Вертикальная капитализация территории по А. Желтову

Данный текст представляет собой попытку ответить на вопрос, как и за счет чего возможно создание новой экономики и новых форматов деятельности в малых городах.

Содержательной основой концепции является «теорема последней мили», согласно которой наиболее затратным и одновременно наиболее доходным элементом цепочки бизнеса является доставка товара или услуги непосредственно к конечному покупателю. Например, чашка кофе приносит во много раз больше прибыли, чем выращивание и оптовая продажа зерен кофе где то в далекой Бразилии. При этом доставка этой чашки кофе к потребителю где-то в кофейне на площади маленького города в центре Европы крайне затратна: для начала надо создать исторический городок, затем моду на кофе…

Концепция кластерного развития говорит, что наиболее эффективным способом выстраивания экономики в регионе является замыкание цепочек добавленной стоимости – создание кластеров. Более продвинутый вариант, развивающий данную концепцию применительно к обеспечению сложных видов деятельности, таких как строительство и эксплуатация атомных объектов, говорит, что на территории должны быть собраны не только взаимодополняющие, но и взаимно конкурирующие, со-конкурирующие элементы, составляющие технологический аналог пищевой цепочки, – эконоценоз. Концепция вертикальной капитализации содержательно располагается гдето посередине и утверждает, что продукты, услуги и инновации должны быть капитализированы и потреблены в месте их производства.

Традиционный концепт капитализации, который мы назовем горизонтальным, говорит нам, что продукт следует доставить в место, где он может быть капитализирован и потреблен. На этом основывается система мирового разделения труда, система международной торговли, обслуживающая ее система логистики и потоки инвестиций. В данной логике уникальный товар или услуга, произведенные где-то в глухой уральской деревушке или в ЗАТО Снежинск, могут быть капитализированы, то есть должным образом оплачены, только после их доставки на соответствующие рынки. Например, в города-миллионники.

Концепция вертикальной капитализации возникает как попытка проблематизации традиционных подходов применительно к развитию местной экономики и потребления. Вообще вертикальная капитализация не существует в отрыве от понимания важности процесса потребления продуктов и услуг. Учитывая кластерный подход и проблему «последней мили», утверждается буквально следующее: экономическое развитие в малых городах начинается не с производства, а с потребления уникальностей.

Другими словами, прежде чем начать продавать нечто прекрасное (пуховые платки, малые атомные реакторы, садовую голубику с кустами высотой два метра, выращенные в садках хариусы, кремниевые тигельки или глиняные горшки ручной работы), надо выстроить у себя спрос и культуру потребления этих продуктов. То есть замкнутую на потребление производственную цепочку. Уже после этого, через механизм туризма и экспорта уникальностей, соответствующие товары уходят на внешние рынки, обеспечивая приток покупателей, туристов, славу, рост внешней цены – и в итоге дополнительную капитализацию.

Эффективность вертикальной капитализации территории можно оценить по формуле – отношение площади территории к плотности выстроенного кластера. Плотность кластера понимается как число элементов производственной цепочки к сложности продукта или услуги. Идеальным вертикальным кластером, таким образом, является поселение, где каждый отдельный человек выполняет некую уникальную функцию в производстве сложной общей конечной услуги или продукта. Например, маленькое ЗАТО, создающее термоядерные заряды или спутники. Менее эффективным, но более реальным вариантом является ситуация расположения в некой деревушке лаборатории по высокотехнологическому выращиванию растений в пробирках (реальный кейс меристемного питомника под Санкт-Петербургом).

Маркетинг и капитализация вертикального кластера выстраиваются не за счет выхода продукта или услуги на внешние рынки, а за счет создания внутреннего потребления продукта и привлечения внешних рынков в качестве внутренних потребителей. Традиционный вариант: питомник разводит растения, начинает ими торговать на выставках, размещать рекламу, получает оптовые заказы, потом подтягиваются розничные покупатели. Вертикальный вариант: растениями из питомника сначала обеспечиваются все соседи, потом по «сарафанному радио» разносится слух, из розничных покупателей выстраивается очередь по записи, потом подтягиваются журналисты, чиновники и оптовики.

