2. 2. 3. 2. Вячеслав Семёнович Стёпин

Вот какие сведения о Вячеславе Семёновиче Стёпине (род. в 1934) мы можем прочитать в «Википедии»: «Окончил отделение философии исторического факультета Белорусского государственного университета (БГУ) (1956), аспирантуру по кафедре философии БГУ (1959)… Доктор философских наук (1976), профессор (1979), заведующий кафедрой философии БГУ (1981–1987), директор Иститута истории естествознания и техники (Москва, 1987–1988), член-корреспондент АН СССР (1987), директор Института философии АН СССР, с 1992 – Институт философии РАН (1988–2006), академик РАН (1994), заведующий кафедрой философской антропологии философского факультета Московского государственного университета… Президент Российского философского общества».

В центре интересов патриарха нашей философии на протяжении всей его зрелой жизни была наука. Ещё до переезда в Москву он издал несколько науковедческих книг в Минске: «Современный позитивизм и частные науки» (1963), «Становление научной теории» (1976), «Природа научного познания» (1979) и «Специфика научного познания» (1983).

Затем стали появляться книги В. Стёпина, изданные в Москве: «Основания науки и их социокультурная размерность» (1996), «Парадигмальные образцы решения теоретических задач» (1998), «Ценностные основы и перспективы техногенной цивилизации» (1999), «Теоретическое знание» (1999), «Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность» (2003), «Философия науки. Общие проблемы» (2006), «История и философия науки: Учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук» (2011) и др. Все эти книги пронизывает культурологизм.

Что понимает В. С. Стёпин под культурой? В аннотации к его главному культурологическому труду – книге «Цивилизация и культура» – читаем: «Культура рассматривается как сложноорганизованная развивающаяся система надбиологических программ человеческой деятельности» (Стёпин В. С. Цивилизация и культура. СПб, 2011. С. 2).

Не самое лучшее определение культуры! Под это определение можно подвести не только культуру, но и психику.

Мы не найдём строгого определения культуры и в самой книге, о которой идёт речь, однако пристальный взгляд на неё приводит читателя к обнаружению того понимания культуры, который имеет очень далёкие корни в науке. Они восходят к И. Гердеру, который понимал под культурой весь комплекс отличий человека от животного. Этот комплекс он обозначал как человечность (гуманность). Этот комплекс вырисовывается и у В. С. Стёпина, хотя он идёт не от Иоганна Гердера, а от Карла Маркса.

В первой главе главной культурологической книги В. С. Стёпина («Образ культуры в современной научной картине социальной реальности») понятия антропогенез (очеловечение) и культурогенез совершенно справедливо рассматриваются как однопорядковые. При этом упор делается на социальную природу культуры.

Человек сумелся оторваться от своих животных предков потому, что стал творчески преобразовывать мир, в котором он жил. Он обязан своим существованием культуросозидательной деятельности. «Человек – это не просто клеточка в целостном организме общества и тем более не винтик в динамической системе общественных связей, – пишет В. С. Стёпин. – Он активное, деятельное существо, и только благодаря его активности воспроизводится и изменяется общество как целостный организм… В деятельности человек целенаправленно изменяет окружающий мир» (там же. С. 37).

Человек становится человеком благодаря культуросозидательной деятельности не только в филогенетическом плане, но и в онтогенетическом. Появившийся на белом свете человек становится человеком всё в большей и большей степени, благодаря его всё большему и большему врастанию в культурное общество.

В. С. Степин пишет: «Начиная со своего рождения человек постепенно включается в систему исторически сложившихся социальных связей и отношений. Его становление как человека определено их постоянным расширением и обогащением. В раннем детстве эти связи ограничены: семейные отношения, общение с другими детьми в различных социальных группах, чаще всего под контролем взрослых (прогулки, игры во дворе, коммуникации с воспитательницей и сверстниками в детском саду и т. д.). Они значительно увеличиваются и усложняются в школьном возрасте, особенно в процессе вхождения подростка в мир взрослых. Наконец, став взрослым, человек, как правило, включается в ещё более многочисленные и разнообразные социальные связи» (там же. С. 36).

Своим индивидуальным очеловечением человек обязан усвоению всех базовых ценностей, которые входят во все сферы культуры. «Эти ценности, – поясняет В. Стёпин, – проявляются во всех сферах культуры (науке, философии, религии, морали, искусстве, политическом и правовом сознании и др.). Несмотря на относительную автономию этих сфер, они когерентны между собой. Поэтому изменение базисных ценностей в одной сфере неизбежно отрезонирует в других» (там же. С. 17).

Закроем глаза на немарксистское разделение науки и философии в приведённой цитате и обратимся к главному науковед-ческому труду В. С. Стёпина – его книге «Теоретическое знание».

