ГЛАВА V. Анархизмъ и политика.

ГЛАВА V.

Анархизмъ и политика.

Является довольно распространенным мн?ніемъ, что анархисты отрицаютъ политическую борьбу.

«Традиціонный анархизмъ» протестует противъ этого.

«Откуда могло сложиться подобное мн?ніе? — читаемъ мы въ сборник? писателей этого теченія — «Хл?бъ и Воля». Факты, напротивъ, доказываютъ, что въ современной Европ? только анархисты ведутъ революціонную борьбу съ государствомъ и его представителями, а государство, в?дь, учрежденіе политическое par excellenсе.. Не только анархисты не отрицаютъ политической революціонной борьбы, а за посл?дніе тридцать л?тъ въ Европ? только анархисты и вели революціонную пропаганду...»

Въ чемъ же заключается эта политическая борьба противъ государства? Сведенная къ ея истиннымъ разм?рамъ, это — борьба противъ демократіи: парламентаризма и политическихъ партій.

Демократія есть самодержавіе народа, народовластіе, признаніе того, что суверенитетъ — единый, неотчуждаемый, нед?лимый принадлежитъ народу.

Идея «народовластія» — и сейчасъ еще общепризнанный идеалъ радикальной политической мысли.

Но, не говоря уже о бол?е раннемъ опыт?, весь опытъ ХІХ-го в?ка обнаружилъ тщету народныхъ упованій на «демократію». Народовластіе есть фикція. Народнаго суверенитета н?тъ и не можетъ быть — пишетъ выдающійся н?мецкій государственникъ — Рихардъ Шмидтъ («Allgemeine Staatslehre»). Въ реальной государственной жизни д?йствуетъ не народъ, какъ таковой, но опред?ленный верховный органъ, бол?е или мен?е удачно представляющій хаосъ индивидуальныхъ воль, слагающихъ народъ. Государство въ лиц? верховнаго законодательнаго органа выт?сняетъ «правящій народъ». Суверенитетомъ облеченъ не онъ, но «органъ», отражающій волю сильн?йшихъ, фактически волю господствующаго общественнаго класса.

«Самодержавіе народа» — одна изъ самыхъ раннихъ, политическихъ конструкцій. Ее знаетъ античный міръ, ее знало среднев?ковье. Но въ полной, разработанной, категорической форм? она — продуктъ просв?тительнаго потока XVIII-го в?ка и связывается, по преимуществу, съ именемъ Руссо. Ему принадлежитъ наибол?е глубокая политическая формулировка того общественнаго процесса, который заключался въ переход? отъ самодержавія монарха къ самодержавію народа. Этотъ переходъ былъ связанъ непосредственно съ появленіемъ на исторической арен? новой силы — буржуазіи.

Ея значеніе было огромно. Въ конц? XVIII-го в?ка весь міръ съ напряженнымъ вниманіемъ сл?дилъ за событіями, протекавшими въ революціонной Франціи. Величайшая изъ вс?хъ дотол? бывшихъ историческихъ драмъ — Великая революція въ однихъ вселяла трепетъ и ужасъ, въ другихъ рождала восторги. Впервые среди феодальныхъ обломковъ юная буржуазія властно возвысила свой голосъ, впервые языкомъ просв?тительной философіи и революціонныхъ публицистовъ заговорила она о неотъемлемыхъ священныхъ правахъ челов?ка и гражданина. Все, казалось, улыбалось тогда этой вновь народившейся сил?, могуче прокладывавшей себ? новую дорогу. Буржуазія была властителемъ думъ.

Въ знаменитой брошюр? «О третьемъ сословіи» аббатъ Сіесъ въ трехъ вопросахъ и отв?тахъ резюмировалъ сущность соціально-политическихъ стремленій современной ему буржуазіи. «Что такое третье сословіе?» спрашивалъ онъ — «Все!» «Ч?мъ оно было до сихъ поръ?» «Нич?мъ!» «Ч?мъ оно желаетъ быть?» «Быть ч?мъ-нибудь!»

И жизнь благосклонно отнеслась къ требованіямъ революціонной буржуазіи; прошли года — и во вс?хъ конституціонныхъ странахъ мы видимъ ее не въ скромной роли «чего-нибудь», а верховной вершительницей судебъ ц?лыхъ народовъ.

Ей стали принадлежать и экономическій и юридическій суверенитетъ. Народовластіе, о которомъ она говорила въ своихъ деклараціяхъ и конституціяхъ, стало ея властью, самодержавіе народа — ея самодержавіемъ.

Демократія — сулила: полное равенство, отрицаніе вс?хъ привиллегій и преимуществъ, привлеченіе вс?хъ къ управленію страной. Это оказалось несбыточной мечтой. Съ одной стороны, уже по причинамъ формальнаго свойства, оказалось невозможнымъ сд?лать народъ — д?йствительнымъ сувереномъ. То, что было бы мыслимо въ небольшой общин?, технически оказалось не подъ силу обширному народу. И кучка выборныхъ, далекихъ подлинной вол? народа, стала фактическимъ сузереномъ. Съ другой — суверенная буржуазія сд?лала все, чтобы обезпечить «свое» самодержавіе и защищать его отъ посягательствъ безпокойныхъ индивидуальностей, недовольныхъ т?мъ порядкомъ, который былъ упроченъ буржуазнымъ законодательствомъ. Принципъ народовластія былъ обр?занъ, извращенъ. Для выраженія правильной народной воли — понадобились цензы: имущественный, ос?длости, возраста и пола. Въ принцип? народовластія, этой фикціи, господствующій классъ нашелъ свою лучшую защиту. Онъ сталъ ея идейнымъ и практическимъ щитомъ противъ вс?хъ «народныхъ» нападеній.

Критика демократіи есть вм?ст? критика принципа большинства.

