Ч

Ч

ЧААДАЕВ Петр Яковлевич (1794–1856) – русский мыслитель и публицист. Учился в Московском университете, участвовал в войне 1812 года. Друг А. С. Пушкина. Встречался и переписывался с Шеллингом. Философские идеи Ч. изложены в восьми «философических письмах», из которых только одно было напечатано в России при жизни автора. Крайне смелая критика современного русского общества, тяготение к европейской культуре, симпатии к католицизму привели к тому, что журнал «Телескоп», где было напечатано «Письмо», был закрыт, а автор «Письма» объявлен сумасшедшим.

Основные темы размышлений Ч. – судьба России, философия истории, проблема человека. Впервые в истории русской мысли Ч. связывает вопросы сознания, культуры, смысла истории и строит единую концепцию иерархически организованного бытия. Вершина его – Бог. Эманацией (проявлением, «истечением») Бога является всеобщее сознание, отождествляемое с надиндивидуальным сознанием. Ниже находится сознание индивидуальное. Самый низкий уровень – природа. Путь к Богу – не аскеза и не индивидуалистическое самосовершенствование, но стремление к преодолению в человеке узкоиндивидуального начала и замена его «существом совершенно социальным». Согласно мысли Ч., это и есть «растворение себя в Боге» и обретение «безличности» как высшей социальности. Ч. далек от традиций христианской мистики. Его интересует не общение с личным Богом, а социальная, объективная основа религии, ее направленность на совершенствование человека. Универсальность христианства для него сравнима с обязательностью математических аксиом.

Подчеркивая зависимость человеческого общества, логики истории от индивидуальных усилий человека и «ясности, отчетливости его сознания жизни», Ч. тем самым закладывает основы концепции свободы самореализации и ответственности человека. «Сознание жизни» не есть разум обособленного индивида: только из осмысленных свободных действий и рождается история как накопленная во времени человечность; только в акте соотнесения индивидуального с универсальным разум человека обретает силу и мощь. Сфера «божественного», надындивидуального сознания, историческая память является своеобразной совокупностью ориентиров, формирующих индивидуальные смысложизненные ценности. Человек должен выйти из собственной капризной, часто неумной отдельности в сферу социальности, вечной «всечеловечности». По Ч., человеческая история не есть цепь смертей и рождений случайных индивидов, но вечное пребывание одного «коллективного человека»; только поэтому люди оказываются способными говорить об истории. История – не нечто чуждое, внешнее человеку, а сама его суть, разворачиваемая во времени и пространстве. «Подлинная история» как дление «всечеловечности» невозможна без осмысленного существования каждой индивидуальности.

Формулируя идею парадоксальности сознания, природа которого и персональна (индивидуальна), и надындивидуальна, Ч. подходит к проблеме его диалогичности, раскрывающейся в акте непрерывной коммуникации «Я» и «Другого». Противоречия истории, культуры как накапливаемой во времени человечности, индивидуального сознания, замкнутого на себе, а потому неспособного вступить в диалог с другими сознаниями, становятся источником «исследовательской программы» Ч., в рамках которой он пытается дать характеристики «исторических» и «неисторических» образований и формулирует скандально известный приговор России: «Внутреннего развития, естественного прогресса у нас нет, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не вырастают из первых, а появляются у нас откуда-то извне». Согласно Ч., выпадение России из мирового единства, народные предрассудки, подчинившие христианство, национальная обособленность разрушили самую главную особенность нормально функционирующего сознания – его коммуникативно-диалогическую природу, что и привело к патологии изолированного мышления.

«Человеку свойственно теряться, когда он не находит способа привести себя в связь с тем, что ему предшествует, и с тем, что за ним следует, Он лишается тогда всякой твердости, всякой уверенности. Не руководимый чувством непрерывности, он видит себя заблудившимся в мире. Такие растерянные люди встречаются во всех странах, у нас же это общая черта. В наших головах нет ничего общего; всё в них индивидуально, всё шатко и неполно». Всеобщая растерянность приводит не только к изоляции сознания, но и к тому, что исторический опыт, оказываясь неизвлеченным, невостребованным, превращается в какое-то коловращение одних и тех же идей, в воспроизводство одних и тех же ситуаций.