Меня давно интересовало, почему, чтобы сделать хорошо какому-то дому, кварталу или даже отдельному человеку, нужно не идти и делать, а создавать целые службы, причем в других местах, собирать конференции по правам человека и строить – убейтесь! – социальные кластеры. Понятно, наша жертва помрет, не узнав об усилиях в ее честь. И это, по-моему, как раз горизонтальная связность. А вот вертикально все совсем не так. Разваливается дом на Болотной улице: места исторические, Ленин жил, а сейчас люди живут. Например. Ну на месте те, кто может историю рассказать про это, обязательно найдутся, их надо собрать на мини-форум и мини-встречу при библиотеке. Церковь найти. Собрать денег, акционировать, строителей нанять и починить всем миром, дальше к государству идти: мол, потрачены средства, верните оплату труда. Ну, половина вернется, на них можно построить нужное для микрорайона, иногда квартирку тому, кто поднял нижний мир и в свои 75 лет принес месту пользу. Потом все будут ездить и перенимать социальный опыт. Какой? Да опыт уговаривания людей сделать что-то для своего города не из позиции «мне должны», а так, из хозяйственных целей и здравого смысла. Познакомятся многие. Простая схема. Про социальную энергию и ее концентрацию. Это немного только больше, чем газоны украшать и сады камней перед пятиэтажкой выкладывать.

Все версии вертикальной связности можно рассматривать как сложность, привнесенную в систему семантической спутанностью.

Как уже указывалось, возможна: спутанность между сюжетами

• спутанность между слоями пространства

• спутанность между слоями времени

• спутанность между формами деятельности Любая из этих спутанностей привносит в систему дополнительную сложность.

На грани социальных потрясений, которые грозили нам в 2017-ом, я тихо продвигался к усугублению сложностей мышления и коммуникации в городе на Неве. Три года – много времени. У меня оформились соратники, и определились противники. Завелась куча советников, и первый среди них бессменный Сашка, который стал появляться чаще и порывался помочь Миле по дому, который я забросил. Я воображал себя неистовым Симагиным из романа Славы Рыбакова, а другу оставалось быть Вербицким, должным соблазнить мою жену. Это была единственная спутанность, которая меня не устраивала. Сюжеты города набирали силу, с ними и я, периодически падая в яму полного безволия и спячки на сутки. Но ИО бояться – в города не играть. Приехавший в командировку сын нашел меня нервным и странным. Я усугубил картинку своей вовлеченности во все и махнул к нему в Москву. К внуку, маленькому Ваське, с полуулыбкой брахмана. Я провисел вокруг ребенка неделю, вдохнул дурной энтузиазм Москвы и поправился на два кило от стряпни невестки. Пока я ездил, какие-то неистовые девелоперы решили вынести Институт Арктики и Антарктики куда-то к теще на блины. Понятно, что устраивать демонстраций не стоило, но ассиметричный ответ готовить пришлось. Мои студенты связали пять акторов переселения, отняли мобильники и прочли им лекцию про связность пространства и времени. Девелоперы обиделись, студентов, правда, не посадили, но припаяли за хулиганство, один из связанных пришел ко мне и долго беседовал о городских стратегиях. У него были планы, похожие на мои, но посылать студентов на захват заложников для него было чересчур. Институт Арктики оставили в покое, прецедент – связать чиновника и заставить выслушать себя во что бы то ни стало – имел большой резонанс. Я стал неудобным и отвалил в Кандалакшу. Если вы думаете, что я там услышал пророчество, нет. Я упал со скалы и сломал себе ногу в том самом лабиринте. Меня лечил местный шаман, бывший егерь, у которого, несмотря на дикость мест, оказалось медицинское образование и знание парочки нетипичных языков. Мы хорошо общались, Интернет у него был, и я переписывался с Милой, сыном, Сашкой и своими активистами. Колизей уже справлялся без меня, там раскручивался тоннель в небо, «а город подумал – учения идут».