Въ настоящее время общепризнано, что этотъ принципъ былъ принятъ не во вс?хъ раннихъ демократіяхъ. «Демократіи древности — пишетъ Еллинекъ въ своемъ этюд? «Право меньшинства» — знали принципъ большинства и проводили его различнымъ образомъ, часто признавая при этомъ и права меньшинства. Напротивъ, среднев?ковый міръ призналъ его далеко не сразу и съ оговорками. Сильно развитое чувство личности, которымъ отличались германскіе народы, не мирилось съ т?мъ, что двое всегда должны значить больше, ч?мъ одинъ. Одинъ храбрый могъ поб?дить въ открытой борьб? пятерыхъ, — почему же долженъ онъ въ сов?т? склоняться передъ большинствомъ. И потому въ среднев?ковыхъ сословныхъ собраніяхъ мы часто встр?чаемся съ принципомъ, что р?шать должна pars sanior а не pars major, иначе — что голоса надлежитъ взв?шивать, а не считать. Въ н?которыхъ сословныхъ корпорацияхъ вплоть до поздн?йшаго времени вообще не производился правильный подсчетъ голосовъ, наприм?ръ — въ венгерскомъ сейм?. Въ общественной жизни германцевъ первоначально вс? р?шенія принимались единогласно — особенно при выборахъ, — большею частью путемъ аккламаціи, которою заглушались голоса несогласнаго меньшинства». И не только у германцевъ требовалось для принятія важныхъ р?шеній единодушіе собранія, то-же было и въ славянскомъ мір?.

Однако, при переход? къ большимъ демократіямъ современности стало очевиднымъ, что народовластіе въ его чистой форм? — невозможно. И новая демократія на м?сто единогласія поставила начало большинства.

Посл?днее было объявлено единственно возможнымъ способомъ р?шенія общенародныхъ вопросовъ; меньшинство должно было смириться, за большинствомъ была признана постоянная привиллегія правды.

Однако, подобное признаніе было слишкомъ вопіющимъ компромиссомъ, и апологеты демократіи должны были подыскать рядъ аргументовъ для его защиты.

Отм?тимъ лишь важн?йшіе.

Прежде всего указывали, что торжество начала большинства есть прочный историческій фактъ. Разсужденіе Еллинека, только-что приведенное, обнаруживаетъ несостоятельность этой «исторической» ссылки. Но если бы даже и вс? историческіе народы практиковали большинство вм?сто единогласія, это могло обозначать только одно, что подлинной демократіи исторія еще не знала. Начало большинства есть слишкомъ очевидная фальсификація народной воли, принужденіе къ согласію, неуваженіе къ чужой свобод?.

Указывали дал?е, что р?шеніе общественныхъ вопросовъ началомъ большинства сообщаетъ обществу устойчивость. Согласіе большинства на изв?стное м?ропріятіе, реформу является гарантіей, что реформа — популярна, что она им?етъ глубокіе общественные корни, что она удовлетворяетъ д?йствительнымъ запросамъ общества.

Большинство — въ глазахъ его апологетовъ — является не только гарантіей устойчивости, но и необходимой гарантіей прогресса. Меньшинство было бы безсильно провести въ жизнь то, что отв?чало только бы его интересамъ и общество при отсутствіи принудительной власти «большинства» страдало бы отъ постоянныхъ контраверзъ, творчески безплодныхъ. Н?которые, наибол?е упорные сторонники полнаго смиренія меньшинства даже охотно признаютъ, что то общество представляется имъ бол?е созр?вшимъ и здоровымъ, которое даетъ въ обсужденіи важн?йшихъ проблемъ общежитія maximum разногласій. Но... въ виду невозможности какого либо реальнаго исхода для вс?хъ этихъ разногласій, меньшинство должно склониться предъ волей «большинства».

Н?которые отстаиваютъ «большинство», сл?дуя за Бентамомъ съ его принципомъ утилитаристической морали. Достиженіе удобствъ, счастья возможно большей части общества, вотъ — идеалъ, къ которому сл?дуетъ стремиться. Нравственн?е и ц?лесообразн?е сд?лать счастливымъ «большинство», ч?мъ меньшинство. Арифметика является критеріемъ истинности принятыхъ р?шеній.

Наконецъ, господствующимъ мотивомъ въ защиту «большинства» является соображеніе о совершенной невозможности добиться въ большомъ обществ? единогласія. Принятіе начала «большинства», какъ руководящаго регулятора общественной жизни, диктуется, такимъ образомъ, мотивами технической ц?лесообразности, политической необходимостью. Или отказъ отъ демократіи, или принципъ «большинства» — средины н?тъ.

Едва-ли нужно говорить, что вс? эти соображенія, независимо отъ ихъ формальной, вн?шней справедливости или практичности, ничего общаго не им?ютъ съ защитой «правды» или «нравственнаго достоинства» р?шенія. О свобод? и, сл?довательно, морали не можетъ быть и р?чи тамъ, гд? д?ло идетъ о количественномъ подсчет? голосовъ.

«Большинство» — можетъ-быть неправо, и историческіе случаи «неправоты» большинства — столь часты, многочисленны и столь самоочевидны, что на нихъ едва-ли стоитъ останавливаться.

Но и помимо соображеній «правоты», которая можетъ чрезвычайно субъективно толковаться, принципіальное согласіе на постоянное подчиненіе большинству является величайшимъ нравственнымъ униженіемъ для подчиняющагося, отказомъ не только отъ свободы д?йствій, но часто и отъ свободы сужденій, свободы в?рованій. При управленіи большинствомъ меньшинство становится рабомъ, который только въ бунт? выражаетъ свою волю. Право большинства есть право сильнаго. Основанное на порабощеніи чужой воли, отрицаніи чужой свободы, оно должно быть отвергнуто анархическимъ сознаніемъ. «Когда среди 100 челов?къ — писалъ Л. Толстой — одинъ властвуетъ надъ 99 — это несправедливо, это деспотизмъ; когда 10 властвуютъ надъ 90 — это тоже несправедливо, это олигархія; когда же 51 властвуютъ надъ 49 (и то только въ воображеніи — въ сущности же опять 10 или 11 изъ этихъ 51) — тогда это совершенно справедливо — это свобода!»

Превосходный прим?ръ, одновременно характеризующій и негодность нравственной природы «большинства» и техническую недостижимость этого начала въ большомъ обществ?.

И на б?гломъ анализ? современнаго парламентаризма мы легко уб?димся, что «большинство», представляющее фикцію народовластія, въ д?йствительности, обращается всегда въ правящее меньшинство — олигархію.

«Парламентъ — есть лучшее средство защищать общенародные интересы», — говоритъ современная государственная наука, гласятъ катехизисы современныхъ политическихъ партій.

Съ того момента, когда поб?доносная буржуазія впервые утвердила въ парламент? свой оплотъ противъ феодальныхъ властителей, парламентъ остался въ сознаніи народовъ неизм?ннымъ палладіумомъ политическихъ свободъ и политическаго равноправія.