В конце 40-х годов в оценках Ч. произошли определенные изменения. Он пришел к выводу, что именно недостатки России могут послужить залогом ее будущего величия: «Придет день, когда мы станем умственным средоточением Европы… таков будет логический результат нашего долгого одиночества».

Трудно установить, действительно ли поменялись убеждения Ч., или коррективы внесли какие-то особые обстоятельства. Существенно иное: идеи Ч. оказали значительное воздействие (особенно постановкой проблемы исторических судеб России) на представителей различных направлений – как на западников, так и на славянофилов. Его позднейшая мысль, высказанная в «Апологии сумасшедшего», письмах, о том, что Россия – страна, в которой мало что сделано, а потому можно сделать всё что угодно, в разных вариантах стала составной частью идеологии революционеров-народников. Более того, социально-политические программы совершенно разных мыслителей, таких, как А. Герцен, П. Ткачев, В. Ленин и др., объединяла всё та же идея Ч., что русские в своем прошлом не имеют ничего, что могли бы любить, поэтому этот народ ничего не потеряет в случае революции, коренных перестроек, зато приобрести может всё.

ЧАНЬ (санскр. – дхъяна, японск. – дзен – медитация, просветление, сосредоточение, самоуглубление) – школа в буддизме, проповедующая имманентность Будды «основной природе человека» и практические приемы психотехники самосовершенствования на пути «отказа от ложного и возвращения к истинному». Цель – религиозное спасение, достижение в этой жизни состояния Будды, его мудрости в качестве собственной сущности.

Основой школы классического Ч. являются идеи буддизма Махаяны («Каждый в потенции Будда… начинайте искать Будду в природе человека и не ищите его за пределами тела»), синтезированные с философией даосизма (Лао-цзы) и конфуцианским каноном «И цзин» («Книга перемен»). Родоначальником школы является 28-й патриарх буддизма (первым был сам Будда), Бодхихарма, прибывший в Китай в 520 г. и ставший первым патриархом Ч. В V–XIII вв. Ч. становится одним из ведущих направлений философской мысли Китая. Успех его и популярность вызвали ревность императорского двора. В результате гонений Ч. в Китае приходит в упадок и уступает место конфуцианству, ставшему в XV в. государственной религией. Распространение Ч. в Японии, Вьетнаме (X–XIII вв.) оказало значительное воздействие на формирование культурной общности народов Дальнего Востока. В XX в. наиболее интеллектуальной формой буддизма в Японии является дзен.

Специфику философии Ч. предопределил Бодхихарма в «Трактате о светильнике и свете». Он писал: «Передача мысли непосредственно от сердца к сердцу, созерцание собственной природы и есть достижение состояния Будды». Основной постулат мыслителя, развиваемый его последователями, – несоизмеримость слов и любых внешних знаков с истинным смыслом того, что они пытаются выразить. Погружение в «пустоту собственной природы, в сердце» есть единственный путь выхода из «кажимостей» видимого мира с целью постижения истинной реальности. Он разъясняет: вместимость сердца огромна, в нем есть всё, и в нем нет ничего; в нем нет никаких понятий, нет даже понятия «пустота». Но «всё рождается сердцем десятками тысяч способов…». Такие понятия, как форма, цвет, довольство, волнение, – лишь ярлыки, «цепко держащиеся за мир», но не выражающие ни природы человека, ни истины о мире. Поэтому, стремясь к Абсолюту как основной «своей природе», к истинному знанию, необходимо «не пачкать сердце в разных мирах» этого феноменального мира, застывшего в словах, образах, представлениях, символах, чтобы не оказаться их рабом.

С именем второго патриарха – Хой-ке (487–593) – связано возникновение специфически чаньской диалогической системы вопросов и ответов, противостоящей традиционному репрессивному монологизму наставника. Позже на основе этих диалогов появляются так называемые «коаны» – парадоксальные высказывания-задачи в системе чаньского тренажа. Внутренний смысл загадок, коанов выражает не частное мнение учителя, но высший принцип бытия. Только сойдя с наезженной дороги повседневного мышления и идя в направлении, противоположном логике, воплощенной в правилах языка, заглядывая за покров «слов-этикеток», ученик интуитивно может постичь смысл реальности.