Вертикальная связность есть мера сложности, привнесенной в систему извне и ей изначально не имманентной.

Семантическая спутанность представляет собой макроскопический квантовый эффект, описывающий влияние всевозможных представлений и метафор системы на саму систему.

Если некоторая система в бытии, то есть в определенном избранном сюжете, спутана с неблагоприятной ситуацией в инобытии – ином сюжете, ином пространстве или ином времени, то данный сюжет для данной системы обладает свойством цикличности и выполняются теоремы о структурном кризисе.

Инобытие важно. Оно привносит в систему дополнительную сложность и расширяет пространство решений в данном сюжете. Оно привносит смысл в процедуру текущего выбора сюжета. Инобытие воздействует на избранный сюжет, модифицируя его, но не оказывает прямого влияния на принимаемые в данном сюжете решения – теорема о контекстной независимости выбранного сюжета. Инобытие оказывает прямое и непосредственное влияние на менеджмент сюжетов и ставит управленческую задачу о контекстном выборе сюжетов.

Такой подход может быть назван управлением вертикальной связностью.

Менеджмент семантической связности дополнителен к противоречию между управлением связностями в пространстве и времени:

• пространственная стратегия стремится к наибольшей пространственной связности

• прогностическая стратегия подразумевает разрыв созависимостей, то есть стремится к наименьшей ситуационной связности

• контекстная стратегия стремится к смысловой неопределенности и переменной сложности, то есть к переменным, мерцающим созависимостям и к неопределенной вертикальной связности

Все было просто в моем королевстве Ареса: я был готов вызвать на бой Римскую Империю или наш Московитый третий Рим и хитростью присоединить к Питеру, основав здесь Ставку новой цивилизации. Все было трудно в моем королевстве Афины, я по-прежнему был допущен до должности пажа, и моя вынужденная непрерывность повышения своего статуса очень тормозила меня. Я не был профессором, агитатором за ключевую партию, чиновником или просто богатым. Это легко понять русскому человеку, который, в отличие от американца, говорит на концептуальном языке с женой, боссом, дворником и президентом страны. И те ему на том же языке отвечают. И казалось бы – вот оно! Мы не зависим от того, кто нам тут подстраивает прогноз? А не тут-то было! Заявленный лучшим из отечественных – западный стиль управления – в России занял уйму времени на то, чтобы сделать как по-русски, но учесть форму и документы как по-западному. Мы как бы притворяемся европейцами, тратим безумное время и деньги на это. А потом все равно входим в кабинеты и говорим слова про главное, минуя статусные ступеньки. Но время теряем. А американцы – нет. Они едят наше время, арестовывают его в головках наших девочек, от секретарши до проректора, и тем насилуют их, сволочи! А мы, мужики, не можем их защитить. Я хотел американцев убить, а потом извиниться. Смиренно. Или пора было выигрывать по Аполлону. То есть спутать все педали и выехать на одном колесе, чинно сложить велосипед у обочины анизотропного шоссе и послать СМС в прежний мир, что «агент на место прибыл и ждет указаний из центра». Конечно, солнцеликий молодой Бог звал меня прорыть тоннель в иную реальность, встретиться там с собой будущим и потом, через прыжок по имени оверсайт, вернуться и встретить себя прошлого, и определенно спутаться с ним, и далее ходить туда-сюда, приглашая друзей и инструктируя про опасности и прелести перехода.

Кстати мои студенты извинились перед чиновниками, чем вызвали полный шок у общественности. А когда какие-то демократы пытались вписать их под свои знамена, вежливо отказались, заметив, что противоправными методами хотели указать на возможный ущерб от выбранного сценария, а не реализовать хотелки не дотянувшихся до власти.