О единстве мира природы и человека
О единстве мира природы и человека
Порядок природы, в котором находится также и человеческий род, Коллонтай представляет как сеть постоянных и закономерных отношений между вещами-предметами. Центральной категорией таким образом понимаемого порядка является «закон». Какое значение Коллонтай связывает с этим термином? В «физическо-моральном порядке» представлен развернутый вывод, касающийся определения «закона». Там Коллонтай приводит восемь значений этого термина (см. там же, 167). Среди них главное внимание уделяется тому значению, которое он понимает как «физический закон». Размышления на эту тему открывает фрагмент из сочинения Бюффона «Sur la maniere d’etudier et de traiter l’histoire» (О способе изучения и трактовки истории), содержащий определение «закона природы». Коллонтай соглашается со взглядом Бюффона, согласно которому физический закон является неизменным и всеобщим принципом, способом существования вещей либо хода физических процессов. Эти принципы Бюффон называет «всеобщими следствиями» в отличие от отдельных следствий, т. е. единичных явлений и событий. «Всеобщие следствия» и вообще «наиболее общие следствия» наука должна истолковывать как причины, т. е. как законы физических процессов, потому что первопричина недоступна нашему познанию.
Эту точку зрения мы находим также и у Коллонтая. Законы вещам-предметам были даны первой причиной. В этом неотвратимо убеждает даже наиболее простое размышление о мире. «Предметы» не могли сами себе придать законов, так как они сначала должны были существовать, а их существование должно было соответствовать этим законам. Суть этого понимания отчетливо видна в следующем выводе: «Но следствие не может быть причиной самого себя, ибо невозможно допустить, чтобы столь многочисленные и столь различные между собой предметы имели силу и разум, необходимые для того, чтобы они могли выбрать и дать себе одинаковый способ образования, возникновения и бытия прежде, чем они сами возникли. Поэтому легко понять, что законы… они получили от совершенно другой силы» (14, 363–364). В окончательном виде Коллонтай следующим образом определяет законы: «…законы, от которых зависит способ бытия каждого предмета, суть не что иное, как только устойчивые, неизменные и необходимые правила, согласно которым каждый предмет в отдельности и все вместе, будучи таковыми, каковы они суть, сохраняют свое существование соответственно своей природе» (там же, 363).
Как видно из определения закона, Коллонтай отходит от терминологии Бюффона и не применяет категории «всеобщего следствия» (либо «общего») Доказывая, что деление на причины и следствия имеет относительный характер (ибо «каждый знает, что одно следствие может быть причиной другого следствия») (30, 161), Коллонтай подчеркивает причинный характер законов. Задачей наук является открытие законов, управляющих явлениями природы, а это означает, в его понимании, открытие прежде всего их причин (там же, 24).
Перейдем теперь к более детальной характеристике вопроса: какими свойствами обладают законы и каким образом они действуют?
Уже в заголовке труда «Физическо-моральный порядок» Коллонтай называет законы «вечными, неизменными и необходимыми». Смысл этой характеристики раскрывается следующим образом: «После этого пояснения… физических законов легко многое понять. Мы назвали их вечными, потому что они должны были предшествовать всем следствиям, которые действуют в соответствии с ними. Мы назвали их неизменными и необходимыми, потому что длительное наблюдение следствий, которые совершаются одним и тем же способом, показывает, что предметы, подчиняющиеся им, подчиняются с необходимостью и неизменностью… Из этого для нас вытекает важнейшее положение, что каждый физический закон влечет за собой с неизбежностью необходимость. Такой закон не может быть безрезультатным, его нельзя ни отменить, ни перешагнуть; одним словом, предмет, который подчиняется этому закону, является по отношению к нему пассивным… поэтому, как только наступает причина, то сразу же с необходимостью наступает следствие… Законы невозможно нарушить и отделить от сущности каждой вещи, невозможно ни уменьшить, ни увеличить, ни отменить их следствий; они действуют в нас без нашего участия и не требуют нашего разрешения, нашего выбора» (там же, 161–162).