Например, на вопрос «что есть Я?» может быть ответ: «Ты видишь кипарис во дворе?». Смысл здесь в том, что «Я» не объект и не субъект. Я – ничто, которое «здесь и сейчас» пребывает в этом кипарисе, а этот кипарис пребывает во мне.

Своей парадоксальностью, внешним алогизмом коаны как формы прикосновения к тайне бытия в чем-то схожи с евангельскими притчами. Но в отличие от последних, коаны – психологические стимулы для выхода мышления за рамки присущих ему традиционных оппозиций, бинарностей феноменального мира к просветлению, ошеломляющему мигу озарения (сатори) с целью достижения Ничто, в котором нельзя отличить природу человека от природы Будды, и последующего самоопределения деятеля, именуемого «Я». Однако просветление – не одномоментный процесс: «если в предыдущий миг находишься в миру – переживаешь беспокойство, если в последующий миг расстаешься с миром – обретаешь прозрение». Миг прозрения в Ч. ощущается как выпадение из дискретного суетного времени и переживается как всевременность текуче-связного, континуального мира, частью которого является «Я». К VI в. уже существовала сложная система психофизической тренировки, цель которой заключалась в подготовке человека к состоянию озарения.

У третьего патриарха Ч. Сэн-цана (ум. в 606 г.) устранение из сознания классической дихотомии, противоположности субъекта и объекта выражено со всей философской строгостью. Он утверждает: «Объект является объектом для субъекта. Субъект является субъектом для объекта. Относительность этих двух пребывает в абсолютной пустоте, где их не различить… Если сердцем постиг эту истину… одно во всём и всё в одном». Нельзя говорить, что сознание определяется бытием, а бытие имеет основание в самом себе. Следует считать, что бытие является бытием благодаря сознанию. Иначе говоря, бытие есть бытие потому, что бытие есть небытие, Ничто как вечно пребывающий в себе и становящийся Абсолют, который можно уловить в этой «ставшей» реальности, лишь перейдя на другой уровень сознания («Пустое и безмолвное сердце обладает интуитивным познанием»).

Специфика философии Ч. в том, что она построена на постулатах отношений Абсолюта (Ничто, Единого), личности и мира бесконечных феноменов. Посредником в этих связях выступает «человек, который стал наставником самому себе». Точнее, «Я» человека, освобожденное из клетки фрагментарного, ограниченного и изолированного эгоцентрического человеческого существования, становится (должно стать) истинным хозяином в «доме» индивидуального бытия. Поскольку в философии Ч. объектом познания, совершенствования является не окружающий мир, но сам человек, постольку проблемы онтологии, гносеологии и аксиологии, выражающие отношения между человеком и окружающим миром, человеком и Абсолютом, человеком и его «Я», тесно сплетены. Познание лишено умозрительной отвлеченности, оно ценно главным образом как средство, путь и функция духовной практики, ведущей к просветлению. Главное – учиться искать индивидуальные пути овладения Абсолютом, а это возможно лишь через осознание своей собственной природы, которая в ситуации просветления и выявляется как Абсолют. Известный призыв Ч.: «Встретишь Будду – убей Будду. Встретишь патриарха – убей патриарха» – выражает веру-убежденность в спасение через усилие собственного духа.

Для адепта Ч. приобщение к Абсолюту означает выход из цикла рождений и смертей, прихода и ухода и «переселение» в изначальную природу Будды – достижение спасения. Абсолют, Единое, Ничто – источник конечных возможностей мира и бесконечных возможностей творчества. Ничто – это вселенная души, «пустота», где вещи приобретают самость, где нет никаких преград, ограничений, где есть свободное общение всего со всем. Следовательно, на пути к спасению человек, пребывающий в мире, должен открыть себя и, тем самым, мир. Это открытие, созидание себя и мира в пространстве собственной жизни называется творчеством. Изначально заложенная в Ч. идея истинного человека в мире Ничто в теории и практике осуществлялась как нерасторжимое единство философии, религии, психологии, эстетики и художественного творчества.