Пусть долгая парламентская исторія дала достаточно прим?ровъ тому, что рабство широкихъ народныхъ массъ всегда уживалось и уживается съ парламентомъ — этимъ признаннымъ защитникомъ quasi-народныхъ вольностей, что парламентъ оказался совершенно неспособнымъ, даже въ самые блестящіе періоды своего существованія, защищать реальные, а не фиктивные только интересы трудящагося населенія, что народные представители изъ приказчиковъ пославшихъ ихъ сюда состоятельныхъ классовъ неизм?нно обращались всегда въ самодовл?ющій тяжелый аппаратъ, начинавшій немедленно жить своей собственной жизнью, чуждой, а иногда и враждебной интересамъ обманутыхъ дов?рителей.

Недвусмысленной защиты плутократическаго благополучія, да крохотныхъ полумифическихъ подачекъ голодному пролетаріату было довольно, чтобы въ парламентъ ув?ровали и в?руютъ еще и сейчасъ не только «буржуазная», но и «соціалистическая» наука.

Парламентъ созданъ буржуазіей. Онъ сыгралъ уже крупную историческую роль; въ свое время служилъ онъ могучимъ средствомъ борьбы буржуазіи противъ феодальной реакціи. Законодательства, которыми мы обязаны различнымъ національнымъ парламентамъ, носятъ на себ? яркую, несомн?нную печать творчества той соціальной группы, которая вызвала къ жизни и самый парламентъ.

Ц?лыя историческія эпохи обращали парламентъ въ лозунгъ наибол?е прогрессивныхъ слоевъ общества; крупная и мелкая буржуазія, пo очереди, писали на своихъ знаменахъ парламентскія вольности.

Но времена, когда буржуазія выступала передовымъ борцомъ за права челов?ка, давно прошли, героическій періодъ ея отошелъ въ область преданій, революціи ея потускн?ли, обветшали знамена и лозунги.

И теперь, посл? д?ловыхъ турнировъ въ конторахъ и банкахъ, избалованная усп?хами, не забываетъ она въ часы досуга излюбленнаго ею когда-то парламента. Но она къ нему не относится уже съ прежней ретивостью; нер?дко въ интимномъ кругу она непрочь и сама добродушно посм?яться надъ чистой и наивной в?рой въ его ц?лебную силу.

Ея прежняя энергія просыпается лишь тогда, когда новые борцы за новыя права челов?ка — пролетаріатъ — идутъ на нихъ съ оружіемъ въ рукахъ. Тогда парламентская машина работаетъ полнымъ ходомъ, льются потоки краснор?чія, ораторы распинаются за «общее благо», «интересы и прочность страны», напоминаютъ дерзкимъ пришельцамъ, тревожащимъ покой буржуазіи, о традицияхъ, о драгоц?нныхъ зав?тахъ прошлаго.

Въ конц? концовъ, буржуазія облегчаетъ свою сов?сть, бросая фиктивныя подачки; вновь все успокаивается, вновь начинается для нея безмятежное существованіе.

И вотъ, за эту парламентскую машину, которая столько л?тъ служила в?рой и правдой привиллегированному классу, жадно хватаются соціалисты, над?ясь также найти въ ней ц?лебное средство противъ несовершенствъ современнаго капитализма, думая, что парламентъ — слуга будетъ работать такъ же честно и усердно и на новаго хозяина, какъ онъ работалъ на стараго.

Но что такое парламентъ? Какую службу онъ можетъ нести революціонному классу?

Основная задача парламента заключается въ томъ, чтобы представлять общенародные интересы, чтобы, внимательно прислушавшись къ голосамъ гражданъ, ознакомляться съ ихъ нуждами и путемъ своевременнаго и ц?лесообразнаго вм?шательства сод?йствовать общему благополучію.

Такова, конечно, задача, по существу, любого органа государственнаго управленія, но парламентъ мен?е, ч?мъ какой-либо другой органъ, способенъ стоять на страж? именно общенародныхъ интересовъ.

Парламентъ является одной изъ формъ народнаго представительства. Въ немъ народъ какъ бы переноситъ на избранниковъ свою волю, и парламентъ въ ц?ломъ являетъ собой національную волю. Воля парламентскаго большинства или фактически, воля народнаго меньшинства становится волей народнаго большинства, волей вс?хъ.

Но такое понятіе представительства есть понятіе юридическое, а не политическое.

«Въ политической же д?йствительности — пишетъ авторитетн?йшій изъ новыхъ государственниковъ — Еллинекъ — мы им?емъ въ парламентскомъ постановленіи... всегда лишь волю большинства голосующихъ членовъ парламента. Руссо совершенно правъ: нельзя желать за другого, столь же мало, прибавимъ мы, какъ нельзя за другого ?сть или пить».

Такимъ образомъ, представленіе народной воли волей парламента — есть фикція, которая не перестаетъ быть фикціей только оттого, что им?етъ за собой почтенный возрастъ или потому, что зд?сь «юридическія представленія... глубоко срослись съ общимъ правоуб?жденіемъ, хотя и безсознательно для широкихъ слоевъ общества».

Парламентская воля есть искаженіе народной воли.

Какіе бы мы избирательные законы ни сочиняли, какіе бы мы ни придумывали коррективы врод? пропорціональныхъ выборовъ въ погон? за чистой народной волей, вс? наши усилія — напрасны.

Благодаря чрезвычайному многообразію индивидуальныхъ воль, представляющихъ народъ, благодаря неуловимымъ иногда отт?нкамъ, изъ которыхъ каждый им?етъ неоспоримое право быть представленнымъ въ любой парламентской комбинаціи и въ любомъ избирательномъ закон?, мы им?емъ лишь жалкую пародію на то, что мы съ такой ув?ренностью и гордостью называемъ волей народа.

«Въ народной жизни масса различій — пишетъ Еллинекъ въ своемъ блестящемъ этюд? о конституціяхъ — не сразу зам?тныхъ и не подлежащихъ изм?ренію, и они, несомн?нно, остаются безъ представительства при систем?, построенной исключительно на количеств? населенія... Пропорціональные выборы не въ состояніи обезпечить представительства вс?мъ справедливымъ интересамъ народа, потому что на выборахъ народъ обыкновенно д?лится на партійныя группы, а партіи отнюдь не соотв?тствуютъ группировк? народа во всей ея полнот?. Поэтому — заключаетъ Еллинекъ — проблема правильнаго, справедливаго избирательнаго права абсолютно неразр?шима. «Ни одно политическое учрежденіе не основано въ такой м?р?, какъ народное представительство, на фикціяхъ и на несоотв?тствующихъ д?йствительности идеальныхъ построеніяхъ».

