2. Цепь доводов Евгения Смирнова

2. Цепь доводов Евгения Смирнова

«Я не буду очень уж „веско“ высказывать впечатления от эмоциональной Анны и рационального Алексея Александровича, замечу лишь, что Каренин вызывает у меня определенную симпатию, и если уж называть его „человеком-машиной“, действующей исправно до той поры, пока она не столкнулась с нелогичной ситуацией, то Анну следует определить в разряд „людей-машин“ с явным перерегулированием по цепи обратной положительной связи, к существам с хаотичными эмоциональными цепями, а такая „система“ функционировать длительное время неспособна, и в этом смысле конец Анны закономерен…

Он и она — две крайности, хоть и не лишенные элементов друг друга, и их „соприкосновение“ есть толчок к их гибели, так же как в ужасной вспышке аннигиляции гибнет материя и антиматерия!

Смысл в том, чтобы не оправдывать одного, обвиняя другого, но в том, чтобы обвинять обоих! Вопрос этот непростой, и решить его так легко не представляется возможным; для этого необходим глубокий анализ произведения, психологии героев, психологии самого Л. Толстого, конкретно-исторических условий написания романа и места действия.

На этом „мудром“ совете я бы и остановился, да есть у вас ряд мыслей, рождающихся из сопоставления различных точек зрения. Они волнуют меня. Сообщу этим мыслям формы вопросов.

1. Что в человеке должно развиться раньше — ум или сердце?

2. Каково оптимальное соотношение чувственного и логического в человеке нашего времени?

Позволю себе привести выдержку из главы „Парадоксы“ в вашей книге „Чувства и вещи“. „Рационализм для того, чтобы побеждать, должен все время терпеть поражение“.

Очень, очень хорошая мысль! Но чтобы она была до конца полной, думаю, что необходим еще один парадокс!

Да извинит меня Евг. Богат, но чувства, для того чтобы побеждать, должны все время терпеть поражение.

Именно так! Именно в неразрывном развитии эмоций и разума, в постоянных уступках их друг другу, в постоянном их взаимоконтролировании и взаимообогащении заложен смысл человека как личности, как индивидуальности…

Никогда еще холодный рационализм не был побежден пылкой эмоциональностью с пользой для человека; результат их „борьбы“ — чувственно-логический ноль, как получается ноль при столкновении двух сил, направленных навстречу друг другу.

Энергия ума и сердца должна быть направлена в одно русло и в одну сторону, чтобы пополнять друг друга.

Человек, хоть трижды преисполненный нежности к миру и неспособный поступить четко в решающий миг для его защиты, немногим лучше человека с холодным рассудком, но неспособного к состраданию…

Природе свойствен поиск золотой середины, только мы не всегда это понимаем и часто уходим от гармонии, хоть и являемся частью природы…

И то, что кому-то „уютнее с ЭВМ“, тоже можно понять: просто этот человек, возможно, еще не встречал людей настоящих, а чаще имел дело с „однобокими“, и его самого незаметно „прибило“ к какому-то краю…

И последнее. „Рождение симпатий“ к Каренину, как, впрочем, и к Карениной, не должно составлять загадки — это всего лишь результат защитной реакции на элементарное излишество. В первом случае — на излишество сердца у Анны, а во втором — на излишество ума у Алексея Александровича!

„Искореженность“ отношений между людьми во многом идет от этих излишеств, оттого, что мы часто забываем, что только естественное, соразмерное сочетание „человека-машины“ и „человека-антимашины“ уничтожает в нас машину и рождает торжество человека!

г. Ульяновск. 24 года».

Не буду публиковать письма, поддерживающие меня в дискуссии «Этот умный, честный Каренин», хотя их, повторяю, было немало. Лучше, не называя имени автора, дам письмо-исповедь, которое получил не в ответ на полемику о Каренине, а после опубликования уже упоминавшейся мной повести «Удар молнии».

«Здравствуйте!

Мне скоро 40 лет. Сыну 17. Читала я, читал он, потом говорили. Плохо он понял, хотя развивался вполне гармонично, без „вывихов“, но созреть духовно и развиться — это не одно и то же! Шаг за шагом провела я его по повести. Надолго остановились на моей любви, которая сыну моему известна и которую он считает „бессмысленной“! Но это оттого, что малыш еще не любил сам. Поэтому — непонятно.