В предисловии к указанной книге её автор отмечает её итоговый статус по отношению к его прежним работам. При этом он не проводит резкой границы между ними и своим итоговым трудом. Их объединяет один и тот же подход к изучению науки – культурологический (социокультурный).

Во всех своих книгах В. С. Стёпин стремился «не просто выделить и описать отдельные сюжеты и факты социокультурной размерности научного познания, но и попытаться обнаружить механизмы, благодаря которым социокультурные воздействия интегрируются в процессы внутреннего для каждой науки роста теоретического и эмпирического знания. Собственно, это была старая задача – преодолеть односторонности экстернализма и интернализма в описании и объяснении истории науки. Я отстаивал точку зрения (её я отстаиваю и сейчас), что именно основания науки выступают, с одной стороны, компонентом внутренней структуры науки, а с другой, – её инфраструктуры, которая опосредует влияние на научное познание социокультурных факторов и включение научных знаний в культуру соответствующей исторической эпохи. Все эти рассуждения содержатся в написанном тексте новой книги» (В. С. Стёпин. Теоретическое знание. М., 2000: http://www. sibsutis. ru/images/2835_magistratura. stepin. _teoreticheskoe_ zananie. pdf).

Мы видим, что отношения между культурой в целом и наукой как одним из её компонентов В. С. Стёпин рассматривает как коэволюционные (когерентные): первая влияет на эволюцию второй и, наоборот, вторая влияет на эволюцию первой.

Коэвоэволюционные отношения между наукой и культурой в целом стали формироваться ещё в древние времена, когда науки ещё не было, но были те обыденные знания, в недрах которых наука зарождалась.

В. С. Стёпин пишет: «Стремление изучать объекты реального мира и на этой основе предвидеть результаты его практического преобразования свойственно не только науке, но и обыденному познанию, которое вплетено в практику и развивается на её основе. По мере того как развитие практики опредмечивает в орудиях функции человека и создает условия для элиминации субъективных и антропоморфных наслоений при изучении внешних объектов, в обыденном познании появляются некоторые виды знаний о реальности, в общем-то сходные с теми, которые характеризуют науку. Зародышевые формы научного познания возникли в недрах и на основе этих видов обыденного познания, а затем отпочковались от него (наука эпохи первых городских цивилизаций древности). С развитием науки и превращением её в одну из важнейших ценностей цивилизации её способ мышления начинает оказывать всё более активное воздействие на обыденное сознание» (там же).

Переход преднауки (в его понимании этого термина) в науку В. С. Стёпин растягивает на весьма долгий период времени – античность, эпоху Возрождения и начало Нового времени. Он пишет: «Переход к науке в собственном смысле слова был связан с двумя переломными состояниями развития культуры и цивилизации. Во-первых, с изменениями в культуре античного мира, которые обеспечили применение научного метода в математике и вывели её на уровень теоретического исследования, во-вторых, с изменениями в европейской культуре, произошедшими в эпоху Возрождения и перехода к Новому времени, когда собственно научный способ мышления стал достоянием естествознания (главным процессом здесь принято считать становление эксперимента как метода изучения природы, соединение математического метода с экспериментом и формирование теоретического естествознания» (там же).

Если мы согласимся со В. С. Стёпиным, то будем вынуждены записывать в преднауку учения всех древнегреческих философов (например, Аристотеля). Очевидно, термин преднаука целесообразнее употреблять по отношению к обыденным знаниям и религиозным. В этом случае мы можем говорить о зарождении в античности не преднауки, а уже науки как таковой. Мы можем согласиться с В. С. Стёпиным с очень существенной оговоркой: в античности, эпоху Возрождения и Новое время формировалась не преднаука, а наука, ставшая фундаментом современной науки.

В периодизации истории науки В. С. Стёпин исходит из схемы, сложившейся в физике. Эта схема предполагает выделение трёх периодов в истории науки – классической науки (XVII–XIX вв.), неклассической науки (первая половина XX в.) и постнеклассической науки (вторая половина ХХ – начало XIX вв.).

В. С. Стёпин даёт такую интерпретацию указанных периодов в истории науки: «В эпохи глобальных научных революций, когда перестраиваются все компоненты оснований науки, происходит изменение типа научной рациональности. Можно выделить три их основных исторических типа: классическую, неклассическую и постнеклассическую науку. Классическая наука полагает, что условием получения истинных знаний об объекте является элиминация при теоретическом объяснении и описании всего, что относится к субъекту, его целям и ценностям, средствам и операциям его деятельности. Неклассическая наука (её образец – квантово-релятивистская физика) учитывает связь между знаниями об объекте и характером средств и операций деятельности, в которой он обнаруживается и познаётся… Постнеклассический тип научной рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесённость получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с её ценностно-целевыми структурами. При этом эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями» (там же).

