ГЛАВА II. Анархизмъ и общественность.
ГЛАВА II.
Анархизмъ и общественность.
Личность есть центръ анархическаго міровоззр?нія. Полное самоопред?леніе личности, неограниченное выявленіе ею своихъ индивидуальныхъ особенностей — таково содержаніе анархистскаго идеала.
Но личность — немыслима вн? общества. И анархизму приходится р?шатьпроблему — возможно-ли и какъ возможно такое общество, которое бы ц?ли личности сд?лало своими ц?лями, которое утвердило бы полную гармонію между индивидуальными устремленіями личности и задачами общественнаго союза и т?мъ самымъ осуществило бы, наконецъ, мечты хиліазма.
Анархизмъ можетъ р?шить эту проблему только въ смысл? отрицательномъ.
Такое общество — невозможно.
Исторически и логически антиномія личности и общества — неустранима. Никогда, ни при какихъ условіяхъ не можетъ быть достигнута между ними полная гармонія. Какъ бы ни былъ совершененъ и податливъ общественный строй — всегда и неизб?жно вступитъ онъ въ противор?чіе съ т?мъ, что остается въ личности неразложимымъ ни на какія проявленія общественныхъ чувствъ — ея своеобразіемъ, неделимостью, неповторимостью.
Никогда личность не уступитъ обществу этого посл?дняго своего «одиночества», общество никогда не сможетъ «простить» его личности.
Стремленіе — всегда впередъ и всегда дальше есть уд?лъ личности и представленіе о такой общественной организаціи, которая видимыімъ своимъ совершенствомъ могла бы убаюкать это стремленіе — было бы вм?ст? уб?жденіемъ въ возможности духовной смерти личности.
Для анархиста подобное представленiе — невозможно. Постоянное, непрерывное, ни извн?, ни изнутри не ограничиваемое устремленіе личности къ самоосвобожденію — есть основной постулатъ анархизма.
Именно зд?сь — на пути къ свободному творчеству личности и встаютъ т? мощныя препоны, которыя создаетъ организація общественности, порождаемой безсознательно стихійно инстинктомъ самосохраненія.
И принадлежа общественности одн?ми сторонами своего существованія, личность освобождаетъ другія, которыя служатъ только индивидуальнымъ ея запросамъ.
Бросимъ б?глый взглядъ на характеръ соотношеній между личностью и обществомъ.
Въ изв?стномъ, занимающемъ насъ смысл?, можно утверждать, что вся челов?ческая исторія — есть исторія великой тяжбы между личностью и обществомъ, исторія систематическаго закр?пощенія личности, извращенія ея оригинальныхъ задачъ, подчиненія ея интересовъ и нравственныхъ запросовъ интересамъ и нормамъ общественности.
И потому — въ античномъ, феодальномъ и современномъ буржуазномъ стро? личность и общество всегда — то открыто, то замаскированно — вели безпощадную борьбу.
И въ этомъ неравномъ единоборств? досел? жертвой была личность.
Какъ будто съ этими утвержденіями не вяжутся — ея тріумфы, поднятіе вождей на щиты, реформирующее вліяніе «избранниковъ» на общественные нравы? Эти усп?хи были — призракомъ, обманомъ...
Организаторъ — вождь, даже съ неограниченными полномочіями въ рукахъ, былъ всегда «слугой» возглавляемой имъ группы; онъ былъ вождемъ лишь до т?хъ поръ, пока хот?лъ или ум?лъ сл?довать инстинктамъ и вождел?ніямъ руководимой имъ среды. Когда вождь становился слишкомъ «индивидуаленъ» для толпы, для многоголоваго суфлера — назр?валъ конфликтъ. И падалъ вождь!
Такъ было на вс?хъ ступеняхъ развитія челов?ческаго общества. И ч?мъ бол?е усложняется челов?ческій механизмъ, т?мъ бол?е, какъ будто, растетъ зависимость отд?льной личности отъ общества. Тысячи ц?пей — семейныхъ, служебныхъ, профессіональныхъ, союзныхъ, государственныхъ опутали ее. Тысячи паразитовъ стоятъ на дорог? ея творческимъ устремленіямъ. И — кажется, никогда еще антагонизмъ между личностью и обществомъ не достигалъ такой остроты, какъ въ наше время.
И, т?мъ не мен?е, анархизмъ не только не есть отрицаніе общественности, какъ полагаютъ многіе, но, наоборотъ, самая пламенная ея защита.
Пересмотримъ, хотя б?гло, аргументы противъ общественности и за нее.
1) Наибол?е распространеннымъ и в?скимъ соображеніемъ противъ общественности было указаніе, что вс?, изв?стныя намъ досел?, историческія формы общественности ограничивали личность, не давая полнаго простора устремленіямъ.
Организованное общежитіе есть всегда н?который компромиссъ разнородныхъ индивидуальныхъ воль. Личность должна, вынуждена поступиться ч?мъ-то «своимъ», чтобы послужить «общему благу». Каждый жертвуетъ частью своей личной свободы, чтобы обезпечить свободу общественную.
Общество — неизб?жно вырабатываете свою волю, не совпадающую съ волей отд?льныхъ индивидуальностей, ставитъ ц?ли, далекія, быть-можетъ, ц?лямъ, принадлежащимъ личности, избираетъ средства къ осуществленію ц?лей, отвергаемыхъ индивидуальностью.
И вотъ открывается мучительный процессъ приспособленія, когда индивидуальность бываетъ вынуждена поступиться самымъ дорогимъ для нея, единственно важнымъ и святымъ, затаить свою правду, чтобы не породить диссонанса «средней», которую властно диктуетъ общественный союзъ, стоящій надъ личностью.
Правда, «общій уровень» массъ повышается съ чрезвычайной быстротой, но все-же, по наблюденію соціологовъ, его ростъ относительно отстаетъ отъ роста индивидуальности.
Въ современныхъ условіяхъ общественности личность развивается, усложняется, дифференцируется несравненно быстр?е, ч?мъ дифференцируется ц?лое общество, масса, народъ. Пропасть, д?лившая н?когда господъ и рабовъ, уже той пропасти, которая разд?ляетъ современную, утонченную въ интеллектуально-моральномъ смысл? индивидуальностъ отъ массы, несмотря на огромный безспорный прогрессъ также въ соціально-экономической области, какъ и въ области просв?щенія.
