II. Проблема синтеза христологии и пневматологии.
II. Проблема синтеза христологии и пневматологии.
Что должен был включать соответствующий синтез христологии и пневматологии? Этот вопрос необходимо задать, прежде чем сделана какая?то попытка заниматься проблемой церковных институтов. Мы будем обсуждать это только в тех аспектах, которые касаются экклезиологии.
Немногие могут подвергнуть сомнению заявление, что христология и пневматология принадлежат друг другу и не могут быть отделены. Говорить о"христомонизме"в любой части христианской традиции означает неправильно понимать или быть несправедливым к этой части традиции. (О. Конгар показывает это в отношении римо–католической западной традиции)[205]. Проблема заключается не в том, признаете ли вы важность пневматологии в Христологии и наоборот; она возникает в связи со следующими двумя вопросами: (I) Вопрос приоритета: следует ли сделать христологию зависимой от пневматологии или порядок должен быть обратным? (II) Вопрос содержания: когда мы говорим о христологии и пневматологии, то какие особенные аспекты христианского учения — христианской жизни — мы имеем в виду?
Во–первых, вопрос приоритета. То, что это реальный вопрос, а не продукт богословского построения, можно видеть из того факта, что не только вся история богословия в том, что касается отношений между Востоком и Западом, но даже самое первоначальное богословие и литургическая практика, как мы знаем, обусловлены этой проблемой[206]. В самих новозаветных писаниях мы встречаемся и с точкой зрения, что Дух даруется Христом, особенно воскресшим и вознесшимся Христом, (еще не было Духа, ибо Христос еще не был прославлен)[207]; и с точкой зрения, что, так сказать, нет Христа, пока не действует Дух, не только как предтеча, провозглашающий Его пришествие, но также как Тот, Кто составляет саму Его идентичность как Христа или при Его крещении (Марк), или при самом Его биологическом зачатии (Матфей и Лука). Обе эти точки зрения могли мирно сосуществовать в одном и том же библейском сочинении, как это очевидно из изучения писаний ев. Луки (Евангелие и Деяния), Евангелия от Иоанна и т. д. На литургическом уровне эти два подхода очень рано стали совершенно отличительными в связи с развитием двух традиций относительно отношений между крещением и конфирмацией (или миропомазанием)[208]. Хорошо известно, что в Сирии и Палестине литургически миропомазание предшествовало крещению, по крайней мере, до четвертого века, в то время как в других частях практика Церкви, которая, в конце концов, возобладала повсюду, заключалась в том, что миропомазание совершалось после крещения. Имея в виду тот факт, что миропомазание обычно рассматривалось как обряд"дарования Духа, можно спорить, что в тех случаях, когда миропомазание предшествовало крещению, мы имели приоритет пневматологии над христологией, в то время как в других случаях мы имели обратное. И все же имеется также свидетельство, утверждающее, что само крещение в ранней Церкви было непостижимо без дарования Духа[209], что вело к выводу, что эти два обряда объединены в один синтез и литургически и богословски безотносительно приоритета любого из этих аспектов друг над другом.
Поэтому создается впечатление, что вопрос приоритета христологии и пневматологии необязательно составляет проблему и Церковь не могла видеть никакой проблемы в этом разногласии подхода или литургически или богословски. Таким образом, нет никаких причин, почему сегодня дело должно обстоять иначе, как, по–видимому, полагают некоторые православные. Проблема возникла только тогда, когда эти два аспекта были фактически отделены друг от друга и литургически и богословски. Именно в этом пункте в ходе истории Восток и Запад начали следовать своими особыми путями, ведущими в конечном итоге к полному отчуждению и разделению. На Западе не только крещение и миропомазание (конфирмация) литургически разделились, но и христология понемногу стала иметь тенденцию доминировать над пневматологией (Filioque является только частью этого нового развития). Востоку, сохраняя литургическое единство крещения и миропомазания, таким образом, сохраняя первоначальный синтез на литургическом уровне, в конечном итоге не удалось преодолеть соблазн реакционного отношения к Западу в его богословии. Атмосфера взаимной полемики и подозрения внесла большой вклад в эту ситуацию и затемнила всю проблему. То, что мы должны и можем ясно видеть сейчас, однако, это то, что пока единство христологии и пневматологии остается нерушимым, вопрос приоритета может остаться"теологуменом". По различным причинам, которые имеют общее со стилем и характером Запада (касается истории, этики и т. д.) определенный приоритет будет всегда отдаваться христологии над пневматологией. И действительно, существуют причины полагать, что это может быть духовно целесообразным, особенно в наше время. Равным образом для Востока пневматология всегда будет занимать важное место, имея в виду тот факт, что литургический, метаисторический подход к христианской жизни, по–видимому, характерен для восточного менталитета. Разные интересы ведут к разным акцентам и приоритетам. Пока присутствует основное содержание и христологии и пневматологии, синтез существует там во всей своей полноте. Но в чем состоит это"содержание"? От чего точно страдает экклезиология, если содержание христологии или пневматологии недостаточно? Трудно провести различия, когда в дело вовлечена проблема единства. Наша задача в этом пункте является несколько деликатной и включает риск разделения там, где мы должны только проводить различие. Мы должны иметь в виду, что согласно патристической традиции, в восточной и западной, деятельность Бога ad extra является единой и неделимой: Там, где есть Сын, там и Отец и Дух, и там, где Дух, там и Отец, и Сын. И все же вклад каждого из этих божественных Лиц в икономию носит свои собственные отличительные характеристики[210], которые непосредственно относятся к экклезиологии, в которой они должны быть отражены. Давайте отметим некоторые из них, касающиеся в особенности Сына и Духа.