Современная наука в целом характеризуется тесной связью науки и техники. Эта связь приобрела развитую форму уже в конце XVIII – первой половине XIX вв. В. С. Стёпин пишет об этом времени: «Именно в этот исторический период начинается процесс интенсивного взаимодействия науки и техники и возникает особый тип социального развития, который принято именовать научно-техническим прогрессом. Потребности практики всё отчетливее обозначали тенденции к постепенному превращению науки в непосредственную производительную силу. Внедрение научных результатов в производство в расширяющихся масштабах становилось основной характеристикой социальной динамики, а идея социального прогресса всё отчетливее связывалась с эффективным технологическим применением науки» (там же).

Дальнейший научно-технический прогресс был обеспечен союзом естественных наук с техническими: «Технические науки, вместе с техническим проектированием, начиная с середины XIX столетия стали выступать связующим звеном между естественнонаучными дисциплинами, с одной стороны, и производственными технологиями – с другой» (там же).

В ХХ в. научно-технический прогресс достиг грандиозных успехов. Недаром его называют веком НТР – научно-технической революции. Но революцию не следует отрывать от эволюции.

Эволюция привела науку в ХХ в. к её превращению в дисциплинарно-организаванное знание. У В. С. Стёпина читаем: «В своих развитых формах наука предстает как дисциплинарно-организованное знание, в котором отдельные отрасли – научные дисциплины (математика, естественнонаучные дисциплины – физика, химия, биология и др.; технические и социальные науки) выступают в качестве относительно автономных подсистем, взаимодействующих между собой» (там же).

Дисциплинарную организованность современной науки не следует идеализировать. Эта организованность только тогда получит более или менее развитую форму, когда дисциплинарная структура науки будет отражать структуру реального мира вполне адекватно.

В своей книге В. С. Стёпин выделяет в научной картине мира три традиционных компонента – физическую картину мира, биологическую картину мира и картину мира социальной реальности. Возникает вопрос: вполне ли адекватно эти картины мира, взятые в своей совокупности, отражают структуру мира?

Если исходить из выделения в мире четырёх его глобальных частей – физиосферы, биосферы, психики и культуры, то научная картина мира должна быть не трёхчастной, а четырёхчастной. Кроме того, термин картина мира социальной реальности весьма расплывчат. Вот почему его лучше заменить на другой – картина культуры.

В таком случае научная картина мира в целом будет включать в себя систему четырёх частноначных картин мира: 1) картину физической природы (физиосферы), 2) картину живой природы (биосферы), 3) картину психики и 4) картину культуры.

Святой долг философской науки – создать обобщённое научное представление о мире. Абстрагируясь от подробностей, доступных частным (специальным) наукам, она должна создать общенаучную (философскую) картину мира. Это может быть сделано только на основе универсального эволюционизма.

В последней главе книги В. С. Стёпина есть параграф «Универсальный эволюционизм – основа современной научной картины мира». В этом параграфе её автор указывает на две стороны универсально-эволюционного мировоззрения – универсализм и эволюционизм. В первом случае речь идёт о том, что универсальный эволюционизм охватывает весь универсум, а во втором – о том, что этот универсум – результат универсальной (глобальной) эволюции.

В. С. Стёпин пишет: «Представления об универсальности процессов эволюции во Вселенной реализуются в современной науке в концепции глобального (универсального) эволюционизма. Его принципы позволяют единообразно описать огромное разнообразие процессов, протекающих в неживой природе, живом веществе, обществе. Концепция универсального эволюционизма базируется на определённой совокупности знаний, полученных в рамках конкретных научных дисциплин, и вместе с тем включает в свой состав ряд философско-мировоззренческих установок. Она относится к тому слою знания, который принято обозначать понятием “научная картина мира”» (там же).

Формирование концепции универсальной эволюции В. С. Стёпин связывает с именами В. И. Вернадского, Н. Н. Моисеева и др. Между тем эта концепция имеет намного более далёкие историко-научные корни (см.: Даниленко В. П. Универсальный эволюционизм – путь к человечности. СПб, 2013).

В. С. Стёпин, вместе с тем, присоедился к числу тех редких людей, которые убеждены в неисчерпаемом потенциале принципов универсального эволюционизма. Честь ему и хвала!

«Принципы универсального эволюционизма, – с точки зрения патриарха нашей философии, – становятся доминантой синтеза знаний в современной науке. Это та стержневая идея, которая пронизывает все существующие специальные научные картины мира и является основой построения целостной общенаучной картины мира» (там же).