Вожди и народъ стояли прежде психически ближе другъ къ другу, ч?мъ нын?. И это справедливо не только въ прим?неніи къ вождямъ, но и къ ц?лымъ классамъ современности. Не говоря о первобытной общин?, феодалъ среднев?ковья былъ ближе по кругозору, настроеніямъ и вкусамъ къ кр?постному, ч?мъ современный банкиръ къ рабочему, мелкому конторщику, или своему лакею.
И современное общество, не взирая на вс? его соціально-политическія, экономическія, техническія завоеванія, является бол?е тяжкой формой гнета для отд?льной личности, ч?мъ какое-либо изъ ран?е существовавшихъ обществъ.
Оно — торжество «золотой средины». Деспотически подчиняетъ оно своимъ вел?ніямъ даже выдающуюся индивидуальность.
2) Помимо того, что подобное систематическое давленіе общественности на личность выражается въ неизб?жномъ пониженіи интеллектуальнаго уровня членовъ общественнаго союза, ибо высочайшіе духовные запросы индивидуальности могутъ остаться безъ удовлетворенія, разъ они идутъ вразр?зъ съ бол?е властными запросами середины, необходимо еще им?ть въ виду, что самыя, общественныя ц?ли — примитивн?е, проще ц?лей индивидуальныхъ.
Личность — безконечно бол?е сложна въ ея оригинальныхъ устремленіяхъ, ч?мъ общество, неизб?жно ставящее себ? ближайшія, бол?е грубыя, бол?е доступныя ц?ли. Общественныя ц?ли могутъ легко стать ц?лями даже и выдающейся личности. Но сколькимъ ц?лямъ посл?дней не суждено долго, а, можетъ быть, и никогда стать ц?лями общественными.
Эта «примитивность» общественныхъ ц?лей объясняетъ намъ также, почему коллективныя нормы, резолюціи, установленія поражаютъ насъ относительной б?дностью содержанія, почему, наприм?ръ, парламенты, соединявшіе не разъ въ историческіе моменты то, что могло-бы съ полнымъ правомъ быть названо цв?томъ націи въ интеллектуальномъ смысл?, давали такіе жалкіе, такіе скудные плоды. Въ подобной работ?, ставящей себ? широко-общественныя ц?ли, заран?е принимается во вниманіе необходимость стереть въ общемъ р?шеніи все оригинальное, все личное, чтобы оно было доступно общему, неизб?жно, низшему уровню пониманія. И сколько-бы ни собрать большихъ людей, если имъ будетъ поставлена задача выработать н?которое общее р?шеніе, оно будетъ всегда безцв?тнымъ, вялымъ, даже умственно убогимъ.
3) Несвобода личности идетъ еще дал?е.
Въ общественности въ любой моментъ встаютъ проблемы, вызываемыя техническими запросами общежитія, ни мало не интересующія личность, какъ таковую. Въ обществ? живутъ рядомъ — сословныя и классовыя противор?чія, интеллектуально-моральные антагонизмы между различными культурными слоями, культурно-религіозныя суев?рія и культурно-религіозный нигилизмъ. Все это, сталкиваясь, порождаетъ могущественный хаосъ, въ который вовлекается личность, вопреки ея вол?, независимо отъ оригинальныхъ и органичныхъ ей стремленій. И она или гибнетъ въ немъ подъ гнетомъ чуждыхъ ей проблемъ или совершаетъ огромную, ей ненужную работу. Сколько неожиданныхъ трагедій встаетъ для личности на этомъ пути трагедій, — порожденныхъ часто лишь случайнымъ вн?шнимъ сожительствомъ съ другими...
Счастье той личности, проблемы которой совпадутъ съ проблемами общежитія. Такъ бываетъ часто съ «талантомъ», превосходящимъ, по в?рному зам?чанію Шопенгауэра, способности, но не понятія толпы. Онъ ум?етъ угадать, сд?лать своимъ то, что незримо ставится на очередь и предложить самостоятельное р?шеніе прежде, ч?мъ косная обывательская мысль сознаетъ необходимость самаго р?шенія. Талантъ получитъ награду. Но геній, стоящій надъ понятіями среды и надъ уровнемъ ея лавръ, остается часто непонятымъ и отторгнутымъ.
4) Еще бол?е мучительной для личности является обязанность для нея руководиться нормами общественной нравственности.
Жизнь и творчество сознающей себя личности опред?ляется нравственнымъ закономъ — не т?ми требованіями морали, о которыхъ говорятъ классы, политическія партіи и государство, a вел?ніями того внутренняго божества, безъ котораго н?тъ челов?ческой природы, и которое возвышаетъ ее надъ вс?мъ остальнымъ органическимъ и неорганическимъ міромъ.
Эти вел?нія, этотъ единственный нравственный законъ заключается въ установленіи полной гармоніи между властными императивами своего «я» и вн?шними поступками, вн?шнимъ поведеніемъ личности.
Всякія попытки модифицировать д?ятельность, жертвуя внутренними императивами, приводятъ къ нарушенію гармоніи, уничтожаютъ единство и ц?льность личныхъ устремленій, колеблятъ равнов?сіе въ нравственной природ? челов?ка и потому являются безнравственными.
Можно говорить о ихъ ц?лесообразности, важности и даже необходимости, но вс? эти соображенія им?ютъ внутреннимъ источникомъ не нравственные интересы отд?льнаго и самостоятельнаго «я», а побужденія среды — партіи, класса, толпы и т. д.
Коллективная психика, конечно, можетъ подчинить и обусловить психику индивидуальную: она можетъ заставить ее пережить во имя общественной ц?лесообразности или даже нравственности такія чувства и настроенія, которыя въ данный моментъ совпадаютъ съ настроеніями и чувствами автономной личности. Но коллективная психика есть н?что лежащее вн? личности; она указуетъ ей свои ц?ли и свои средства. Подчиняя себ? психику индивидуальную, она требуетъ у личности отреченія отъ своего полнаго чистаго «я»; она нe считается съ душевными драмами личности, она довольствуется ея вн?шнимъ согласіемъ, и разъ посл?днее дано, коллективная психика съ полнымъ удовлетвореніемъ впитываетъ въ себя индивидуальную, какъ равноправнаго члена.
Надъ нравственностью «я», нравственностью личности выростаетъ новая нравственность, подчиняющаяся инымъ законамъ, ч?мъ тотъ, о которомъ мы говорили выше. Эта новая нравственность, стоящая надъ личностью, въ значительной м?р? и вн? ея, легко и свободно мирится съ компромиссами и уступками, на которыя должна итти каждая отд?льная личность въ угоду ей. Она не видитъ и не желаетъ знать трагедіи отд?льнаго челов?ческаго существованія, она не желаетъ знать индивидуальной правды, она знаетъ только — коллективную правду.