«Ч?мъ дал?е увеличивается численность населенія государствъ и общинъ, — пишетъ Масарикъ, весьма далекій отъ анархистскаго міросозерцанія — ч?мъ сложн?е становятся общественныя отношенія, ч?мъ бол?е образовано населеніе и ч?мъ бол?е развиты его потребности, т?мъ чувствительн?е несоотв?тствіе между волей населенія и волей парламента...» («Философскія и соціологическія основанія марксизма»).

Даже всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право дастъ намъ одн? иллюзіи народнаго представительства, становящіяся еще бол?е обманчивыми въ зависимости отъ роста процента воздерживающихся отъ выборовъ.

Въ одной изъ своихъ р?чей Бисмаркъ представилъ однажды палат? сл?дующій любопытный расчетъ: «Изъ числа им?ющихъ право выбора принимали въ немъ участіе всего 34%; большинство этихъ 34% выбрало избирателей, которые могли, такимъ образомъ, им?ть за собой 20—25% всего числа, им?ющихъ право участвовать въ выборахъ. Большинство избирателей выбирало депутатовъ, число которыхъ представляло, такимъ образомъ, 13—15% общаго числа, им?вшихъ право участвовать въ выборахъ.

Бранденбургъ, приводящій этотъ расчетъ въ своемъ любопытномъ этюд? о парламентской обструкціи, зам?чаетъ, что Бисмаркъ умолчалъ о томъ, что «благодаря трехстепеннымъ выборамъ небольшое число населенія можетъ существенно повліять на результатъ выборовъ, и что открытая подача голосовъ сильно вредитъ результату выборовъ». «Но — зам?чаетъ Бранденбургъ — и при разм?рахъ участія въ выборахъ въ 70%, депутаты едва-ли могутъ съ ув?ренностью являться представителями бол?е ч?мъ 40—50% всего числа избирателей, а парламентское большинство, если оно не подавляюще велико, будетъ выразителемъ мн?нія только 25—35% вс?хъ, им?ющихъ право выбора. Если, наприм?ръ, — заключаетъ онъ — въ нын?шнемъ рейхстаге консерваторы, ультрамонтаны и протестанты вм?ст? будутъ им?ть большинство 219 голосовъ изъ 397, то все же они представятъ собой только 32 1/2% всего числа избирателей».

Такимъ образомъ, никакое парламентское большинство не можетъ представлять народа, не можетъ выражать его воли.

Казалось-бы, воля народа все-же могла получить изв?стное выраженіе, если-бы немногіе и случайные представители его были снабжены императивными мандатами и, такимъ-образомъ, не могли уклониться отъ подлинныхъ желаній народа или в?рн?е его отд?льныхъ господствующихъ группъ.

Но теорія уже довольно показала, что парламентаризмъ и императивные мандаты — несовм?стимы, и современныя законодательства ихъ не знаютъ. Представители, законодательствуя, осуществляютъ свою волю, выдавая ее за волю народа.

Эта идея, безспорная и ясная, идея подкр?пляемая математическими доказательствами, становится еще бол?е яркой, еще бол?е уб?дительной, если мы будемъ оперировать не туманнымъ понятіемъ «народа» съ его несуществующей единой и ц?льной «народной волей» и его фиктивными «общенародными интересами», а конкретно существующимъ классовымъ обществомъ.

На м?ст? единаго и нед?лимаго народа, мы видимъ борющіяся группы, сталкивающіеся интересы, которые безпощадно расправляются другъ съ другомъ и только въ ц?ляхъ самозащиты или въ состояніи крайней необходимости вступаютъ въ компромиссы и заключаютъ соглашенія.

Эти интересы встр?чаются не въ открытомъ пол?, а въ парламент?; въ современномъ государств? оружіемъ является избирательный бюллетень, парламентъ — м?стомъ, гд? учитываются поб?ды и пораженія и заключаются договоры борющихся сторонъ. И до т?хъ поръ, пока мы будемъ жить въ классовомъ государств?, парламентъ будетъ в?рнымъ отраженіемъ воли сильн?йшаго класса, которая, конечно, не желаетъ, да и не можетъ быть «народной волей».

Являя собой не бол?е, какъ «бумажное представительство штыка, полицейской дубинки и пули», парламентское большинство «д?лаетъ излишнимъ кровопролитіе», но не въ меньшей степени является р?шеніемъ силы, ч?мъ декретъ самаго абсолютнаго деспота, опирающагося на самую могущественную изъ армій.

Парламентъ является, такимъ образомъ, прежде всего учрежденіемъ соціальнымъ, а не политическимъ и представляетъ интересы не государства, а интересы отд?льныхъ общественныхъ группъ или, въ конечномъ счет?, наибол?е сильной изъ нихъ.

Эту идею проводили въ своихъ трудахъ такіе выдающіеся государственники, какъ Лоренцъ Штейнъ или даже консервативный Рудольфъ Гнейстъ.

Въ нашемъ капиталистическомъ обществ? сильн?йшей изъ группъ является буржуазія, и ей принадлежитъ и верховный голосъ, и верховная власть, и «народная воля».

Она создала парламентъ, избравъ его своимъ орудіемъ борьбы, она въ своихъ приходахъ защищала его въ Англіи, противъ Тюдоровъ, во Франціи связала всю свою исторію съ исторіей генеральныхъ штатовъ, въ парламент? же она санкціонировала политическія завоеванія своей поб?доносной революціи конца XVIII в?ка. Ей по праву долженъ принадлежать и принадлежитъ современный парламентъ, а вм?ст? съ т?мъ и ключи къ «народной вол?». И до т?хъ поръ — справедливо говоритъ Левердэ — пока общество остается буржуазнымъ, представительство его, называемое національнымъ, необходимо будетъ такимъ же, т.-е. буржуазнымъ. Если же представительство им?етъ буржуазную сущность, то оно будетъ поддерживать, вопреки всему, притязанія имущихъ классовъ противъ домогательствъ труда, посл?днему нечего ожидать отъ него. Это — столь же фатально, какъ паденіе камня... Адвокаты пролетаріата... будутъ лицами, ходатайствующими за другихъ овецъ предъ волками...»