Нескромно сказать, очевидно, что меня постигла такая же примерно любовь, если не более трагическая. И любовь ли это?! Через непонимание, через недоверие несешь в ладонях то, что, кажется тебе, принесет счастье и радость другому. Несешь ему духовное возрождение, веру в себя. И нет проблемы в том, чтоб обязательно объединиться „законным союзом“, потому что действительно в этой странной и, как говорит сын, „бессмысленной“ любви нет ничего страшнее, чем потерять возможность делать добро. Для меня это — день сегодняшний с 1972 года.

Рабочий-электрик, бывший беспризорник, вероятно, бывший уголовник. Во всяком случае, к 45 годам он темную сторону жизни считает единственной ее действительной стороной. Все остальное — „иллюзия“, по его мнению. Человек тонкой мысли, человек такой великолепной духовной породы, что, сложись его жизнь с детства иначе… трудно сказать, каких вершин науки или искусства он бы достиг. Я плачу над его судьбой и не знаю покоя от боли и желания возродить Петра, сделать его таким, каким он может и должен быть. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Не оттого, что мы, вероятно, никогда не будем вместе. А оттого, что никогда не исполнится ни одна его мечта. И я была бы очень счастлива, увидев его счастливым, пусть даже рядом с ним была бы не я, другая. Почему так? Где-то в глубине психики скрыто наше с ним родство. И я узнаю это даже в его „нелепых“ поступках. И мне хочется делиться с ним тем, что знаю и чувствую я и чего не узнает он. Судьба. Она поставила его в тяжелые условия, и он такой, с углами, с комплексами. И меня не покидает ощущение, что он — это я, но в другой оболочке, в других проявлениях, что судьба была со мной так несправедлива, это я в помойках искала хлеб. Это я пустила в свою кровать (снимая угол у хозяйки) бродячую собаку в лютый мороз. Это я, а не он ходила с табором цыган и грелась у костра. Это у меня была такая жажда знаний… Это у меня в 25 лет развилась потеря памяти, и я не смогла учиться дальше.

Что было в его детстве? Рано умерла мать. Сменялись одна за другой гулящие „мачехи“. Отец избивал за упорный и строптивый характер так, что сын падал в обморок и неделями не мог спать на спине. А мальчик почему-то любил Шиллера, Кольцова, в подвале дома жили у него еж с семейством.

Он живет в другом городе. У моря. Только к 45 годам он получил крышу над головой, а так жил все время на квартирах, в общежитиях. Отношения с женщинами, девушками прочными не получались никогда. Прожив год с женой (женившись только в 38 лет), развелись.

Теряю ли я себя в этой любви?! Для меня вопрос смешной. Какое это имеет значение??? Я что, хочу лично себе что-то иметь от его реакции на мое отношение? Точно так меня можно спросить, а теряю ли я себя в своей любви — дружбе к сыну??? (А между прочим, бываю с сыном ох как строга!) Не дело так ставить вопрос о таких отношениях, мне кажется.

Зачем пишу так подробно? С надеждой. На совет ваш. Вы знаете много судеб, историй. Что делать?

Меня заботит доверие Петра, благодаря которому я смогла бы вывести его из некоторых психологических тупиков; многие стороны его души я чувствую — где ссадины, где резьба сбита, где раны. Это общение — мука, мука, похожая чем-то на муку… творчества. Но когда рисуешь — видишь то, что получается. Здесь — человек.

„Зачем тебе это нужно?“— такова позиция тех, кто знает об этом. И нужно ли Петру такое отношение?! Он не привык к этому, мне кажется, что даже и непонятно ему многое. Женщина приезжает, при встрече вся превращается в Созерцание, в Слух и практически не ведет себя „как женщина“! Мне и самой это непонятно, привязанность моя не поддается убеждениям логики.

Мне хочется найти для него стихи и поэмы Шиллера, которого купить уже давно невозможно в магазинах. Книги — это единственное, что я могу на таком расстоянии. Они ведь могут и должны дать человеку веру. Нет дня, нет часа, в который я бы не подумала о том, что еще можно сделать, как перевести человека на другое восприятие жизни?! Наверное, бесполезно. Легче проломить головой стену. У меня часто такое ощущение, что я… сражаюсь с его жестокой судьбой, с ним самим за него же, для него.

Поэтому еще раз мое горькое вам спасибо.

P.S. Говорят, можно и без любви… Говорят, можно заполнить жизнь работой, разными увлечениями. Работа, конечно, хлеб насущный в самом благородном смысле слова. Но ведь недаром говорится: не хлебом единым… Что же касается увлечений, то у одного — путешествия, у второго — живопись, у третьего — коллекция…

Галина С.»