Но коллективная правда есть ложь! Ради нея личность отказывается отъ полноты своей субъективной правды, ради нея она смиряетъ свои см?лые порывы, ибо психика массы всегда консервативна!
Коллективная правда — грубая совокупность отд?льныхъ челов?ческихъ правдъ со вс?ми ур?зками и уступками, необходимыми для примиренія вс?хъ. Она — насиліе, ибо она есть грубое возд?йствіе однихъ на другихъ. И автономная личность не можетъ съ нею мириться, ибо только въ себ? чувствуетъ для себя законный источникъ нравственнаго.
5) Т? опасности общественности, о которыхъ мы говорили до сихъ поръ — самоочевидны. Но есть иныя, бол?е грозныя, о самомъ существованіи которыхъ многіе не подозр?ваютъ.
И къ нимъ относится прежде всего неизб?жный психологическій фактъ, что общественная санкція въ нашихъ глазахъ является единственнымъ критеріемъ истинности нашихъ утвержденій.
Мы только что констатировали возможность жесточайшихъ антагонизмовъ между личностью и обществомъ, — мы знаемъ, что антагонизмы эти могутъ обостряться въ такой м?р?, что личность не только не ищетъ общественнаго признанія своихъ открытій, но a priori отвергаетъ за обществомъ какое либо право оц?нивать или судить ея творческiя устремленія. Но это гордое отъединеніе, это презр?ніе къ суду массъ, суду народа есть разрывъ, только кажущійся.
Въ наибол?е категорическомъ смысл?, онъ можетъ быть еще разрывомъ съ данной формой общественности... Но... какой смыслъ могъ бы быть заключенъ въ наши утвержденія, въ наше творчество, если бы въ насъ не жила твердая ув?ренность, что придетъ день, когда творчество наше заразитъ другихъ, вс?хъ, когда в?ра наша станетъ в?рою другихъ и восторжествуетъ та правда, которую испов?дуемъ мы.
Сл?довательно, вся д?ятельность наша направляется сознаніемъ, что она им?етъ не только ц?нность съ нашей личной точки зр?нія, но что она есть опред?ленная ц?нность и въ общественномъ смысл?. Наше д?ло можетъ быть отвергнуто современнымъ намъ обществомъ, можетъ быть имъ признано вреднымъ, но оно въ нашихъ глазахъ освящается упованіемъ, что общество или откажется отъ своей несправедливой оц?нки нашего д?ла или что посл?днее найдетъ достойнаго и справедливаго судью въ посл?дующихъ покол?ніяхъ. Иного м?рила истинности своихъ утвержденій личность не знаетъ.
Такъ выростаетъ надъ ней судія, которому рано или поздно, но неизб?жно предстоитъ произнести приговоръ надъ творчествомъ каждаго.
6) Есть еще одна тяжкая зависимость личности отъ общества, обычно остающаяся неосознанной.
Когда общество, ограничиваетъ насъ систематически въ свобод? нашихъ проявленій, подм?няетъ наши ц?ли своими, рекомендуетъ, а чаще навязываетъ пользованіе, лишь имъ одобренными средствами, оно убиваетъ въ изв?стной м?р? нашу личную иниціативу и этимъ культивируетъ въ личности чувство безотв?тственности.
Именно, на этой почв? ограниченія и подавленія личной самостоятельности, рождается у личности стремленіе слагать съ себя отв?тственность и за свои собственныя акты и за т? общественныя несовершенства, которыхъ она является свид?телемъ. Вина возлагается на партію, среду, общество, народъ. Личность же оказывается безвольной игрушкой, или сл?пымъ исполнителемъ общественныхъ вел?ній.
7) Наконецъ, въ этомъ изсл?дованіи антиномій, разд?ляющихъ общество и личность, должно найти себ? м?сто указаніе, частью методологическаго характера, но сохраняющее чрезвычайную важность для индивидуалистическаго міросозерцанія — указаніе на отсутствіе подлинной реальности у общества, какъ такового.
Подлинной самоочевидной реальностью — является личность. Только она им?етъ самостоятельное нравственное бытіе, и посл?днее не можетъ быть выводимо изъ порядка общественныхъ взаимоотношеній.
Правда, изв?стны утвержденія противоположнаго характера.
Основное историко-философское положеніе гегеліанства заключается — въ совершенномъ подчиненіи своеобразныхъ личностей моменту ихъ сліянія въ общественности, въ поглощеніи начала личнаго началомъ общественнымъ, въ утвержденіи самостоятельности посл?дняго, признаніи его абсолютнымъ, наконецъ, въ апофеоз? «государства» и «народа». Въ нихъ гегеліянство примиряетъ свободу и необходимость, въ нихъ его Міровой Абсолютный Духъ достигаетъ своего самосознанія; они, наконецъ, опред?ляютъ волю индивидуальности, влагаютъ въ нее реальное содержаніе, поставляютъ себя высшимъ, единственнымъ критеріемъ нравственности для ея устремленій.
Экономическій матеріализмъ, оставляя въ сторон? раздирающія его противор?чія и опред?ленно-прагматическій характеръ его отд?льныхъ утвержденій, хоронитъ личность въ угоду мистической реальности общественныхъ образованій, создаетъ себ? фетишъ — производственныхъ отношеній.
Наконецъ, есть писатели, которые, исходя изъ представленій объ обществ?, какъ своеобразномъ, автономномъ, им?ющемъ собственныя законом?рности «активномъ процесс?», не вдаваясь въ вышеуказанныя крайности, утверждаютъ т?мъ не мен?е общественность, какъ реальность sui generis.
Такъ французскій соціологъ — Дюркгеймъ полагаетъ, что «коллективныя наклонности им?ютъ свое особенное бытіе; это — силы настолько же реальныя, насколько реальны силы космическія, хотя он? и различной природы». Это — «реальности sui generis, которыя можно изм?рять, сравнивать по величин?». И Дюркгеймъ думаетъ, что зд?сь можно говорить о «психическомъ существ? новаго типа, которое обладаетъ своимъ собственнымъ способомъ думать и чувствовать». И такъ какъ «коллективныя представленія обладаютъ совершенно иной природой, ч?мъ представленія индивидуальныя», то и «соціальная психологія им?етъ свои собственные законы, отличающіеся отъ законовъ психологіи индивидуальной».
