64. ОСМОТРИТЕЛЬНАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ
64. ОСМОТРИТЕЛЬНАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ
Я уже отмечал, что простейшие принципы рационального выбора (счетные принципы) недостаточны для упорядочения планов. Иногда они неприменимы, поскольку может не найтись более включающих планов или средства не нейтральны. Иногда случается и так, что мы остаемся с некоторым максимальным классом. В этих случаях можно привлекать дальнейшие рациональные критерии, и некоторые из них я буду обсуждать ниже. Но я буду исходить из допущения, что в то время как рациональные принципы могут сделать наши суждения более четкими и направлять наши размышления, в конечном счете мы должны выбирать сами, поскольку выбор часто зависит от нашего прямого знания тех вещей, которых мы желаем, а также от степени нашего желания. Иногда невозможно избежать оценки относительной интенсивности наших желаний. Рациональные принципы могут помочь нам сделать это, но они не всегда могут сделать эти оценки стандартным образом. Конечно, есть один формальный принцип, который, кажется, дает нам некоторый общий ответ. Этот принцип предписывает принять тот план, который максимизирует ожидаемый чистый баланс приносимого удовлетворения. Можно выразить этот критерий и в менее гедонистских терминах, более гибко: человеку предписывается предпринять тот способ действий, который, наверняка, приведет к реализации его наиболее важных целей. Но этот принцип также не дает нам явной процедуры для принятия решений. Ясно, что самому действующему субъекту приходится решать, что именно он хочет в наибольшей степени, и судить о сравнительной важности нескольких его целей.
Здесь я ввожу понятие осмотрительной рациональности, в полном согласии с идеей Сиджвика. Он характеризует будущее благо некоторого человека в целом как то, что этот человек сейчас желает и пытается достичь, если последствия всех различных вариантов поведения, доступных ему в настоящее время, были бы точно предсказуемы им и проанализированы им в воображении. Благо индивида — это гипотетическое сочетание импульсивных сил, которое возникает из осмотрительных размышлений, удовлетворяющих определенным условиям14. Присоединяясь к понятию Сиджвика по поводу выбора планов, мы можем сказать, что рациональным планом для некоторого человека является такой (среди тех, которые согласуются с принципами расчета и другими принципами рационального действия, поскольку таковые установлены), который он бы выбрал с осмотрительной рациональностью. Это план, который был бы результатом тщательного размышления, в процессе которого действующее лицо учло бы в свете всех относящихся к делу фактов, в чем именно заключается осуществление этих планов, и тем самым установило бы такой способ действий, который наилучшим способом реализует его наиболее фундаментальные желания.
В этом определении осмотрительной рациональности предполагается, что нет никаких ошибок в подсчете или рассуждении, и что факты оценены правильно. Я предполагаю также, что действующий субъект не пребывает в состоянии заблуждения по поводу того, что он в действительности хочет. В большинстве случаев, тем не менее, по достижении своей цели он не находит, что больше хочет не этого, а чего-то другого. Более того, предполагается, что знания действующего субъекта относительно его ситуации и последствий выполнения каждого плана предполагаются точными и полными. Ничего существенного не упущено. Таким образом, наилучший план для человека — это такой план, который он принял бы, если бы обладал полной информацией.
Для него это объективно рациональный план, определяющий его реальное благо. В действительности же наше знание того, что случится, если мы будем следовать тому или иному плану, обычно неполно. Часто мы не знаем, что является для нас рациональным планом; в лучшем случае мы можем иметь разумную веру относительно того, в чем именно заключается наше благо, но иногда можно только гадать. Но если действующий субъект поступает наилучшим образом, каким только может поступать рациональный человек с имеющейся информацией, то план, которому он следует, является субъективно рациональным планом. Его выбор может быть и неудачным, но если так случается, то потому, что его знания, по вполне понятным причинам, ошибочны или недостаточны, а не потому, что он сделал поспешные и ошибочные выводы или запутался в том, что он в действительности хочет. В этом случае человек не может быть повинен в расхождении между кажущимся и реальным благом.
