетворять развитое анархическое самосознаніе.
Если-же оц?нивать индивидуальный актъ, не какъ актъ личной сов?сти, но какъ актъ политическій, можно придти къ заключенію о его полной безнадежности.
Правда, этотъ актъ есть единоборство личности не только противъ отд?льнаго лица, но, въ сущности, противъ ц?лой общественной системы. И въ этомъ безкорыстномъ выступленіи — не мало героизма, неподд?льной красоты и мощи. Они сообщаютъ акту характеръ подвига, въ молодыхъ, чистыхъ, вс?хъ — способныхъ къ экзальтаціи, зажигаютъ энтузіазмъ. Актъ-ли это самозащиты — обороны, актъ ли это личной мести, или чистаго безумія, но террористъ всегда готовъ пасть жертвой, и это самообреченіе борца окружаетъ голову его св?тлымъ нимбомъ мученичества.
Но вн? этихъ заражающихъ вліяній на небольшую относительно кучку «идеалистически» настроенныхъ людей, практическое значеніе индивидуальныхъ актовъ — ничтожно.
А) Индивидуальный актъ — есть столько же доказательство силы, какъ и слабости. Этотъ актъ — взрывъ отчаянія, вопль безсилія передъ сложившимся порядкомъ. В?рить въ силу «бомбы», значитъ, изв?риться во всякой иной возможности д?йствовать на людей и ихъ политику. И потому террористическій актъ есть столько-же актъ «убійства», сколько и «самоубійства». Этимъ актомъ нельзя создать «новаго міра»; можно лишь съ честью покинуть «старый». И т?, противъ кого направляются подобные акты, превосходно понимаютъ ихъ внутреннее безсиліе. Они могутъ повредить, убить частное, конкретное, а иногда даже случайное выраженіе системы, но не въ состояніи убить ея «духа». Какое можетъ быть дано лучшее доказательство непоб?димости той власти, противъ которой единственно возможнымъ средствомъ оказывается «динамитъ».
В) Никогда ни бомба, ни динамитъ, ни вообще какія-бы то ни было насильственныя средства въ этомъ род?, не производили такого устрашающаго впечатл?нія на власть, чтобы она самоупразднилась подъ гипнозомъ страха. Прежде всего, прерогативы власти настолько обольстительны еще въ глазахъ современнаго челов?чества, обладаютъ такой огромной развращающей силой, что р?дкіе относительно террористическіе акты не могутъ убить «психологіи» власти. А въ отд?льныхъ случаяхъ, когда носитель власти обладает личнымъ мужествомъ, террористическій актъ сообщаетъ ему новыя силы, укр?пляющія его личную «психологію». Смакованіе возможности для себя «мученичества» — порождаетъ особую ув?ренность въ себ?, гордость, преувеличенное сознаніе своего значенія, презр?ніе къ врагу, особое сладострастіе жестокости. Наконецъ, терроромъ можно было бы бороться противъ власти въ примитивномъ обществ? — при неразвитости общественныхъ связей, при слабой дифференціаціи органовъ власти. Въ современномъ же обществ? власть долгіе относительно періоды покоится на прочномъ базис? общественныхъ отношеній. Самая власть представляетъ сложный комплексъ органовъ, и устраненіе одного изъ ея представителей, хотя бы и вліятельн?йшаго, еще не колеблетъ всей системы, баланса, который сложился подъ вліяніемъ совокупности реальныхъ жизненныхъ условій. Le roi est mort, vive le roi!
С) Практическая безполезность террористическихъ актовъ подтверждается еще т?мъ, что они обычно порождаютъ вспышки реакціи, усиливаютъ государственно-полицейскій гнетъ, и вм?ст? способствуютъ «поправ?нію» общества. Россія им?етъ въ этомъ смысл? достаточно краснор?чивый прим?ръ — безсилія «Народной Воли», несмотря на исключительную даровитость и энергію отд?льныхъ ея членовъ.
Д) Наконецъ, террористическіе акты, возведенные въ систему, нец?лесообразны потому, что они санкціонируютъ то зло, противъ котораго призваны бороться. Если вора невозможно исправлять покражей у него, убійцу — убійствомъ близкаго ему челов?ка, ибо подобными возмездіями воровство и убійство получаютъ только лишнюю поддержку, то и террористическая политика правительства не можетъ быть изл?чена или изм?нена терроромъ. Терроръ, какъ мы сказали выше, сохраняетъ за собой значеніе лишь личнаго, «психологическаго» акта.
Еще бол?е возраженій и принципиальнаго, и практическаго характера вызываетъ противъ себя «индивидуальное» присвоеніе частной собственности — экспропріація, какъ тактическій пріемъ[27].