Возраженіе, что общество вн? лицъ не существуетъ, что въ обществ? н?тъ ничего реальнаго, происходящаго вн? индивида, Дюркгеймъ отводитъ ссылкой на наличность чувства у многихъ индивидуальностей, представляющихъ себ? общество, какъ «противод?йствующую имъ и ограничивающую ихъ силу», а также указаніемъ на то, что «коллективныя состоянія существуютъ въ групп?... раньше, ч?мъ коснутся индивида, какъ такового, и сложатся въ немъ въ новую форму чисто внутренняго психическаго состоянія».
Итакъ, существуютъ факты, явленія, «характерныя черты которыхъ отсутствуютъ въ элементахъ, ихъ составляющихъ». Таковы, напр. религія — образъ мышленія, присущій только коллективному существу, право (совокупность нормъ и совокупность правоотношеній), наконецъ, такія соціальныя явленія, какъ архитектурный типъ, орудія транспорта и пр.
Это разсужденіе, какъ вс? ему подобныя, безспорно, покоится на недоразум?ніи. Несомн?нно, что въ преломленіи нашего индивидуальнаго сознанія общество представляется моментомъ, над?леннымъ вс?ми атрибутами реальности, своеобразнымъ качествомъ, им?ющимъ свою психологію, свои специфическія силы, выражающимъ свою волю, утверждающимъ свои нормы. Отсюда возможность научно построить — ученіе объ общественномъ организм? и даже усматривать въ обществ? — самостоятельную нравственную субстанцію.
Однако, утверждать реальность за общественностью значило бы идти противъ самоочевидности.
Какъ не было и не могло быть общественности, сложившейся вн? людей, такъ не было и не можетъ быть ни одного общественнаго момента, который своимъ существованіемъ и своимъ развитіемъ не былъ-бы обязанъ личной иниціатив? и личному творчеству. Общественность всегда есть продуктъ личной воли, каковы-бы ни были мотивы, лежащіе въ основ? ея. И прежде ч?мъ какой либо фактъ становится фактомъ общественности, онъ долженъ быть выявленъ чьимъ-либо личнымъ сознаніемъ и долженъ быть выраженъ въ чьемъ-либо личномъ труд?. Мы не знаемъ иного способа зарожденія общественнаго факта. Фактъ индивидуальный, фактъ личности или личностей, усвоенный общественностью, испытавшій на себ? разнообразныя скрещивающіяся вліянія, пріобр?таетъ специфическій характеръ, становится чисто «соціальнымъ», и ему постепенно начинаютъ приписывать самостоятельную субстанцію, обращая его въ фетишъ — мистическую, непознаваемую «реальность».
Личность — всегда prius. Общественность — всегда ея производное. И реальна только личность — въ совокупности ея психофизическихъ особенностей, переживаній, устремленій, въ своеобразіи ихъ индивидуальнаго комплекса — единственномъ неповторимомъ. Общественность — реальна отраженнымъ св?томъ, св?томъ реальной личности.
Быть-можетъ, въ соціологической литератур?, вопросъ этотъ ник?мъ не былъ такъ широко поставленъ и такъ всесторонне осв?щенъ, какъ П. Л. Лавровымъ, который въ ц?ломъ ряд? сочиненiй д?лаетъ его центромъ своихъ изсл?дованій.
«...Личность лишь тогда — писалъ онъ въ своихъ «Историческихъ письмахъ» — подчиняетъ интересы общества своимъ собственнымъ интересамъ, когда смотритъ на общество и на себя, какъ на два начала, одинаково реальныя и соперничествующія въ своихъ интересахъ. Точно такъ же поглощеніе личности обществомъ можетъ им?ть м?сто лишь при представленіи, что общество можетъ достигать своихъ ц?лей не въ личностяхъ, а въ чемъ-то иномъ. Но и то, и другое — призракъ. Общество вн? личностей не заключаетъ ничего реальнаго... Общественныя ц?ли могутъ быть достигнуты исключительно въ личностяхъ..
«..Индивидуализмъ.... становится осуществленіемъ общаго блага помощью личныхъ стремленій, но общее благо и не можетъ иначе осуществиться. Общественность становится реализированіемъ личныхъ ц?лей въ общественной жизни, но он? и не могутъ быть реализированы въ какой-либо другой сред?». (Письмо шестое).[4]
И въ другихъ сочиненіяхъ онъ развиваетъ т? же мысли: «...Реальны въ исторіи лишь личности; лишь он? желаютъ, стремятся, обдумываютъ, д?йствуютъ, совершаютъ исторію» (Введеніе въ исторію мысли), «...Общества им?ютъ... реальное существованіе лишь въ личностяхъ, ихъ составляющихъ...» (Задачи пониманія исторіи), «...Вообще реальны лишь особи...» (Тамъ-же).
Но признавъ личность — основнымъ творцомъ общественности и ея исторіи, понимая самую общественность, какъ опред?ленную связность реальныхъ «мыслящихъ, чувствующихъ, хотящихъ» личностей (Виндельбандъ), мы т?мъ мен?е можемъ смотр?ть на общественность, какъ на объектъ одностороннихъ посягательствъ.
Только неограниченный индивидуализмъ, усматривающій въ ней самостоятельную реальность, можетъ направлять на нее свои отравленныя стр?лы.
Реалистическій анархизмъ — именно потому, что общественность есть продуктъ творческой воли личности — долженъ «оправдать» ее.
Анархическое міровоззр?ніе полагаетъ, что въ общественности подлинное освобожденіе можетъ найти свою опору.
Неограниченный индивидуализмъ ведетъ къ «дурной свобод?».
Изсл?дуемъ же аргументы, которыми защищается общественность.
1) Прежде всего общество, какъ изв?стный порядокъ взаимоотношеній живыхъ существъ — есть постоянный историческій фактъ. Челов?къ на вс?хъ ступеняхъ его историческаго развитія есть существо общественное (zoon politikon). Уже изъ основного факта челов?ческой природы — акта рожденія, вытекаетъ съ необходимостью моментъ сосуществованія старшихъ покол?ній съ младшими для выращиванія посл?днихъ и для разнообразныхъ формъ симбіоза въ ц?ляхъ взаимопомощи.
Мы не знаемъ изолированныхъ людей, за исключеніемъ аскетовъ и робинзоновъ, но и т? были продуктомъ общественности. «Даже уединенный отшельникъ — хорошо сказалъ Виндельбандъ — въ своей духовной жизни опред?ленъ обществомъ, которое его создало, и вся жизнь Робинзона покоится на остаткахъ цивилизаціи, изъ которой онъ былъ выброшенъ въ свое одиночество. Абстрактный «естественный» челов?къ не существуетъ; живетъ лишь историческій, общественный челов?къ».