Пассивность отдельных предметов по отношению к законам, которым они подчиняются, отнюдь не означает, что эти законы являются чем-то полностью от них независимым, внешним. Наоборот, Коллонтай называет закон по-другому «природой», «свойством либо внутренней силой» данного явления (иногда для обозначения этого понятия он пользуется оборотом «principium actuosum entis internum») (см. там же, 165–166). И вообще он считал, что основной чертой, проявлением закономерности мира — как среди органических, так и среди неорганических тел — является спонтанное взаимное воздействие предметов друг на друга (см. 33, 160).
Однако Коллонтай не делает из этих утверждений последовательного вывода о спонтанном движении в природе, а его попытка сформулировать такой вывод встретилась с решительным возражением со стороны Я. Снядецкого, который был признанным авторитетом в области естественных наук. В конечном счете Коллонтай придерживался взгляда, что движение и его законы были даны материи извне, первой причиной; однако они были даны как внутренние свойства физической природы. В этом же смысле наука исследует их как свойства материи, являющейся единой основой мира, доступного познанию.
Следовательно, существование или несуществование первопричины (бога) является для мира и его закономерностей безразличным. Полное устранение причины, трансцендентной по отношению к миру, ничего не изменило бы в ходе дел природы и человека. Законы, данные однажды, стали неотвратимым фактом; их содержание может быть открыто исключительно в результате исследования явлений природы; они не могут быть открыты никаким откровением, никакой теологией. Врожденная закономерность господствует в мире с такой подавляющей необходимостью, что Коллонтай, не колеблясь, подчиняет ей по сути дела даже закон божий. Так следует понимать его тезис о невозможности чуда; точно так же следует истолковывать его общее утверждение о невозможности устранения необходимости, вытекающей из действия законов. Даже творец законов не в состоянии устранить закономерный и необходимый ход дел.
Таким образом, все, что существует, по мнению Коллонтая, охвачено действием некоторых всеобщих закономерностей: «…все существа соединены общими законами, как цепью, которая связывает все вещи в единый порядок» (14, 367). Общие законы, касающиеся всего мира и всех его частей, являются основой единства этого порядка, опирающегося на «единую сущность частиц (первоэлементов)». Все же кроме общих законов существуют частные законы, касающиеся исключительно отдельных областей природы. Наряду с законами, «общими для всех предметов», существуют особые законы, свойственные только одному либо двум «царствам предметов» (см. 30, 26 и сл.). Закономерности, по мнению Коллонтая, располагаются в некотором порядке, который можно было бы приравнять к восходящей спирали: от неорганических тел к миру животных и миру человека.
Место человека в этом порядке выделено не только с точки зрения исключительно ему принадлежащих физических законов. У Коллонтая речь идет здесь о том, что «если мы будем разбирать законы, свойственные людям, то мы найдем, что одни из них носят физический характер, а другие моральный, так как отношения, которые существуют между одним человеком и другим, бывают физическими и моральными» (там же).
По характеру своего действия моральные законы не отличаются от физических; они действуют так же «постоянно, неизменно и необходимо». Коллонтай специально делает упор на сходстве характера действия морального и физического законов. Вся разница между ними сводится к тому, что действие одних вызывает физические следствия, а других — моральные. Но это даже не означает, что они (законы и результаты их действия) должны выступать в действительности отчетливо разделенными на физические и моральные. Каждый человеческий поступок, каждое человеческое явление можно рассматривать как явление исключительно физическое или механическое. Однако такое понимание не учитывает своеобразного характера человеческих поступков. Коллонтай считал, что человеческие проблемы всегда выступают с уклоном в своеобразное «моральное» (т. е. общественное) содержание, которое неотделимо от отношений между людьми, и именно оно должно быть предметом рассуждений философа и моралиста (там же, 172).
Моральным законом является, например, «способность свободного действия», свойственная исключительно человеку. Конечно, действие этого закона можно рассматривать «с механической точки зрения», но тогда исчезнет вся проблематика, являющаяся собственно моральной. Действие этого закона может проявляться, например, в функциях, квалифицируемых с этической точки зрения как добро или зло, но к знанию и оценке в данном случае не может привести ни одно исследование, проводимое с «механической точки зрения» (там же).