Незыблемость принципа философии Ч. – неопределимость, невыразимость Абсолюта и одновременно необходимость трансляции сокровенных знаний – явилась одной из причин расцвета пейзажной лирики и поэзии, миниатюрной живописи и музыки, способных передать их намеком, недосказанностью, «завершенной незавершенностью» формы. Поскольку Ч. принципиально взывает к абсолютной субъективности, в которой пребывает «Я», и утверждает равенство наставника и ученика, творящего и воспринимающего («увидеть, услышать – значит создать свой образ всобственном сердце»), постольку в его уникальной синхронной смысловой многослойности всегда присутствовала опасность субъективистских истолкований, зависящих от установок последователя. На вопрос, что такое Ч., разные авторы дают совершенно противоположные ответы: это и смысл жизни и мистика, любовь к миру и уход из него, самоуглубление и самоотрицание, путь к экзистенциальной аутентичности и погружение в коллективное бессознательное, религия и стереотипное поведение. Быть может, лучший ответ дал классик японский поэзии дзен, монах Сайгё (XIII в.): «Глядя на луну, я становлюсь луной. Луна, на которую я смотрю, становится мною. Я погружаюсь в природу, соединяюсь с ней… Упадет красная радуга, и кажется, что бесцветное небо окрасилось. Засветит белое солнце, и пустое небо озаряется. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и мы в душе своей, подобной этому небу, окрашиваем разные вещи в разные цвета, не оставляя следов. Но только такая поэзия и способна воплотить истину Будды».

В современной литературе для лучшего, более углубленного понимания Ч. часто проводят аналогии со школами европейской философии от Парменида с его невыразимым в слове Единым, Платона (учение о знании и мудрости), Августина Аврелия до Фихте, Кьеркегора, Сартра, Камю, русской религиозной философии, неофрейдизма. Обращение к философии Ч. с ее целостным подходом к миру и человеку, к идее «тренированного бессознательного», интуитивного постижения становящегося бытия дает веские основания для пересмотра старых проблем в духе методологии новой, «неклассической» рациональности.

ЧЕЛОВЕК – центральная философская категория, от интерпретации содержания которой зависит познавательная, социальная, ценностная ориентация любой философской системы. Трудность, «неуловимость» определения данной категории связана с тем, что «Ч.» есть одновременно и личностно-ориентационная, и философско-теоретическая проблема.

Проблему Ч. как личностно-ориентационную можно сформулировать следующим образом: «Ч. есть постоянная проблема для самого себя». Он не является набором неизменных качеств, «прозрачных», доступных самому их носителю. Он каждый раз «рискует» собой, осуществляя нравственный выбор, совершая определенный поступок.

Философско-теоретическое содержание категории «Ч.» требует выяснения отношения Ч. к самому себе, к себе подобным, к обществу в целом, к природе, к Богу. Поскольку изучение Ч. неотделимо от изучения всего комплекса связей Ч. и мира, постольку проблема Ч. оказывается центральной философской проблемой, предельно сближается с предметом философии вообще. Центральное место данной проблемы в философии было осознано не сразу.

В древности Ч. рассматривался как часть Космоса, как элемент мирового порядка. «Разум» как родовая сущность Ч. в Новое время то отождествлялся с «естественным законом», то превращал Ч. в один из многочисленных модусов духовной субстанции. Только И. Кант открыто ставит проблему «что такое Ч.?» в центр философского исследования. По-своему развивая идеи, заложенные в христианской концепции Ч., Кант рассматривает его как существо, принадлежащее и к миру природы, и к миру свободы. Философия Ч. должна решить две проблемы: «что делает из Ч. природа» и «что он делает или может и должен сделать из себя сам».

Соотношение двух указанных аспектов проблемы Ч. закрепляется во взаимосвязанной системе понятий «природа Ч.», «сущность Ч.», «индивид», «индивидуальность», «личность». Понятие «природа Ч.» выражает ту ситуацию, в которой находится изначально каждый Ч.; это его «стартовые условия», противоречивое единство материального и духовного, природного и социального. В данном понятии отсутствует нормативность, оно характеризует Ч. с точки зрения «сущего». Природа Ч. предполагает также возможность осознания собственной противоречивости и потребности ее преодоления.

Сущность Ч. – это результат свободного выбора из двух возможностей, предоставленных индивиду его собственным существованием, его «природой». Не может быть «двух сущностей» Ч. как двух равноправных вариантов выбора. Сущность Ч. – это путь творчества, самопожертвования, свободы. Она никогда не совпадает с индивидуальным человеческим существованием. Сущность Ч. – это понятие из мира должного, это ценностный ориентир для индивида, это идеал, к которому надо стремиться, а не набор качеств, которыми можно завладеть навсегда.