Патетическія строки посвящаетъ «соціальному» Бакунинъ: «Челов?къ становится челов?комъ и достигаетъ сознанія и осуществленія своей челов?чности, лишь въ обществ? и единственно коллективнымъ д?йствіемъ всего общества… Вн? общества челов?къ в?чно остался бы дикимъ зв?ремъ или святымъ, что, въ сущности, приблизительно одно и то-же. Изолированный челов?кь не можетъ им?ть сознанія своей свободы... Я могу себя считать и чувствовать свободнымъ лишь въ присутствіи и по отношенію къ другимъ людямъ.... Общество предшествуетъ и переживаетъ всякаго челов?ческаго индивидуума, какъ сама природа; оно в?чно, какъ природа... Полное возстаніе противъ общества для челов?ка столь-же невозможно, какъ возстаніе противъ природы..» и, наконецъ: «Спрашивать, является-ли общество добромъ или зломъ, столь же невозможно, какъ спрашивать, является-ли добромъ или зломъ природа, всемірное, матеріальное, реальное, единое, всевышнее, абсолютное существо; это н?что большее, ч?мъ добро или зло; это безм?рный, положительный и первичный фактъ, предшествующiй всякому сознанію, всякой иде?, всякой интеллектуальной и моральной оц?нк?, это само основаніе, это м?ра, въ которой позже фатально развивается для насъ то, что мы называемъ добромъ или зломъ». («Богъ и Государство»).
2) На вс?хъ ступеняхъ развитія живыхъ существъ общественность является продуктомъ неумолчнаго инстинкта самосохраненія.
Въ наше время уже довольно поколеблено то ортодоксальное пониманіе дарвинизма, согласно которому весь жизненный процессъ сводится къ неограниченной и безпощадной борьб? за существованіе — борьб?, понимаемой, какъ взаимоуничтоженіе, истребленіе.
Кесслеръ, Тимирязевъ, Кропоткинъ, Эспинасъ, опираясь на самого Дарвина, предостерегавшаго своихъ посл?дователей отъ переоц?нки и искаженія его термина «борьба за существованіе», указали, что самая «борьба за существованіе» не является постояннымъ фактомъ существованія какихъ-либо особей одного вида, а возникаетъ между ними лишь тогда, когда условія среды недостаточны, чтобы обезпечить имъ существованіе. Такимъ образомъ, возможность мира при наличности благопріятныхъ условій не исключается. Уже Дарвинъ указывалъ на роль общественности, а Эспинасъ прямо утверждаетъ, что н?тъ почти живыхъ существъ, не вступающихъ хотя бы въ кратковременные союзы съ другими особями того же вида. Повсем?стность соціальнаго существованія есть такимъ образомъ фактъ безспорный.
И это не все. Позже удалось подм?тить и доказать, что индивидуальныя приспособленія особи обычно уступаютъ м?сто соціальной приспособляемости, т.-е. на лицо выступаютъ опред?ленныя преимущества, хотя бы индивидуально и бол?е слабыхъ, но бол?е воспріимчивыхъ и соціально объединенныхъ особей. При этомъ наблюденіи установили зам?чательный фактъ постепеннаго выт?сненія и совершеннаго исчезновенія индивидуума въ случаяхъ антагонизма его жизненныхъ интересовъ интересамъ вида. М?сто неуживчиваго индивидуума занимается другимъ бол?е приспособленнымъ. Именно на этомъ основаніи многіе біологи признаютъ, что выигрышъ для любой индивидуальности, въ смысл? обезпеченiя ея правъ на существованіе, въ обществ? — огроменъ.
Такимъ образомъ, выживаютъ или поб?ждаютъ не наибол?е сильные индивидуально, аггрессивные, приспособленные къ борьб? организмы, a бол?е слабые, но бол?е т?сные, бол?е соціальные. Торжество соціальной помощи, передъ чисто индивидуалистическимъ захватомъ, — прочный біологическій фактъ. Естественный отборъ — на сторон? соціальныхъ особей.
Въ изв?стныхъ «Очеркахъ о взаимопомощи» Кропоткинъ показалъ — какъ въ «безчисленныхъ сообществахъ животныхъ исчезаетъ борьба между отд?льными индивидуальностями изъ-за средствъ существованія и борьба зам?няется коопераціей».
И Кропоткинъ утверждаетъ, что т? общества, которыя будутъ заключать наибольшее количество членовъ, наибол?е симпатизирующихъ другъ другу, будутъ и наибол?е процв?тать и оставлять наибольшее количество потомковъ».
Такъ «взаимопомощь» становится такимъ же закономъ животной жизни, какъ и взаимная борьба. И челов?къ не является исключеніемъ въ природ?. Онъ также подчиненъ великому инстинкту самосохраненія, a сл?довательно, стремится къ общественности и взаимопомощи, гарантирующимъ наилучшіе шансы выжить и оставить потомство. Разнообразныя формы коопераціи и разные типы профессіональнаго движенія, есть проявленіе въ соціальномъ план? закона взаимопомощи, видоизм?няющаго біологическій принципъ «борьбы за существованіе».
И самая культура, сл?довательно, есть лишь система средствъ, которыми общественность стремится утолить изначальный инстинктъ самосохраненія.
Для изолированнаго челов?ка культура — невозможна, не только какъ представленіе, но и технически. Невозможны ея основныя предпосылки, какъ языкъ, групповая взаимопомощь и пр.
Языкъ, семья, отечество — сверхъиндивидуальны. «Эти три основныя образованія — пишетъ В. Соловьевъ — несомн?нно, суть частныя проявленія челов?чества, а не индивидуальнаго челов?ка, который, напротивъ, самъ отъ нихъ вполн? зависитъ, какъ отъ реальныхъ условій своего челов?ческаго существованія». («Идея челов?чества у Огюста Конта»). «Языкъ — читаемъ мы у авторитетнаго русскаго лингвиста Потебни — развивается только въ обществ?, и притомъ не только потому, что челов?къ есть всегда часть ц?лаго, къ которому принадлежитъ, именно своего племени, народа, челов?чества, не только всл?дствіе необходимости взаимнаго пониманія, какъ условія возможности общественныхъ предпріятій, но и потому, что челов?къ понимаетъ самого себя, только испытавши на другихъ людяхъ понятность своихъ словъ». «Лишь въ общеніи челов?къ научается слову» — говоритъ также С. Трубецкой — и «уб?ждается во всеобщемъ логическомъ значеніи своего разума».