Впрочем, здесь речь идет не только о моральных оценках и нормах. Как уже говорилось, «моральная наука» означает здесь у Коллонтая то же самое, что сегодня мы могли бы назвать наукой об обществе. Предметом законов и моральной науки является, следовательно, не только мораль. Ни описательная, ни нормативная этика не исчерпывает предмета моральной науки, хотя и относится к ней. Предметом ее исследований являются прежде всего те отношения и закономерности, выступающие в человеческом мире, которые не относятся к биологической или физической области. Таким образом, политические, правовые и экономические отношения наряду с собственно моральными отношениями входят в круг интересов моральной науки. А моральные законы — это основа формирования этих разнородных общественных отношений. К этому следует добавить, что важной функцией так понимаемой моральной науки являются размышления и установки из области онтологии, касающиеся в целом «естественного закона».
Проблема предмета моральной науки не была для Коллонтая только лишь вопросом формально-терминологического свойства. Его интересовали прежде всего содержательные стороны темы, связанные с программой нового понимания этики и новой концепцией совокупности наук о человеке. По этим проблемам новаторство Коллонтая противостояло не только религиозно-схоластической и религиозно-шляхетской традиции, но и некоторым попыткам понимания этики и нравственного воспитания, которые предпринимались зачастую в школах, реформированных Эдукационной комиссией, в частности такими авторами, как Г. Пирамович и А. Поплавский. По поводу работы первого из них Коллонтай писал: «Моральная наука Пирамовича является скорее всего этикой и, как таковая, содержит хорошие советы, но она не охватывает всех важнейших для морали случаев; представленный здесь кратко закон природы отвечает всему, чего не сможет охватить даже самая обширная этика; необходимо из этих законов: 1) показать, что в природе есть необходимый порядок, т. е. что должны быть неизмененные правила в моральном порядке точно такие же, как в физическом порядке, 2) что моральный порядок с необходимостью вытекает из физического порядка, который мы не приписали себе сами, а с которым мы вступаем в мир; 3) что физический порядок по отношению к моральным вопросам человека находится в его потребностях и т. д.» (23, 2, 335).
Такое понимание Коллонтаем закона природы обнаруживает черту, родственную французскому физиократизму, а именно взгляд на зависимость «морального порядка» от «физического порядка». Несмотря на то что эта черта отчетливо обнаруживается во взглядах Коллонтая, все же окончательный характер этой зависимости неясен. Уже само понятие «физический порядок» должно вызывать в этом контексте различные сомнения. Этим понятием обозначается совокупность закономерностей, соединяющих в «единую цепь» все «существа», включая человека. Однако настоящий порядок как целое не принимает непосредственного участия в формировании «морального порядка». Коллонтай только выделяет конкретные физические звенья, которые должны соединять человека со всеобщим порядком, и именно они составляют «физический порядок по отношению к моральным проблемам человека». «Этими звеньями являются чувства, потребности и силы» (30, 55). Таким образом, оказывается, что «моральный порядок» непосредственно «вытекает с необходимостью» из чувственности, материальных, а также физических и духовных потребностей и сил человека. Центральную роль здесь играют потребности и возможность их удовлетворения благодаря силам, которыми природная сущность или природа наделила человека.
В чем же заключается зависимость «морального порядка» от «физического порядка»? Ответ Коллонтая на этот вопрос можно представить следующим образом. Человек является одним из звеньев физического бытия как существо, с необходимостью требующее для своего существования присвоения материальных внешних вещей; чувственные ощущения, составляющие начало любого познания и знания, а также физическая энергия, присущая человеку, создают основы гармонической связи человеческого рода со всей физической природой. Именно благодаря всему этому человек принадлежит к «физическому порядку». Более того, так как человек благодаря чувственным ощущениям знает о своих потребностях и благодаря присущей ему энергии и силам может их удовлетворить при помощи использования внешних вещей, то поэтому законом его существования является определенный «моральный порядок», элементарными принципами которого являются сохранение самого себя и обеспечение своей безопасности, способность приобретения, а также ряд прав и обязанностей, включая добродетели, казалось бы предметно недетерминированные, например, такие, как альтруизм или даже героизм (см. там же, 55–56). Легко заметить, что связка «поэтому», соединяющая здесь первый и второй порядок, не является однозначной. Оказывается, здесь она должна обозначать вид причинной связи. Потребности и силы человека должны быть причиной господствующих моральных (общественных) законов. Однако Коллонтай не рассматривает более детально характер этой связи, хотя многократно и утверждает в общих словах, что «моральный порядок вытекает с необходимостью из физического порядка».