Никто не можетъ оспаривать права не анархиста, но челов?ка вообще, открыто и насильственно брать необходимое для себя и зависимыхъ отъ него людей въ т?хъ случаяхъ, когда условія общественной организаціи не могутъ обезпечить его челов?ческаго существованія. Но отсюда очень далеко до той «экспропріаціонной» практики, которая, устраняя якобы насильниковъ и лодырей, въ сущности, ихъ подм?няетъ новыми фигурами. Безпринципность въ этомъ направленіи д?лаетъ лишь то, что любой мошенникъ можетъ наклеить на свой, якобы, «антибуржуазный» актъ — этикетку анархизма.
Это печальное и грозное явленіе уже обращало на себя не разъ вниманіе сознательныхъ анархистовъ. Однако, въ борьб? съ нимъ никогда не было проявлено достаточно энергіи, ибо въ глазахъ многихъ «свобода» все еще является т?мъ жупеломъ, котораго не см?етъ коснуться ни анархическая логика, ни анархическая сов?сть. Однако, Гравъ посвятилъ «воровству» въ анархизм? несколько вразумительныхъ строкъ: «Есть анархисты — пишетъ онъ — которые изъ ненависти къ собственности доходятъ до оправданія воровства, и даже — доводя эту теорію до абсурда — до снисходительнаго отношенія къ воровству между товарищами. Мы не нам?рены, конечно, заниматься обличеніемъ воровъ: мы предоставляемъ эту задачу буржуазному обществу, которое само виновато въ ихъ существованіи. Но д?ло въ томъ, что, когда мы стремимся къ разрушенію частной собственности, мы боремся, главнымъ образомъ, противъ присвоенія н?сколькими лицами, въ ущербъ вс?мъ остальнымъ, нужныхъ для жизни предметовъ; поэтому всякій, кто стремится создать себ? какими бы то ни было средствами такое положеніе, гд? онъ можетъ жить паразитомъ на счетъ общества, для насъ — буржуа и эксплуататоръ, даже въ томъ случа?, если онъ не живетъ непосредственно чужимъ трудомъ, а воръ есть ничто иное, какъ буржуа безъ капитала, который, не им?я возможности заниматься эксплуатаціей законнымъ путемъ, старается сд?лать это помимо закона — что нисколько не м?шаетъ ему, въ случа?, если ему удастся самому сд?латься собственникомъ, быть ревностнымъ защитникомъ суда и полиціи» («Умирающее общество и анархія»).
Изсл?дованіе внутренней природы компромисса невозможно вн? уясненія проблемъ, неизб?жно встающихъ передъ д?йственнымъ анархистомъ. Эти проблемы: 1 ) какъ возможно «прощеніе» другихъ, 2) какъ возможенъ «анархическій долгъ».
Говоря о «прощеніи», мы им?емъ въ виду не субъективныя настроенія личности, а н?который соціальный принципъ, обязательный лозунгъ практической жизни.
Если мы р?шаемъ «прощать» всегда, принципіально, во имя стихійной, не могущей быть нами осознанной до конца причинности, но обусловливающей въ насъ все до посл?дняго дыханія — мы неизб?жно придемъ къ д?йствительно всепрощающему, но отталкиваемому свободнымъ сознаніемъ матеріализму, гд? все предопред?лено и свободы выбора не существуетъ. Но въ такомъ «матеріалистическомъ» пониманіи мы уже — не свободныя, сознающія себя «я», a химическіе или механическіе процессы. Вс? наши устремленія, борьба, революціи — моменты, обусловленные уже за тысячи л?тъ назадъ. Такое пониманіе не только неизб?жно ведетъ къ безплодному пессимизму, но не оставляетъ м?ста и самой морали, невозможной вн? свободы.
Съ точки же зр?нія свободнаго сознанія — «прощеніе», само по себ?, не есть благо. Оно можетъ быть и благомъ и зломъ, въ зависимости отъ содержанія, которое вы въ него вложите. Есть вещи, которыя можно понимать и можно простить. Есть вещи, которыя должно понимать и должно простить. Есть, наконецъ, вещи, которыя нельзя ни понимать, ни прощать. Мы не см?емъ прощать проступковъ, претящихъ свободной челов?ческой сов?сти, насилующихъ челов?ческую свободу. Въ подобныхъ случаяхъ компромиссы — не неум?стны, но преступны. Что значило-бы понять и простить подобный актъ, когда самая возможность пониманія отталкивается нашимъ нравственнымъ сознаніемъ. Понять и простить его значило бы стать его соучастникомъ.
Личная психологія и соціальная подоплека любой тиранніи (любого принужденія) могутъ быть великол?пно выяснены. Вы можете понять и оц?нить вс? «необходимости» ея появленія. Но какими «внутренними» мотивами можетъ быть оправдана для васъ тираннія?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.