Этотъ инстинктъ самосохраненія связанъ, поэтому, уже съ первыхъ шаговъ челов?ческаго существованія, съ инстинктомъ стадности, о которомъ говорятъ вс? антропологи.
У англійскаго ученаго Макъ-Дауголла («Основныя проблемы соціальной психологіи») мы находимъ любопытныя разсужденія о стадномъ инстинкт?, не требующемъ для своего проявленія въ прост?йшей форм? «какихъ-либо высокихъ душевныхъ качествъ, никакой симпатіи или склонности къ взаимной помощи». Макъ-Дауголлъ считаетъ для антропологіи доказаннымъ существованіе стаднаго инстинкта у первобытнаго челов?чества. Но онъ указываетъ также на разнообразныя и весьма любопытныя проявленія его у цивилизованныхъ людей нашего времени. Онъ отм?чаетъ «ужасающій и пагубный ростъ» современныхъ городовъ, даже тогда, когда это прямо не диктуется экономическими условіями; онъ отм?чаетъ наклонность современной администраціи всячески поощрять этотъ стадный инстинктъ и приходитъ къ заключенію, что «при значительной свобод? образованія аггрегацій современныхъ націй его непосредственное д?йствіе способно дать уклоняющіеся отъ нормы и даже вредные результаты». Наконецъ, изъ стаднаго инстинкта, повидимому, вырабатывается и то чувство «активной симпатіи», принимающее весьма многочисленныя и разнородныя формы у современнаго челов?ка, которое необходимо предполагаетъ общеніе.
Своеобразной иллюстраціей вліянія общественности на сохраненіе индивидуальности, обреченной на гибель въ условіяхъ бол?е или мен?е изолированнаго существованія, могло бы служить указаніе хотя бы на фактъ самоубійства въ современномъ обществ?. Общеизв?стно, что культурные народы современности съ зам?чательной правильностью, характеризующей вс? соціальныя явленія, даютъ изъ году въ годъ опред?ленный процентъ самоубійствъ. Среди многочисленныхъ изсл?дованій, посвященныхъ изученію причинъ этой таинственной законом?рности, сл?дуетъ особо выд?лить зам?чательный трудъ французскаго соціолога Дюркгейма — «Самоубійство». Посл? всесторонняго, тщательнаго анализа разнообразныхъ факторовъ, вызывающихъ фактъ самоубійства — религіозныхъ, экономическихъ, правовыхъ, политическихъ и пр., Дюркгеймъ приходитъ къ выводу, что «число самоубійствъ изм?няется обратно пропорціонально степени интеграціи религіознаго, семейнаго, политическаго общества», или, другими словами, «число самоубійствъ обратно пропорціонально степени интеграцiи т?хъ соціальныхъ группъ, въ которыя входитъ индивидъ». Крайній индивидуализмъ, непризнающій иныхъ стимуловъ, кром? стремленія къ немедленной реализаціи своей воли — по мн?нію Дюркгейма — не только благопріятствуетъ д?ятельности причинъ, вызывающихъ самоубійства, но можетъ считаться одной изъ непосредственныхъ причинъ такого рода. Наоборотъ, общественность, вырабатывающая чувства симпатіи и солидарности — даже и при современныхъ, въ высшей степени несовершенныхъ (экономически и морально) формахъ ея организаціи — является могучимъ средствомъ защиты противъ общераспространенной и, повидимому, пока неустранимой тенденціи къ самоубійству.[5]
Такимъ образомъ, общественность является неизб?жнымъ продуктомъ неискоренимаго въ насъ инстинкта самосохраненія.
3) Общественность помимо утоленія нашего инстинкта самосохраненія — представляетъ еще одну спеціальную выгоду для развитія и совершенствованiя нашей индивидуальности — выгоду «большого числа».
Въ настоящее время является бол?е или мен?е общепризнаннымъ, что увеличеніе разм?ровъ соціальнаго круга является чрезвычайно благопріятнымъ, какъ для развитія индивидуальныхъ способностей, такъ и для повышенія общаго уровня самого общежитія.
«Въ обширномъ соціальномъ кругу — пишетъ, наприм?ръ, Зиммель — обыкновенно встр?чается большее или меньшее число выдающихся натуръ, которыя д?лаютъ борьбу для слаб?йшихъ непосильной, подавляютъ ихъ и т?мъ самымъ повышаютъ общій уровень даннаго соціальнаго круга». («Соціальная дифференціація»).
Съ другой стороны, только большое общество можетъ обезпечить далеко идущую дифференціацію занятій и, непосредственно связанную съ ней, дифференціацію способностей. Только широкому соціальному кругу — подъ силу выростить и образовать многограннаго челов?ка современности съ его всеобъемлющимъ кругозоромъ и яснымъ пониманіемъ задачъ міровой культуры.[6]
Высоко дифференцированной личности т?сно въ небольшомъ кругу. Подъ опасеніемъ задохнуться и поставить пред?лъ дальн?йшему развитію своихъ особенностей, индивидуальность выбрасывается за пред?лы, не дающей простора ея силамъ, общественной группы въ поискахъ за бол?е широкимъ дифференцированнымъ кругомъ. Мощная личность нуждается въ необозримомъ матеріал? для своего творческаго «д?ла». И ареной ея исканій можетъ быть ц?лый міръ.
Довольно прим?ра современной крошечной Швейцаріи съ ея ограниченнымъ географическимъ масштабомъ, съ ея м?щанскимъ бытомъ и узкимъ кругозоромъ, чтобы вид?ть, какъ крупная индивидуальность, родившаяся въ ея пред?лахъ, движимая силой безошибочнаго инстинкта, оставляетъ отечество и б?житъ въ сос?днія большія страны. А восл?дъ ей несутся обывательскіе крики о черствости и неблагодарности къ «своимъ».
4) Какъ общественности обязаны мы сохраненіемъ и посл?довательнымъ усовершенствованіемъ — въ смысл? приспособленія къ новымъ, бол?е сложнымъ задачамъ челов?ческаго существованія — нашего физическаго типа, такъ мы ей обязаны и т?мъ, что является самымъ дорогимъ для насъ въ нашей природ? — одушевляющими насъ нравственными идеалами.