И какимъ беззаст?нчивымъ поруганіемъ противъ другихъ общественныхъ группъ ни было бы р?шеніе буржуазнаго парламентскаго большинства, оно всегда выходитъ подъ ярлыкомъ «народной воли» и потому священно для вс?хъ сознательныхъ и безсознательныхъ апологетовъ современнаго государства. И если вчера еще — многіе изъ т?хъ адвокатовъ, людей либеральныхъ профессій или партійныхъ крикуновъ и политикановъ, которые населяютъ парламенты, казались народу жалкими дармо?дами, сегодня, облаченные въ священный мантіи носителей «народной воли», они объявлены неприкосновенными, a р?шенія ихъ, исполненныя «государственной мудрости», подлежатъ безпрекословному исполненію. И, какъ ни далека ваша собственная воля отъ воли этихъ пигмеевъ, внезапно возмнившихъ себя титанами, какъ ни противор?чатъ ихъ законы и м?ропріятія лучшимъ и зав?тнымъ стремленіямъ вашего ума и сердца, вы будете раздавлены жел?зной рукой исполнительнаго механизма, если ослушаетесь этихъ господъ и поступите такъ, какъ вамъ диктуетъ ваша сов?сть.

Но, если бы мы вообразили, что какимъ-нибудь непостижимымъ волшебствомъ фикція обратилась въ наиреальн?йшую д?йствительность и парламентъ чудеснымъ образомъ получилъ бы возможность отражать «общенародную волю», то и тогда было бы величайшимъ заблужденіемъ полагать, что парламентъ сталъ бы приб?жищемъ слабыхъ и угнетенныхъ, оплотомъ противъ правительственнаго деспотизма. Такіе упованія обнаружили бы только р?шительное непониманіе самой природы современнаго государственнаго механизма, потому что парламентъ далеко не есть слуга народа, оберегающій его вольности противъ тиранническихъ поползновеній правительства, а есть самъ — правительство, самъ — органъ государственной власти.

Мало этого: эволюція государственной власти въ странахъ ранняго конституціоннаго развитія, какъ Англія или Америка, тамъ, гд? закладывались первые камни современнаго парламентаризма, насъ совершенно уб?ждаетъ въ томъ, что съ каждымъ днемъ все бол?е и бол?е парламентъ уступаетъ свое прежнее фактическое преобладаніе правительству.

«Авторитетъ и сила парламентскихъ учрежденій — пишетъ Еллинекъ — везд? падаютъ... конституціонное развитіе сопровождается непрерывнымъ возрастающимъ усиленіемъ правительственной власти».

И если мы обратимся къ изученію, уже ставшихъ классическими, работъ Вильсона, или Брайса, или такихъ образцовыхъ нов?йшихъ изсл?дованій, какъ труды Сиднея, Лоу Лоуэлля, или нашего соотечественника Острогорскаго, мы увидимъ, что въ Америк? вс? наибол?е сложные и серьезные вопросы государственной жизни передаются парламентскимъ комитетамъ, предс?датели которыхъ назначаются единоличной властью парламентскаго спикера, что въ Англіи вся фактическая власть перешла въ руки кабинета; въ парламент? хозяиномъ является правительство, которое см?ло диктуетъ ему свои желанія, пользуясь монопольнымъ положеніемъ. Контроль парламента — лишь нарядная фикція; на практике парламентъ послушливо санкціонируетъ любые декреты правительства. То же явленіе, то-есть постепенное исчезновеніе парламентской иниціативы и фактическое упраздненіе его, какъ контрольнаго органа за правительствомъ, наблюдается и во Франціи.

Неудивительно, что конституціонное правительство нашихъ дней является безотв?тственнымъ деспотомъ, неограниченнымъ владыкой, передъ которымъ стирается въ прахъ «народная воля», представляемая парламентомъ, и который разливаетъ благод?янія вдохновляющему классу, беззаст?нчиво угнетая въ то же время другія группы, вредныя или опасныя съ точки зр?нія его классовой философіи. Въ рукахъ современнаго конституціоннаго правительства сконцентрированы такія могучія средства возд?йствія на всю народную жизнь, что прежніе абсолютные монархи «Божіей милостью» кажутся жалкими пигмеями рядомъ съ этими новыми «капиталистической милостью» великанами.[17]

Чрезвычайно любопытно, что въ оц?нк? этого явленія сходятся нер?дко самые разнородные наблюдатели современной политической жизни.

Такой трезвый, осторожный, научный изсл?дователь, какъ Еллинекъ, говоритъ о чудовищномъ рост? исполнительнаго аппарата, о деспотизм? конституціоннаго правительства почти въ однихъ и т?хъ же выраженіяхъ, что и пламенный трибунъ, пропов?дникъ Кропоткинъ. Оба признаютъ, что современные министры могущественн?е Людовика ХIV.

Мы не будемъ останавливаться на томъ, что осторожные государственники и публицисты называютъ «недостатками парламентаризма».

Съ т?хъ поръ, какъ толки о кризис?, переживаемомъ современнымъ парламентаризмомъ, стали общимъ м?стомъ, — уже не только анархистская, но и буржуазная литература дала ц?лый рядъ краснор?чивыхъ страницъ, раскрывающихъ намъ язвы, которыя несет парламентъ въ общественную жизнь. У насъ въ рукахъ неисчерпаемое богатство данныхъ, собранныхъ на почв? кропотливаго анализа механизма современныхъ политическихъ партій, изученія самаго процесса избирательной кампаніи. И нужно быть неизл?чимо предуб?жденнымъ въ пользу парламента или совершенно сл?пымъ челов?комъ, чтобы, посл? знакомства и съ этимъ матеріаломъ, отрицать, что вся парламентская жизнь построена на подкупахъ, насиліи и лжи.

Всюду, гд? воцарился парламентскій режимъ и гд? механизмъ политическихъ партій им?етъ опред?ленную хронологическую давность, другими словами, всюду, гд? политическое зодчество находится въ рукахъ профессіональныхъ политиковъ, мы видимъ картины систематическаго подкупа населенія, открытаго и грубаго пресл?дованія своихъ личныхъ интересовъ, давленія администраціи, видимъ «политикановъ» и «маріонетокъ».

Чтобы уб?диться въ этомъ, вовсе не надо читать «анархистовъ». Довольно проб?жать такія спокойныя и солидныя изсл?дованія, какъ книгу Брайса, Ш. Бенуа и особенно книгу Острогорскаго — «О демократіи и организаціи политическихъ партій», гд? дается богат?йшій, почти исчерпывающій матеріалъ для сужденія о политическихъ обычаяхъ и порядкахъ избирательной борьбы въ Англіи и Америк?.[18] «Недостатки» парламентаризма — неотд?лимы отъ самаго существа парламентарной демократіи. Она сама есть великое зло.