Совпадение сущности и природы Ч. характерно для субстанционалистского подхода к Ч., стремящегося найти неизменную основу его бытия, неизменные качества (натурализм просветителей, антропологизм Л. Фейербаха, фрейдизм, прагматизм). Для другой группы теорий характерен десубстанциональный, процессуальный подход к Ч., рассмотрение сущности Ч. в качестве регулятивного понятия, идеала, до конца не реализующегося в его самосозидающей деятельности (экзистенциализм, герменевтика, феноменология, отчасти марксистская концепция Ч.).

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828–1889) – русский публицист, критик, философ. Его магистерская диссертация «Эстетические отношения искусства к действительности» вызвала всеобщий интерес и критику в связи с отстаиваемыми Ч. положениями об «утилитарном» назначении искусства. Критику вызвала также система аргументации Ч., основанная на материалистическом понимании природы и человека. В многочисленных статьях Ч., опубликованных в журналах «Современник» и «Отечественные записки», пропагандировались идеи социализма и философского материализма. Арестованный в 1862 г., мыслитель почти до самой смерти прожил в ссылке в Сибири. Наибольшее значение из его трудов имеют: «Антропологический принцип в философии», «Очерки гоголевского периода русской литературы», «Лессинг, его время, его жизнь и деятельность», «Основания политической экономии» Милля с комментариями и дополнениями, представляющими самостоятельные изыскания философа.

Ч. называет себя «рационалистом». Тем самым он программно отрицает «романтизм», «сентиментализм», а также «философию умозрений» и «метафизическую бессмыслицу» Канта, противопоставляя им «культ пользы» и культ естественных наук. Отцом новой философии он считает Л. Фейербаха. Следуя ему во всём, Ч. исходит из единства и неизменности человеческого организма, отождествляемого с «реальной натурой» индивида. Идею о «неизменности натуры», в которой всё происходит «по одному и тому же закону», он, используя терминологию Фейербаха, называет «антропологическим принципом». Это означает, что человек – составная часть природы, включенная в ее единый порядок.

Из единства природы следует «единство человеческой натуры», или признание того, что физическое и психическое, материальное и духовное в человеке не противоречат друг другу, несмотря на их различие. Но если «натура» есть первичная реальность, несущая в себе все свойства «человеческого», а общество есть множество взаимодействующих друг с другом «натур», то критерием эффективности общественной системы является реальная полнота возможностей для реализации человеком цельности собственной «натуры». Тем самым антропологический принцип становится достаточным основанием для критики существующих взаимоотношений человека и общества. Тем более что «требования человеческой натуры, человека вообще… без всяких подразделений» более всего выражены в интересе большинства общества, «простолюдинов».

Исходя из антропологического принципа, Ч. провозглашает «разумный эгоизм» основой новой этики. Для него бесспорно, что сущность человека заключается в эгоизме, который лежит в основе любых поступков и чувств. Если идти до конца и признать единственным мотивом поведения людей только личную выгоду, то общество распадется на враждующих друг с другом индивидов. Поэтому Ч. вводит в свою теорию идею приоритета общего интереса над частным, получившую название принципа «разумного эгоизма». Тот, кто хочет быть «вполне человеком», должен знать, что «одинокого счастья нет». Естественное стремление к счастью может осуществиться лишь в том случае, если каждый будет бороться против всего, что «неблагоприятно человеческому счастью». Исходя из этой теории, Ч. строит свою шкалу ценностей: общечеловеческий интерес выше, чем интересы одного народа; всенародные интересы выше интересов какого-либо сословия; интересы государства измеряются количеством заинтересованных в счастье его граждан.

Соотношение альтруизма и эгоизма в концепции Ч. до конца не прояснено. Не меньше теоретических трудностей возникает у Ч. при решении им проблемы счастья. Счастье, по словам Ч., это жизнь «какой она должна быть по нашим понятиям», Так путеводный антропологический принцип исследования замыкается на себе: «реальный» человек, т. е. изначально нормальный, здоровый, обладающий структурированной системой ценностей, оказывается «мерой» человеческого мира. Уязвимая в философско-теоретическом смысле концепция Ч. была для своего времени программой действий для молодого поколения радикалов. Роман «Что делать?», написанный в Петропавловской крепости, оказал сильное влияние на студенческую молодежь, которая нуждалась не столько в разработке философских основ социальных преобразований, сколько в конкретном примере общественных преобразований, которые она нашла в романе. Произведение надолго стало своего рода знаменем для революционно настроенной русской молодежи.