Мораль также, какъ нашъ языкъ, какъ наша логика — им?етъ соціальную природу. Понятіе оц?нки, понятіе идеала, какъ и все содержаніе нашей морали, выростаютъ на почв? борьбы личности за свою свободу, борьбы, предполагающей соціальную среду. Сл?довательно, самые пламенные протесты анархистскаго міровоззр?нія, противъ общественнаго деспотизма, т? осл?пительныя переспективы, которыя рисуются намъ при мысли, что когда-нибудь падутъ посл?днiя общественныя оковы, все-же порождены принадлежностью нашей къ общественной сред?. И не только отрицанія наши, но и самыя см?лыя утвержденія наши неизб?жно строются на матеріал?, который даетъ многов?ковая челов?ческая культура. Общественность есть — гигантскій возбудитель нашихъ моральныхъ устремленій. Ей принадлежитъ заслуга пробудить въ насъ то, что единственно намъ дорого въ нашемъ челов?ческомъ существованiи — творческую волю къ свобод?!
5) Новымъ и, быть-можетъ, наибол?е значительнымъ аргументомъ въ защиту общественности является указаніе на то, что каждая автономная личность, каждое самоопред?ляющееся «я» — въ его ц?ломъ — есть прежде всего продуктъ общественности.
Кто можетъ изъ насъ сказать — какою частью нашего «я» мы обязаны себ? и только себ? и что дала намъ исторія и современная общественность? Какъ опред?лить въ образованіи нашей личности роль нашихъ индивидуальныхъ усилій, какъ учесть вліяніе на нее рода, школы, друзей, творчества всего предшествовавшаго челов?чества.
Съ момента нашего явленія на св?тъ и особенно съ момента, когда открывается наша сознательная жизнь, мы пріобщаемся къ огромному фонду в?рованій, мыслей, традицій, практическихъ навыковъ, добытыхъ, накопленныхъ и отобранныхъ предшествующимъ историческимъ опытомъ. И такъ же, какъ культурный опытъ научилъ насъ наибол?е экономичными и в?рными средствами оберегать физическій нашъ организмъ, такъ, сознательно и безсознательно, усваиваемъ мы тысячи готовыхъ способовъ возд?йствія на нашу психическую организацiю. И прежде ч?мъ отд?льное «я» получитъ возможность свободнаго, сознательнаго отбора идей и чувствъ, близкихъ его психофизической организаціи, оно получитъ не мало готовыхъ ц?лей и средствъ къ ихъ достиженію изъ лабораторіи исторической общественности.
Нашему живому опыту предшествуетъ опытъ людей давно умершихъ и ихъ могилы продолжаютъ говорить намъ. Он? говорятъ о порывахъ и творчеств? нашихъ предковъ, о насл?дств?, оставленномъ намъ. Мы окружены ихъ дарами, не сознавая часто, какія гигантскія усилія воли были отданы на завоеваніе вещей — сейчасъ намъ столь необходимыхъ и вс?мъ доступныхъ. Истреблялись племена и народы, исчезали ц?лыя покол?нія, зажигались костры, ставились памятники — и весь этотъ необъятный опытъ отданъ намъ. И незам?тно для насъ онъ овлад?ваетъ нами, онъ подсказываетъ намъ наши мысли, пробуждаетъ наши чувства, опред?ляетъ наши д?йствія.
И уже одинъ фактъ принадлежности къ опред?ленной общественной групп?, изв?стному народу или эпох?, независимо отъ нашего личнаго участія въ ихъ творческой работе, насъ совершенствуетъ. Подобно влад?льцу недвижимости въ город?, получающему «незаслуженный приростъ ц?нности», благодаря техническому преусп?янію города или росту его населенія, принадлежность наша къ изв?стному обществу даритъ насъ грандіозными интеллектуально моральными завоеванiями, далеко превосходящими наши личныя силы.
Такъ, прежде ч?мъ проснулся въ насъ нашъ критическій духъ, мы оказываемся въ пл?ну чужихъ представленій, чужихъ утвержденій, то несущихъ намъ радости, то трагически терзающихъ насъ.
И, если въ насъ не встанетъ творецъ, чужіе призраки овлад?ютъ нами и мы будемъ нести ихъ ярмо, не сознавая себя рабами.
Но каждый изъ насъ можетъ и долженъ быть свободнымъ; каждое «я» можетъ быть творцомъ и должно имъ стать. Переработавъ въ горнил? своихъ чувствованій то, что даютъ ему другія «я», то, что предлагаетъ ему культурный опытъ, сообщивъ своему «д?лу» нестираемый трепетъ своей индивидуальности, творецъ несетъ въ в?чно растущій челов?ческій фондъ свое, новое и такъ вліяетъ на образованіе вс?хъ будущихъ «я».
Разв? этотъ непрерывный ростъ челов?ческаго творчества, гд? — прошлое, настоящее и будущее связаны однимъ бушующимъ потокомъ, гд? каждое мгновеніе живетъ идеей в?чности, гд? всему свободному и челов?ческому суждено безсмертіе, гд? отд?льный творецъ есть лишь капля въ вздымающемся океан? челов?ческой воли — не родитъ — могучаго оптимистическаго чувства? Именно въ идеяхъ непрерывности и связности почерпали радостный свой пафосъ знаменитыя системы оптимизма — Лейбницъ, Гердеръ.
Гердеровская идея прогресса — есть идея осуществленія «челов?чности» (Humanit?t, Edle Menschlichkeit), постояннаго движенія къ общей связанности вс?хъ и сліянію природы и культуры въ одномъ ц?ломъ.
Разв? подобное ученіе, обращенное ко вс?мъ народамъ, какъ отд?льнымъ самостоятельнымъ иидивидуальностямъ, призывъ связать творческіе порывы отд?льныхъ покол?ній въ одушевленное общее стремленіе, не есть подлинно анархическое ученіе?[7]
6) Серьезнымъ аргументомъ въ защиту общественности является фактъ непрерывнаго — въ интересахъ личности — прогресса самой общественности.
Мы говорили уже выше о неизб?жности рабской зависимости организатора отъ организуемыхъ, вождя отъ стада; мы знаемъ о трагической необходимости для каждой индивидуальности соглашать свою «правду» съ «правдами» другихъ и строить, такимъ образомъ, «среднюю», для личности мучительную и ложную «правду».
Мы знаемъ, какъ неудержимо еще стремленіе и у современной индивидуальности игнорировать «я», какъ таковое, попирать чужое «я». Современная индивидуальность еще не останавливается ни передъ гекатомбами изъ чужихъ устремленій, ни передъ существованіемъ рабовъ.