Очевидно, что представление об осмотрительной рациональности является чрезвычайно сложным, включающим много элементов. Я не буду пытаться перечислить здесь все способы, при которых сам процесс может оказаться ошибочным. При необходимости можно классифицировать виды возможных ошибок и способы проверок, которые действующий субъект может применять, чтобы увидеть, адекватно ли его знание и т. д. Следует заметить, однако, что рациональный человек не продолжает размышление до тех пор, пока он не найдет самый лучший доступный для него план. Зачастую он будет удовлетворен, если сформирует такой план (или подплан), который удовлетворяет некоторым минимальным условиям15. Рациональное размышление представляет собой такую же деятельность, как любая другая, и степень вовлечения в нее зависит от рационального решения. Формальное правило гласит, что мы должны размышлять вплоть до того момента, когда вероятные преимущества от улучшения наших планов достойны потраченных на размышление времени и усилий. Раз мы учли затраты на размышления, неразумно беспокоиться о наилучшем плане, какой мы бы выбрали, если бы у нас была полная информация. Следование удовлетворительному плану совершенно рационально, когда предполагаемые преимущества от дальнейших подсчетов и дополнительного знания не перевешивают тех беспокойств, которые необходимы для их осуществления. Нет даже ничего иррационального в отвращении к самому размышлению, если, конечно, человек готов принять последствия этого. Благо как рациональность не придает особой ценности процессу принятия решения. Степень важности тщательного размышления очевидным образом будет варьироваться от одного человека к другому. Тем не менее, человек иррационален, если его нежелание размышлять о наилучшем для него действии ведет к неудаче, которой можно было бы избежать, подумай он об этом вовремя.
В таком объяснении осмотрительной рациональности я исходил из допущения о наличии определенного рода компетенции у человека, принимающего решения: он знает в общих чертах свои желания, как настоящие, так и будущие, и он способен оценить относительную интенсивность своих желаний, а также решить, если необходимо, чего же он на самом деле хочет. Более того, он может рассмотреть доступные альтернативы действий и установить согласованное их упорядочение: если даны два плана, то он может решить, который из них он предпочитает, или он одинаково оценивает оба, и эти предпочтения транзитивны. После того, как план принят, он способен придерживаться его и может сопротивляться сиюминутным искушениям и отвлекающим факторам, которые возникают по мере исполнения плана. Все эти предположения вполне согласуются с известным представлением о рациональности, которое я до сих все время использовал (§ 25). Я не буду исследовать здесь все эти аспекты представления о рациональном. Мне представляется более полезным упомянуть вкратце о некоторых способах критики наших целей, которые часто могут помочь нам оценить относительную интенсивность наших желаний. Поскольку наша цель заключается в том, чтобы выполнить некоторый рациональный план (или подплан), ясно, что некоторые особенности желаний могут сделать это невозможным. Например, мы не можем достичь целей, описания которых бессмысленны или прогиворечат хорошо установленным истинам. Поскольку число «пи» это трансцендентное число, бессмысленно доказывать, что оно является алгебраическим числом. Конечно, математик в попытках доказать это мог бы открыть по пути к цели в качестве побочных результатов очень много фактов, и эти достижения могли бы вознаградить его за усилия. Но поскольку его конечная цель заключалась в доказательстве некоторого ложного утверждения, его план был подвержен критике; по осознании этого обстоятельства он, может быть, отказался бы и от самой цели. То же самое верно и относительно желаний, которые зависят от наших верных или неверных мнений. Не исключено, что ошибочные мнения могут иметь положительный эффект, позволяя нам начать осуществление наших планов и являясь, образно выражаясь, полезными иллюзиями. Тем не менее, желания, которые основаны на этих мнениях, являются иррациональными в той степени, в какой ложность этих мнений делает невозможным само исполнение плана или препятствует принятию лучших планов. (Здесь следует заметить, что в слабой теории ценность знания фактов производна от их отношения к успешному выполнению рациональных планов. По крайней мере, до сих пор нет никаких оснований приписывать внутреннюю ценность обладанию истинными мнениями.)
Мы можем также исследовать те обстоятельства, в которых возникли наши желания, и заключить, что некоторые из наших целей в различных отношениях неудовлетворительны16. Так, некоторое желание может возникнуть благодаря чрезмерному обобщению или более или менее случайным ассоциациям. Это особенно вероятно в случае некоторых наших антипатий, которые возникли, когда мы были более молодыми и не обладали еще достаточным опытом и зрелостью для внесения необходимых поправок. Другие желания могут быть неумеренными, будучи неадекватной реакцией на предшествующий им период суровых лишений или неприятностей. Изучение этих процессов и их возмущений или нормального развития нашей системы желаний не является нашей темой. Тем не менее, они подсказывают некоторые критические подходы в качестве важного инструмента размышления. Осознание происхождения наших желаний часто делает совершенно ясным, что мы на самом деле хотим одних вещей больше, чем других. Если одни цели могут оказаться менее важными при критическом их рассмотрении или даже полностью потерять свою привлекательность, то другие могут получить обоснованное предпочтение в качестве достаточного основания их выбора. Конечно, вполне возможно представить себе, что несмотря на неблагоприятные условия, при возникновении некоторых наших желаний и антипатий, они, тем не менее, могут стать частью наших рациональных планов и сильнейшим образом способствовать их выполнению. Если это так, то планы в конечном счете оказываются вполне рациональными.