Осуждая парламентаризмъ, анархизмъ осуждаетъ и тотъ механизмъ, который лежитъ въ основ? его — механизмъ политическихъ партій.

Партія — въ условіяхъ современнаго правового государства — есть органъ политическаго представительства интересовъ опред?ленной общественной группы или общественнаго класса[19].

Такимъ образомъ, партія становится аппаратомъ приспособленія къ государственно-правовому строю. Она есть — группировка людей, примыкающихъ къ общему политическому міровоззр?нію, объединенныхъ однородной программой и подчиненныхъ однородной дисциплин?. Задача ея — выявлять и представлять волю опред?леннаго общественнаго класса, какъ въ собственныхъ партійныхъ организаціяхъ, такъ — и въ соотв?тствующихъ государственныхъ и муниципальныхъ учрежденіяхъ.

Сама же партійная организація въ процесс? дальн?йшаго развитія пріобр?таетъ сл?дующія характерныя особенности.

А) Члены партіи, вступая въ парламент? (центръ современной партійной жизни) въ сотрудничество съ представителями иныхъ враждебныхъ партійныхъ организацій, утрачиваютъ чистоту классоваго идеала. Въ начала, представляемыя классомъ, врываются чуждыя имъ, государственно-парламентскія ноты, вырабатывается эклектическая, съ ур?зками и оговорками, практическая программа д?йствій (отличная отъ теоретической, сберегаемой для парадовъ), которая при слабости партіи становится настолько эластичной, что постепенно утрачиваетъ специфическій классовый привкусъ и можетъ быть подогнана къ общему уровню программъ, выработанныхъ большинствомъ парламента.

B) Представительство интересовъ становится сложной дипломатической миссіей — требующей не столько яснаго сознанія классовыхъ интересовъ, сколько ум?нія проникать мысли противника, улавливанія шансовъ разнородныхъ программъ и искуснаго использованія промаховъ противника. Подобная миссія не можетъ быть поручена любому, для нея требуется изв?стный образовательный уровень, умственная дрессировка, интеллигентность. Представительство становится профессіей; образуются партійные комитеты, канцеляріи, сформированные наполовину на бюрократическихъ, наполовину на филантропическихъ началахъ, съ неизб?жной іерархіей и столь же неизб?жнымъ паразитизмомъ. Представительство въ парламент? становится соблазнительной карьерой.

Партійныя организаціи наполняются людьми, чуждыми своимъ классовымъ происхожденіемъ, своимъ «бытомъ», даже своей подлинной «психологіей» (для партійнаго челов?ка довольно вн?шняго сочувствія — принятія программы) тому классу, интересы котораго они представляютъ. Такъ у партійнаго челов?ка между его экономическимъ положеніемъ и его идеологіей можетъ не быть никакой связи. Милліонеры и нищіе могутъ быть членами одной партіи. Столь-же разнородны и кліенты посл?дней.

Разросшаяся партійная организація превращается въ совершенно самостоятельную среду, которая, хотя и прислушивается къ хору классовыхъ голосовъ, но въ большинств? случаевъ им?етъ свое, предопред?ленное мн?ніе, выработанное передовыми мыслителями, дискуссіями и турнирами партійныхъ людей, партійной прессой. Мн?ніе это становится обязательнымъ правиломъ поведенія для людей класса. Постепенно представительство вырабатывается въ тяжелый самодовл?ющій аппаратъ, оторванный отъ экономической основы и т?мъ не мен?е претендующій управлять классомъ.

Такъ рождается партійная гегемонія.

С) Обособленіе партійнаго механизма и своеобразное его рекрутированіе порождаютъ еще одно любопытное явленіе.

Въ партійной организаціи, заполненной «интеллигентскими профессіоналами», царитъ культъ разума — (партійнаго), в?ра въ его неограниченную силу, и пренебрежительное отношеніе, если не совершенное игнорированіе реальныхъ запросовъ жизни. Партійная работа всегда носитъ характеръ отвлеченности, схематизма. Партійные раціоналисты обладаютъ секретомъ и монополией соціологическаго прогноза. Отъ дня образованія партіи до достиженія «конечныхъ ц?лей» имъ изв?стно все напередъ. Этимъ поверхностнымъ универсализмомъ подготовляется партійный авантюризмъ, т?, въ сущности, безотв?тственныя выступленія, которыя являются самой страшной язвой партійной жизни. Партійные мудрецы, на основаніи произвольныхъ построеній и столь же произвольныхъ истолкованій ихъ, провоцируютъ классъ на выступленія, быть можетъ чуждыя реальнымъ условіямъ, въ которыхъ онъ живетъ.

Ни одна партія не можетъ дать такого богатаго матеріала для иллюстраціи нам?ченныхъ положеній, какъ политическая партія пролетаріата.

Это объясняется, конечно, прежде всего потому, что, всл?дствіе отсутствія соотв?тствующей подготовки, именно рабочій классъ породилъ т? вліятельные соціалистическіе штабы, которые взяли въ свои руки всю иниціативу классовой пролетарской политики.

Коммунистическій манифестъ былъ не только указаніемъ на новые методы изсл?дованія общественныхъ явленій, онъ былъ также геніальной попыткой соціологическаго прогноза. Въ немъ пролетаріату были показаны и осв?щены не только его прошлое и настоящее, но предуказаны и будущія судьбы. Отвлеченныя спекуляціи мыслителя сковывали пролетаріатъ разъ навсегда опред?ленными методами борьбы съ капитализмомъ. На иные возможные поб?ги пролетарскаго самосознанія было заран?е наложено veto. Борьба классовъ была объявлена борьбой политической и ближайшей ц?лью пролетаріата должно было стать образованіе самостоятельной политической партіи и завоеваніе демократіи[20].

И соціалъ-демократія съ увлеченіемъ пошла на завоеваніе «государства». По выраженію бывшаго с.-д. Михельса, для соціалъ-демократіи стала «высшимъ закономъ — боязнь потерять своихъ избирателей и свои средства».

Но для усп?шнаго завоеванія парламента соціалистическая партія должна была отказаться отъ отстаиванія классовой платформы въ чистомъ вид? и перешла къ политик? оппортунизма.