Но, какъ говорилъ еще Фейербахъ, исторія челов?ческаго общества есть исторія постепеннаго расширенія свободы личности.
Процессъ ея раскр?пощенія шелъ стихійной силой.
Прежде всего самое развитіе общественности несло освобожденіе своему антагонисту. Крупные политическіе перевороты, революціи были одновременно новыми завоеваніями личныхъ правъ. Деклараціи, кодексы оставались ихъ памятниками. Такъ ран?е другихъ съ возв?щеніемъ свободы сов?сти пали религіозныя путы.
Правда, ростъ культуры есть вм?ст? ростъ задачъ общественнаго союза. Полномочія его расширялись и онъ закр?плялъ свои позиціи жел?зной организаціей. Такъ — разростаніе общественности, или, какъ ея выраженія, государственной д?ятельности, знаменуется постояннымъ ростомъ бюджета.
Но, съ одной стороны, простого наблюденія политической д?йствительности довольно, чтобы вид?ть, что ростъ общественной власти, за счетъ личныхъ правъ, нын? возможенъ и терпимъ лишь въ области экономической. Вн?шнія организаціи, загромождающія новый міръ и пугающія насъ призраками новыхъ формъ закр?пощенія, создаются почти исключительно въ хозяйственныхъ ц?ляхъ.
Съ другой стороны, именно въ усложненіи общественности, рост? ея функцій и органовъ — лежитъ залогь дальн?йшаго освобожденія индивидуальности. Прежнее общество поглощало личность, ибо посл?дняя принадлежала ему вс?ми сторонами своего существованія. Контроль общественности былъ неизб?женъ, да и самое благополучіе личности завис?ло всец?ло отъ благосклонности коллектива.
Эта централизующая сила, порожденная живыми реальными потребностями, въ наши дни бол?е не можетъ быть оправдана и м?сто ея занимаетъ противоположная тенденція — центроб?жная.
Современный коллективъ къ тому-же слишкомъ обширенъ, чтобы опекать каждую личность. Личность находится съ нимъ въ самыхъ разнообразныхъ соотношеніяхъ и уже эта многочисленность связей позволяетъ личности ускользнуть отъ опеки и б?жать кабалы неизб?жной въ однородности примитивнаго общества. Ростъ соціально-экономической дифференціаціи есть, такимъ образомъ, одновременно и ростъ автономіи личности. Прогрессъ общественности становится процессомъ непрерывнаго освобожденія личности и, сл?довательно, ея собственнаго прогресса.
Наконецъ, многообразіе современной личности д?лаетъ р?шительно невозможнымъ удовлетвореніе ея запросовъ собственными средствами. И прогрессирующая общественность приходитъ ей на помощь. Она даетъ личности — транспортъ, дворцы и парки, школу, музей, библіотеку.
Прогрессъ общественности и личности заключается въ углубленіи ихъ взаимод?йствія.
7) Всесторонняя оц?нка общественности не можетъ не поставить передъ нами и проблемы великихъ людей.
Какъ возможенъ вообще великій челов?къ: геній, вождь, герой, выдающаяся индивидуальность?
Не есть-ли геній въ его своеобразіи, оригинальности его ц?лей и средствъ, въ его видимой враждебности всему «соціальному» — уже самъ по себ? наибол?е яркое отрицаніе общественности? Что связываетъ съ ней великаго челов?ка, если она ему готовитъ обычно трагическую судьбу — быть непонятымъ, часто гонимымъ. Ч?мъ обязанъ онъ общественности, если сущность его индивидуальности и его творческой воли — является живымъ опроверженіемъ его психическихъ критеріевъ и ея воспитательныхъ пріемовъ?
Кому обязаны ихъ геніемъ — Сократъ, Галилей, Э. По, Толстой, «своей» общественности, міровой культур? или только самимъ себ??
Что подтверждаютъ они? Или они — совершенное исключеніе въ рядахъ общественной законом?рности, дарвиновская «счастливая случайность»?
Я полагаю — н?тъ! Геній — великая челов?ческая радость, великій брать, который творческимъ гор?ніемъ своимъ пріобщаетъ насъ в?чности и т?мъ даетъ самое большее доказательство любви, какое вообще можетъ быть дано челов?комъ! Черезъ творческій полетъ генія связываемъ мы себя со вс?мъ нашимъ прошлымъ и будущимъ, въ геніи постигаемъ наши возможности, геніемъ можемъ оправдать нашу общественность.
Именно геній и есть величайшее торжество общественности, ибо что иное геній, какъ не синтезъ всего, что смутно предчувствуется, бродитъ, и не находитъ себ? формы въ самой сред?, взростившей генія? Геній — живой, органическій, своеобразный синтезъ, способность въ многогранной воспріимчивости объять все, доступное другимъ лишь по частямъ. Отсюда тотъ восторгъ и преклоненіе, которымъ встр?чаютъ д?ло генія вс?, кто узнаетъ въ немъ свои тайныя предчувствія и въ совершенной форм? познаетъ свои собственныя стремленія. Отсюда глумленіе и ненависть вс?хъ т?хъ, кто инстинктивно чувствуетъ въ геніи способность встать надъ уровнемъ среды и, пренебрегая вс?мъ условнымъ и относительнымъ, выявить въ творчеств? своемъ элементы в?чнаго — говорить не только о настоящемъ, но приподнять зав?сы будущаго!
Такъ только можетъ понимать генія анархистское міровоззр?ніе.
Такъ опред?лялъ генія анархистъ-философъ — Гюйо. «Геній — пишетъ онъ въ изсл?дованіи «Искусство съ точки зр?нія соціологіи» — быть можетъ, бол?е другихъ представляетъ ineffabile individuum и въ то же время онъ носитъ въ себ? какъ-бы живое общество... Способность отд?ляться отъ своей личности, раздвояться, обезличиваться, это высшее проявленіе общительности (Sociabilit?) ...составляетъ самую основу творческаго генія»...
Бакунинъ также понималъ генія, какъ продуктъ общественности: «..Умъ величайшаго генія на земл? не есть-ли что иное, какъ продуктъ коллективнаго, умственнаго, и также и техническаго труда вс?хъ отжившихъ и нын? живущихъ покол?ній?... Челов?къ, даже наибол?е одаренный, получаетъ отъ природы только способности, но эти способности умираютъ, если он? не питаются могучими соками культуры, которая есть результатъ техническаго и интеллектуальнаго труда всего челов?чества».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.