ЧУВСТВЕННОЕ И РАЦИОНАЛЬНОЕ – формы познания, неотъемлемые аспекты любого познавательного акта.

Чувства связывают человека с окружающим, это «первичный канал» связи с миром. Простейший элемент Ч. опыта – ощущение. Пять типов ощущений соответствуют пяти органам чувств. Ощущения сигнализируют нам об изменениях внешней среды: входя в состав целостных Ч. образов, ощущения становятся основой восприятия отдельных свойств предметов. Чувства человека не видоспецифичны, не приспособлены к улавливанию особо важных для человека изменений внешней среды (как, например, ультразвуковой «эхолот» у рыб и дельфинов). Человек даже может познавать мир без опоры на зрительные или звуковые ощущения. Тем не менее зрительные ощущения, как показывают исследования, наиболее важны для человека как существа социального, включенного в познавательные и коммуникационные процессы, осуществляемые в знаковой форме.

Восприятие – это целостный Ч. образ предмета, результат синтеза различных типов ощущений. Важной чертой представления является отделенность Ч. образа от наличной ситуации. Есть различие в том, когда я вижу своего друга (воспринимаю) и представляю себе его образ, даже когда его нет со мной. С помощью представлений человек комбинирует восприятия, трансформирует их.

Условие и переработка Ч. опыта – достаточно сложный процесс. В Ч. образе уже незримо присутствует его соотнесенность с прообразом – предметом внешнего мира. Ч. образ, особенно представление, несет в себе способность к распознаванию различия и сходства предметов, составляющих основу его образования. Любой Ч. образ рационально нагружен: мы видим, слышим, осязаем сквозь призму наших воспоминаний, пристрастий, знаний. В чистом виде, вне рациональных форм, чувственность не присутствует в нашем познании.

Если Ч. познание – непосредственно, то Р., логическое знание носит опосредованный характер, оно соприкасается с внешним миром с помощью различного рода посредников – чувственно воспринимаемых вещей (слов, орудий, жестов). Основной формой Р. познания является понятие. Любое понятие есть результат обобщения и абстрагирования: выделяются общие признаки в совокупности различных предметов, происходит абстрагирование от других признаков. Понятие – это всеобщая форма познания, оно отражает общее не только в отдельных предметах, но и в отношениях между ними («высокий», «узкий» – фиксация общего в свойствах тел; «дом», «человек» – фиксация общего в предметах; «отталкивание», «упругость» – фиксация общего во взаимодействии с предметами).

Суждение и умозаключение – формы движения понятий. Суждение есть связь понятий; умозаключение возникает в результате соединения суждений. Понятие не может предшествовать во времени образованию суждений и умозаключений. Напротив, понятие синтезирует отдельные разрозненные суждения о вещах в новое единство, поэтому понятие в широком смысле сложнее по своей структуре суждения и умозаключения. Собственно, понятие о предметах есть теория предмета. Познание всегда выделяет свойства, признаки предмета, подводит итоги познания, переходит от одного знания к другому. Понятие, суждение и умозаключение и есть рациональная форма решения этих познавательных задач: суждение служит для строгой фиксации определенного результата в движении мышления; понятие есть форма движения от одних суждений и понятий к другим; оно выражает процессуальность мышления. По форме познание всегда рационально, является мышлением и выражает себя в суждениях, пользуется понятиями. Чувственность также является необходимым моментом формы познания, поскольку мышление пользуется системой чувственно воспринимаемых знаков – языком. О Ч. как самостоятельной «ступени» познания можно с полным основанием говорить только в том случае, если мы исследуем становление самой познавательной способности в процессе антропогенеза; когда речь идет об исследовании структуры познавательного процесса, то Ч. и Р. рассматриваются в качестве необходимых аспектов познавательной деятельности, по-разному взаимодействующих на уровне эмпирического и теоретического уровней познания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.