Когда то старый Либкнехтъ протестовалъ противъ оппортунистической политики, на которую, по его уб?жденію, неизб?жно обречена любая соціалистическая партія въ парламент?. ...«Священные принципы, серьезная политическая борьба — говорилъ онъ — понижаются парламентскими стычками; между т?мъ въ народ? поддерживается иллюзія, что рейхстагъ можетъ р?шить соціальный вопросъ...» Но это... было давно. Съ т?хъ поръ утекло много воды. Шум?ли «молодые» въ 1891 г., упрекая вождей германской соціалъ-демократіи за то, что они убиваютъ революціонный духъ партіи и обращаютъ ее въ партію мелко-буржуазную. Съ «молодыми» было покончено. Старый же Либкнехтъ обвинилъ ихъ въ анархизм?, Бебель пугнулъ техническимъ могуществомъ современнаго государства и спокойствіе было возстановлено. Съ т?хъ поръ въ увлеченіи борьбой съ смутьянами и Либкнехтъ и Бебель не разъ были уносимы «реформистскимъ потокомъ и иной разъ трудно было отличить аргументацію Фольмара или Бернштейна отъ аргументаціи ортодоксальнаго центра.[21]

Р. Михельсъ въ изсл?дованіи о германской соціалъ-демократіи зам?чаетъ, что д?ти партійныхъ соціалистовъ, вышедшихъ изъ рабочей среды — выростаютъ въ новой сред? и, если не пріобр?таютъ симпатій къ новому классу, то обнаруживаютъ совершенный политическій индифферентизмъ. Такимъ образомъ, отъ буржуазіи откалываются элементы, чтобы встать въ соціалистическіе ряды; поднявшіеся изъ пролетаріата пристаютъ къ буржуазіи. Михельсъ указывая, что изъ 81 представителя соціалъ-демократіи въ рейхстаг?, 22 — занимаются свободной профессіей и буржуазными занятіями, 24 — предприниматели и только 35 — подлинные рабочіе, меланхолически зам?чаетъ: «Первоначально пролетарская фракція становится все бол?е и бол?е мелко-буржуазной». Но такой или приблизительно такой составъ им?ютъ вс? соціалистическія партіи.

Бюиссонъ пытался, возражая противникамъ соціалистическаго парламентаризма, объяснить этотъ несоціалистическій характеръ соціалистической партіи. Критики забываютъ, — писалъ онъ — что страна состоитъ не изъ однихъ рабочихъ и что парламентъ долженъ быть занятъ общими вопросами, прежде ч?мъ приняться за соціальныя реформы.

И кліентела соціалистической партіи растетъ неограниченно. «Парламентскій соціализмъ — писалъ Сорель — говоритъ на столькихъ языкахъ, сколько у него родовъ кліентовъ; онъ обращается къ рабочимъ, къ мелкимъ хозяйчикамъ и крестьянамъ. Вопреки Энгельсу, онъ занимается фермерами, то онъ патріотъ, то онъ яро выступаетъ противъ арміи. Никакое противор?чіе не успокаиваетъ его — опытъ показалъ, что во время избирательной кампаніи возможно собрать силы, которыя, собственно говоря, должны бы были высказаться противъ марксизма. И этимъ же объясняются и усп?хи соціалъ-демократіи, ея Пирровы поб?ды»...«Возрастающему усп?ху соціалъ-демократіи — писалъ недавно одинъ изъ постоянныхъ обозр?вателей германской жизни — ничто такъ не сод?йствуетъ, какъ та энергія, съ которой онъ подставляетъ за посл?дніе годы на м?сто классоваго идеала общепрогрессивный. Рядовой избиратель голосуетъ не за «экспропріацію экспропріирующихъ» и не за демократическую республику...»

Въ этихъ условіяхъ отъ соціалистическихъ представителей, претендующихъ на д?йствительную роль въ парламент?, требуется прежде всего искусное сочетаніе соціализма съ разнородными принципами.

Прим?рами могутъ служить министеріализмъ, въ лице Милльерана, бріандерія, легко освободившаяся отъ вс?хъ соціалистическихъ покрововъ, жоресизмъ, оправдывавшій любой шпіонажъ (въ арміи) для спасенія радикальнаго министерства Комба. Посл?днее было столь зазорно, что даже Каутскій писалъ: пусть Жоресъ спасъ министерство (зас?даніе 4 Ноября 1904 г.), но онъ скомпрометировалъ соціализмъ.

Такова — трудная, зато безпроигрышная политика соціалистическаго парламентаризма: кип?ть противъ буржуазіи во имя угнетеннаго пролетаріата, спасать буржуазное министерство, хотя бы съ н?которымъ ущемленіемъ соціализма, возглашать себя мученикомъ «идеи» и класть въ удобномъ случа? «идею» подъ сукно. Разносторонность современнаго Тартюфа — изумительна.

И наибол?е изумительно въ волшебныхъ обращеніяхъ парламентскаго соціалиста — его отношеніе къ классу.

Выше мы сказали, что современная партійная организація есть культъ разума. И «марксисты» не составляютъ исключенія.

«Діалектическій матеріализмъ — писалъ Плехановъ — служитъ лишь для того, чтобы возстановить и сд?лать неограниченными права и силы челов?ческаго разума»... Я червь — говоритъ идеалистъ. Я — червь, пока я нев?жественъ, возражаетъ матеріалистъ—діалектикъ; но я богъ, когда я знаю. Tantum possumus, quantum scimus!»

Итакъ, знаніе — богъ! Въ дух? такого восторженнаго раціонализма опред?лилъ марксизмъ и отношеніе партіи къ классу. Только партія — полагаетъ Плехановъ, можетъ хранить въ чистот? пролетарскіе идеалы.

И нигд? предпочтеніе партіи классу не принимало такихъ уродливыхъ формъ, какъ въ рядахъ именно русской соціалъ-демократіи.

Особенно поучительна, въ этомъ смысл?, классическая позиція «Искровцевъ». Въ то время какъ «экономисты», оставаясь на почв? истинно демократическихъ началъ, высказывались за необходимость предоставленія иниціативы самому рабочему классу, за желательность его широкой самод?ятельности, «политики» пропов?дывали крайній, до конца идущій централизмъ». Движеніе представлялось имъ въ вид? организаціи — огромнаго заговорщическаго штаба, составленнаго исключительно изъ теоретиковъ движенія и над?леннаго полномочіями диктатора.

Психологія подпольной диктатуры, полной презр?нія къ самому пролетаріату, нашла яркое выраженіе въ изв?стной брошюре Ленина — «Что д?лать?» (1902 г.).