Наконец, имеются некоторые зависящие от времени принципы, которые тоже могут быть использованы для выбора планов. Принцип откладывания (postponement) я уже упоминал. Он заключается в том, что, при прочих равных условиях, рациональные планы предоставляют нам свободу до тех пор, пока мы не получим ясного представления обо всех фактах, имеющих отношение к делу. Мы также рассмотрели основания для отказа от чистого временного предпочтения (§ 45). Мы должны рассматривать нашу жизнь как некоторое целое и представлять себе деятельность рационального субъекта как простирающуюся во времени. Просто временное положение или удаленность от настоящего не является основанием для предпочтения одного момента другому.
С будущими целями нельзя не считаться только лишь по той причине, что они являются будущими, хотя мы можем, конечно, приписывать им меньший вес, если есть некоторые основания полагать, что из-за своего отношения к другим вещам их выполнение является менее вероятным. Внутренняя значимость, которую мы приписываем различным периодам нашей жизни, должна быть одинаковой в каждый момент времени. Эти ценности должны зависеть от всего плана жизни, насколько мы можем его определить, и не должны подвергаться влиянию случайностей нашего видения положения дел в настоящее время.
Два других принципа применяются к общему оформлению планов во времени. Один из них — это принцип непрерывности17. Он напоминает нам, что поскольку план представляет собой упорядоченную во времени последовательность действий, ранние и поздние действия взаимосвязаны. План в целом имеет некоторое единство, доминирующую тему. Не существует, так сказать, отдельной функции полезности для каждого отдельного периода. Следует не только учитывать воздействие и взаимовлияние между разными периодами, но и избегать существенных взлетов и падений. Второй, тесно связанный с первым, принцип утверждает, что нам следует рассматривать преимущества растущих или, по крайней мере, несущественно снижающихся ожиданий.
Существуют различные стадии жизни, каждая, в идеале — со своими собственными характерными задачами и удовольствиями. При прочих равных условиях, мы должны организовать все на ранней стадии таким образом, чтобы была возможна счастливая жизнь на более поздних стадиях. Представляется, что с течением времени должны предпочитаться растущие ожидания. Если ценность некоторой деятельности оценивается относительно своего собственного периода, в допущении, что это вообще возможно, мы можем попытаться объяснить это предпочтение относительно большей интенсивностью удовольствий предвкушения по сравнению с удовольствиями воспоминания. Хотя общая сумма удовольствий остается той же самой, когда удовольствия оцениваются локально, возрастающие ожидания обеспечивают некоторую меру удовлетворения, что и составляет в данном случае различие. Однако даже без учета этого важного элемента, растущий, по крайней мере не убывающий, план представляется более предпочтительным, поскольку более поздние виды деятельности могут зачастую включить в себя и связать в одно целое результаты и наслаждения всей жизни в некоторую согласованную структуру, причем таким образом, каким убывающие планы этого сделать не могут.
В этих замечаниях относительно способов осмотрительного размышления и относящихся ко времени принципов я старался наполнить содержанием представления Сиджвика о благе личности. Короче, наше благо определяется тем планом жизни, который мы приняли бы в рамках полностью осмотрительной рациональности, если бы будущее было правильно предсказано и адекватно представлено в воображении. Те вопросы, которые мы только что обсудили, были связаны с понятием рациональности в этом смысле. Здесь следует подчеркнуть, что рациональный план — это такой план, который был бы выбран, если бы были выполнены определенные условия. Критерий блага является гипотетическим точно так же, как и критерий справедливости. Когда возникает вопрос, а согласуется ли какой-то поступок с нашим благом, ответ зависит от того, насколько он хорошо подходит к нашим планам, которые были выбраны с осмотрительной рациональностью.
Очевидно, что одним из свойств рационального плана является следующее: выполняя его, человек не изменяет своего решения и у него не возникает желания сделать что-нибудь другое. Рациональный человек не испытывает неприязни к предвидимым последствиям столь сильной, что он сожалеет, что следует принятому плану; отсутствие такого рода сожаления не является, однако, достаточным для того, чтобы обеспечить рациональность плана. Может существовать другой план, доступный нам, такой, что если бы мы рассмотрели его, мы нашли бы его лучшим. Тем не менее, если наша информация точна и наше осознание последствий полно во всех существенных отношениях, мы не сожалеем о следовании рациональному плану, если даже это и не абсолютно хороший план. В этом примере наш план объективно рационален. Мы можем, конечно, пожалеть о чем-то другом, например, о том, что нам пришлось жить в таких неблагоприятных условиях, что счастливая жизнь была невозможна. Мы можем даже пожалеть, что вообще родились на свет. Но мы не сожалеем, что, родившись, мы следовали лучшему плану, каким бы плохим он ни был, если судить о нем по некоторым идеальным стандартам. Рациональный человек может сожалеть о том, что он следовал субъективно рациональному плану, но не потому, что он думает, что его выбор каким-то образом может подвергнуться критике. Он делает то, что считает лучшим в данное время, и если его мнение позже окажется ошибочным и приведет к непредвиденным результатам, это получится не по его вине. Нет никаких оснований для самообвинения. Просто он не обладал знанием, какой план является самым лучшим или хотя бы просто лучшим.