Самым очевидным, о чем стоит упомянуть, является то, что только Сын является воплощенным. И Отец и Сын вовлечены в историю, но только Сын становится историей. Фактически, как мы увидим позднее, если мы введем время и историю или в Отца, или в Духа, мы автоматически отвергнем их особенности в икономии. Быть вовлеченным в историю — не то же самое, что и стать историей. Поэтому икономия постольку, поскольку она воспринимает историю и имеет историю, является только одной и что это есть событие Христа. Даже"события", такие как Пятидесятница, которые с первого взгляда, по–видимому, имеют исключительно пневматологический характер, должны быть соотнесены с событием Христа[211], с тем, чтобы квалифицировать их как часть истории спасения; иначе они перестают быть пневматологическими в правильном смысле этого слова.
Теперь если становление историей есть особенность Сына в Промысле, то каков вклад Духа? Да, именно противоположный; а именно, освобождение Сына и Промысла от уз истории. Если Сын умирает на кресте, таким образом подчиняясь узам исторического существования, то именно Дух воскресает Его из мертвых[212]. Дух находится вне истории[213], и когда Он действует в истории, Он делает это с тем, чтобы привнести в историю последние дни: эсхатон[214]. Отсюда первой фундаментальной особенностью пневматологии является ее эсхатологический характер. Дух делает из Христа эсхатологическое бытие,"последнего Адама".
Другим важным вкладом Святого Духа в событие Христа является то, что из?за вовлеченности Святого Духа в Промысел Христос является не просто индивидуумом, не"одним", а"многими". Эту"корпоративную личность"Христа невозможно постичь без пневматологии. Многозначительным является то, что со времен апостола Павла Дух всегда ассоциируется с понятием общение (кинониа)[215]. Пневматология привносит в христологию этот аспект общения. И именно из?за этой функции пневматологии можно говорить, что Христос имеет"тело", то есть говорить об экклезиологии, о Церкви как о Теле Христовом.
Имеются также другие функции, свойственные особенному действию Духа в христианском богословии, например, вдохновение и освящение. Православная традиция придает особое значение последнему, а именно идее освящения, возможно из?за сильного оригенистского влияния, которое всегда существовало на Востоке. Это очевидно в монашестве как форме того, что обычно называется"духовностью". Но монашество — и понятия"освящение"и"духовность", которые стоят за ним — на Востоке никогда не становились решающим аспектом экклезиологии. Экклезиология в православной традиции всегда определялась литургией, евхаристией, и по этой причине именно первые два аспекта пневматологии, а именно эсхатология и общение, Определяли православную экклезиологию. И эсхатология и общение составляют фундаментальные элементы православного понимания евхаристии. Тот факт, что эти две вещи являются также, как только что мы видели, фундаментальными аспектами пневматологии, показывает, что если мы хотим правильно понять православную экклезиологию и ее отношение к пневматологии, то мы должны обратиться главным образом именно к этим двум аспектам пневматологии, а именно к эсхатологии и общению[216].
Теперь все это необходимо квалифицировать с другой фундаментальной точкой зрения. Недостаточно говорить об эсхатологии и общении как необходимых аспектах пневматологии и экклезиологии; необходимо сделать эти аспекты пневматологии составляющими элементами экклезиологии. Под понятием"составляющий"я имею в виду то, что эти аспекты пневматологии должны определять саму онтологию Церкви. Дух не является чем?то, что"оживляет","одухотворяет"Церковь, которая всегда как?то существует. Дух делает Церковь существующей, делает так, что она есть. Пневматология указывает не на благосостояние, она указывает на само бытие Церкви. Это — не о динамизме, который добавляется к сущности Церкви. Это — сама сущность. Церковь конституциируется в и через эсхатологию и общение. Пневматология есть онтологическая категория в экклезиологии.