Идеальная соціалъ-демократическая партія представляется Ленину конспиративной организаціей теоретиковъ, сочувствующихъъ движенію. Во глав? движенія — штабъ «профессіональныхъ революціонеровъ». Классъ — безгласное стадо, послушный органъ въ рукахъ штаба. «Исторія вс?хъ странъ — писалъ Ленинъ — свид?тельствуетъ, что исключительно своими собственными силами рабочій классъ въ состояніи выработать лишь сознаніе трэдъ-юніонистское. Ученіе же соціализма выросло изъ т?хъ философскихъ, историческихъ, экономическихъ теорій, которыя разрабатывались учеными представителями имущихъ классовъ, интеллигенціи».

Другой с.-д., Череванинъ писалъ еще р?шительн?е, заявляя, что соціалъ-демократія, даже опираясь на небольшую часть организованныхъ рабочихъ, можетъ говорить отъ имени всего пролетаріата, ибо классовое сознаніе соціалъ-демократа, это — будущее, классовое самосознаніе (sic!) всего пролетаріата»[22].

И в?рные своимъ «заговорщическимъ» лозунгамъ — русскіе соціалъ-демократы «большевики» (санкціонированные 2-мъ съ?здомъ), относятся пренебрежительно къ собственно-пролетарскому движенію, призывая своихъ посл?дователей отказаться вовсе отъ участія въ рабочемъ профессіональномъ движеніи, что въ свое время чрезвычайно облегчило правительственную борьбу съ профессіональными союзами.

Въ такую отвратительную погоню за властью выродились попытки кучекъ безотв?тственныхъ «интеллигентовъ» представлять интересы пролетарскаго класса. Неудивительно, что провокація и гешефтъ-махерство свили себ? прочное гн?здо въ «законспирировавшихся» кучкахъ.

И спрашивается, что же оставалось въ подобномъ «соціалъ-демократическомъ» толкованіи отъ марксизма, матеріалистическаго пониманія исторіи, классовой борьбы?

Разв? не подобныхъ идеологовъ, падающихъ съ неба, им?лъ въ виду Марксъ, когда саркастически писалъ въ Коммунистическомъ Манифест?: «...Эти теоретики являются только утопистами, которые, желая удовлетворить потребностямъ угнетенныхъ классовъ, выдумываютъ системы, гонятся за наукой — возродительницей. Но по м?р? развитія исторіи, борьба пролетаріата пріобр?таетъ все бол?е и бол?е ясный характеръ и для этихъ теоретиковъ становится излишнимъ искать науки въ своей собственной голов?, теперь они должны только дать себ? отчетъ въ томъ, что происходитъ у нихъ передъ глазами и стать выразителями д?йствительности».

Какъ мало это вяжется съ «большевистскими потугами» — изображать «будущее классовое самосознаніе» пролетаріата.

Сторонники партійныхъ организацій, чуждые уродливыхъ централизмовъ, доказываютъ необходимость ихъ самостоятельности т?мъ, что профессіональное движеніе рабочихъ, погружая посл?днихъ въ тину повседневности, не можетъ способствовать выработк? общепролетарскаго идеала, что оно топитъ «конечную ц?ль» въ компромиссной борьб? въ пред?лахъ даннаго строя. Наконецъ, рабочее профессиональное движеніе, на изв?стныхъ ступеняхъ развитія, само начинаетъ требовать восполненія его политической борьбой и толкаетъ трэдъ-юніонистовъ на образованіе независимой политической рабочей партіи. Посл?дняя им?етъ задачей представлять общіе классовые интересы и, такимъ образомъ, раздвигаетъ самыя рамки рабочей борьбы, переходя непосредственно въ борьбу съ капиталистическимъ строемъ, борьбу противъ буржуазнаго общества. [23]

Такова точка зр?нія, наприм?ръ, глубокомысленнаго писателя и посл?довательнаго марксиста — Гильфердинга.

Однако, самъ Гильфердингъ, утверждая за политическимъ представительствомъ рабочаго класса такую важную роль, т?мъ не мен?е признаетъ, что поб?да рабочихъ обусловливается «не только политическимъ возд?йствіемъ».

«.. Посл?днее, напротивъ, можетъ воспосл?довать и въ конц?-концовъ ув?нчаться усп?хомъ лишь посл? того, какъ профессіональный союзъ достаточно обнаружилъ свою силу — показалъ, что онъ съ величайшей энергіей и интенсивностью можетъ проводить чисто экономическую борьбу, съ такой интенсивностью и энергіей, что ему удается расшатать сопротивленіе буржуазнаго государства, которое отказывалось вм?шиваться въ условія труда неблагопріятнымъ для предпринимателей способомъ, и что политическому представительству остается лишь окончательно сломить это сопротивленіе. Положеніе далеко не таково, чтобы сд?лать профессіональный союзъ излишнимъ для рабочаго класса и зам?нить его политической борьбой: наоборотъ, возрастаніе силы профессіональной организаціи становится необходимым условіемъ всякаго усп?ха».

Такъ политик? отводится настоящее м?сто: роль арріергарда вь движеніи.

И дал?е Гильфердингъ еще бол?е укорачиваетъ партійныя претензіи на монополію въ руководительств? классовымъ движеніемъ.

Гильфердингъ, проницательный изсл?дователь современнаго капитализма, прекрасно понимаетъ и природу современнаго государственно-правового строя. Ему ясно, что государство давно стало слугой капиталистическаго класса. «Капиталъ — пишетъ онъ — устраняетъ свободную конкурренцію, организуется, и, всл?дствіе своей организаціи, пріобр?таетъ способность овлад?ть государственной властью, чтобы непосредственно и прямо поставить ее на службу своихъ эксплоататорскихъ интересовъ», и дал?е онъ называетъ государство «непреодолимымъ орудіемъ охраны экономическаго господства».

И высказанныя выше частныя зам?чанія Гильфердинга окончательно закр?пляются въ его общей соціальной концепціи. «Финансовый капиталъ въ его завершеніи — пишетъ онъ — это высшая ступень полноты экономической и политической власти, сосредоточенной въ рукахъ капиталистической олигархіи. Онъ завершаетъ диктатуру магнатовъ капитала».

Но экономическій процессъ съ ростомъ диктатуры финансоваго капитала напрягаетъ до невыносимой степени вс? противор?чія классоваго буржуазнаго общества, объединяетъ вс? трудовые слои населенія противъ капиталистической диктатуры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.