Описание причинных аспектов связи между этими двумя порядками человеческого бытия Коллонтай дополняет следующим образом:
«Считая, что природа в своих законах и целях не может противоречить самой себе, легко убедиться, что поскольку мы ни в коем случае не можем обойтись без удовлетворения наших потребностей, то, пользуясь силами, могущими удовлетворить наши потребности, мы должны иметь право добывать эти вещи. И конечно, мы имеем такое право, ибо в противном случае природа ошиблась бы в своих целях» (14, 384–385)[23].
Кажется, в данном случае детерминизм Коллонтая окрашен своеобразным телеологизмом. Но скорее всего это высказывание случайно для взглядов Коллонтая.
В этом смысле интересным является ответ Коллонтая неизвестному корреспонденту[24], касающийся первого варианта первого параграфа «Физическо-морального порядка». Данный параграф был озаглавлен: «Хорошо познав самого себя, человек может открыть свое предназначение». Под влиянием критики Коллонтай изменил этот заголовок на следующий: «Человек благодаря познанию того, кем он есть, единственно может открыть свои законы» (30, 209 и 219). Включая это замечание, Коллонтай, однако, подчеркивает: «Не считаю необходимым сводить понятие предназначения единственно только к понятию цели. От того, на что обречен человек в этой жизни, он не сможет освободиться, и это, как мне кажется, должно быть его предназначением» (там же, 231).
По мнению Коллонтая, понятие объективного закона, опирающееся на причинность, не исключает понятие цели. Структура мира является одновременно и причинной и целенаправленной. Поэтому человек целесообразно наделен своей «природой» теми силами, которые дают ему возможность удовлетворять свои потребности. Конечно, было бы неоправданным считать, что этот телеологизм свойствен коллонтаевской картине мира из-за влияния только схоластических понятий. Его убеждение в целесообразности структуры, в которую включен человек, выступает в новом философском контексте. Естественная целесообразность законов природы является одним из обоснований светского оптимизма Коллонтая. Она выступает как внутренняя естественная черта закономерной и причинной структуры мира, а не как цель, произвольно навязанная миру извне.
Главным акцентом философии Коллонтая было его убеждение в том, что законы морального мира (и вообще общественного) зависят от естественных внеиндивидуальных и внеморальных причин. И хотя он не уточняет более детально характер этой зависимости, все же можно не сомневаться, что ее существенным содержанием была связь человека со всей естественной физической природой.
В Польше на рубеже XVIII и XIX вв. это была по сути дела новая постановка гуманистической и общественной проблематики. Она вставала в новой познавательной и идеологической перспективе по отношению не только к религиозно-схоластической традиции, но также к попыткам подражания в этой области идеям физиократизма, содержащимся в работах некоторых представителей польского Просвещения, в частности в сочинениях А. Поплавского и Г. Стройновского.
Значение концепций Коллонтая было тем более важным, что он не останавливался на общих утверждениях о необходимости показа связи человека со всей материальной структурой мира. Он попытался выделить те факторы, которые непосредственно влияли на формирование морального и социального мира. Материальные потребности человека — вот существенная категория этой концепции. Исследователи Коллонтая часто цитируют его высказывание: «Образ жизни каждого человека зависит от способа удовлетворения его потребностей; в зависимости от степени их удовлетворения создается его моральный характер». Это далеко не случайное высказывание Коллонтая. Хотя из него еще не следует, что Коллонтай воспринимал и развивал положение о материально-экономической обусловленности формы общественного устройства в современном понимании, все же его взгляды пробивали в Польше дорогу тем представлениям, которые подводили к этому.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.