На основе этих размышлений, мы получаем руководящий принцип, согласно которому рациональный человек всегда должен действовать так, что он не будет вынужден винить себя, независимо от того, как выполняются его планы. Рассматривая себя во времени, он может сказать, что в каждый момент своей жизни он делал то, что требовалось балансом резонов, или, по крайней мере, что им допускалось18. Следовательно, любой риск, который он допускал, должен быть стоящим, и даже случись при этом худшее из того, что он мог предвидеть, он все еще может утверждать, что сделанное им не подлежит критике. Он не сожалеет о своем выборе, по крайней мере в том смысле, что позже не будет считать, что в то время было бы лучше, более рационально поступить иначе. Этот принцип, конечно, не предупреждает нас от ошибочных шагов. Ничто не может нас защитить от неясностей и ограниченности нашего знания или гарантировать, что Мы нашли лучшую из альтернатив, доступную нам.
Действия согласно осмотрительной рациональности могут только обеспечить то, что наше поведение — вне всяких упреков, и что мы сами отвечаем за свои поступки. Было бы в самом деле удивительно, если бы кто-то сказал, что ему все равно, как он будет в будущем расценивать свои нынешние действия, и что он безразличен к себе в той же степени, как и к другим лицам. Человек, который одинаково безразличен как к своему будущему, так и к интересам других, безответственен не только по отношению к этим другим людям, но но также и к себе.
Он не воспринимает себя как индивида, живущего долгую жизнь.
С этой точки зрения принцип ответственности перед собой напоминает принцип правильности: требования личности в разные периоды должны быть так согласованы, что личность в любое время могла бы подтвердить принятый ею ранее и выполняемый ныне план. Личность в некоторое данное время, образно говоря, не должна сожалеть о своих действиях в другое время. Этот принцип, конечно, не исключает добровольного испытания трудностями и страданиями; но они должны быть приемлемы в настоящее время ввиду ожидаемого или достигаемого блага. С точки зрения исходной ситуации, важность ответственности перед собой представляется достаточно ясной. Поскольку здесь применяется представление об осмотрительной рациональности, оно означает, что стороны не могут согласиться с концепцией справедливости, если следствия ее применения могут вести к угрызениям совести в случае реализации неблагоприятных возможностей. Они должны стремиться к освобождению от подобных сожалений. И принципы справедливости как честности удовлетворяют этому условию, судя по всему, лучше, чем другие концепции, что видно из предыдущего обсуждения понятия бремени обязательства (§ 29).
И последнее замечание относительно блага как рациональности. Можно возразить, что эта концепция предполагает, что человек непрерывно должен все планировать и рассчитывать. Но такая интерпретация базируется на непонимании. Первая цель теории — дать критерий блага. Этот критерий определен, главным образом, через рациональный план, который был бы выбран в согласии с полной осмотрительной рациональностью. Всегда нужно иметь в виду гипотетическую природу определения. Счастливая жизнь не достигается просто решением делать то-то и то-то. Из одного лишь определения мало что можно вывести относительно содержания рационального плана или каких-то конкретных действий в русле этого плана.
Отнюдь не невозможно, чтобы человек или даже целое общество могли достичь счастья, движимые исключительно спонтанными наклонностями. Удача и везение могут привести людей к такому образу жизни, который они приняли бы в соответствии с осмотрительной рациональностью. Однако в большинстве случаев мы не осчастливлены подобным образом, и, не принимая во внимание всю нашу жизнь, мы наверняка будем сожалеть о предпринятых нами действиях. Даже когда человек преуспевает, безошибочно полагаясь на свои естественные импульсы, нам все-таки требуется концепция его блага, чтобы оценить, действительно ли он был удачлив. Он может полагать себя удачливым, но это может быть и заблуждением; для установления истины мы должны исследовать гипотетический выбор, который был бы рационален для него, отдавая должное преимуществам, извлекаемым из отсутствия беспокойства об этих вещах. Как я заметил ранее, ценность действия по принятию решения сама подлежит рациональной оценке. Те усилия, которые мы должны потратить на принятие решения, будут зависеть, как и многое другое, от обстоятельств. Благо как рациональность оставляет этот вопрос человеку и случайностям его ситуации.