3. Эффект Дернятина

Что же происходит в этом интервале? На первый взгляд ничего, как будто бы просто повторяется уже знакомый нам отскок от затылка Карла Ивановича. Даже молоток попадает в конце концов на свою рукоятку. Но все же кузнец замечает неладное, подкова какая-то не та… Но Даниил Хармс, обладатель уникальной интуиции времени, нащупывает и следующую риску на шкале непрерывности, когда перебой длительности превышает безопасную для хроноизоляции собственного времени величину, так что в результате мы становимся свидетелями или участниками уже другого аттракциона из нашего парка аттракционов, нашего Иллюзиона:

«Одна муха ударила в лоб бегущего мимо господина, прошла сквозь его голову и вышла из затылка. Господин, по фамилии Дернятин, был весьма удивлен: ему показалось, что в его мозгах что-то просвистело, а на затылке лопнула кожица и стало щекотно. Дернятин остановился и подумал: “Что бы это значило? Ведь совершенно ясно я слышал в мозгах свист. Ничего такого мне в голову не приходило, чтобы я мог понять, в чем тут дело. Во всяком случае, ощущение редкостное, похожее на какую-то головную болезнь. Но больше об этом я думать не буду, а буду продолжать свой бег”. С этими мыслями господин Дернятин побежал дальше, но как он ни бежал, того уже все-таки не получилось»[75].

Что же все-таки произойдет, если на мгновение позже выдернуть руку из субстанции вечной мерзлоты? На мгновение дольше допустимого задержать кровоснабжение, чуть продлить сердечную аритмию? Поначалу, как и в случае с Дернятиным, возникнет легкая щекотка и процесс, возможно, восстановится… Ну а далее обратимся к книге Чжуан-цзы, ибо этот эффект был известен и даосам. Он отражен, например, в притче о драгоценном мече иньского царя. Этот меч, который называется Закаленный ночью, был вручен Великим Совершенным Лай-даню по прозвищу Верный:

«И тогда Верный отправился с мечом к Черному Яйцу. Тот, как раз опьянев, лежал навзничь под окном. Верный трижды разрубил его от шеи до поясницы, но Черное Яйцо не проснулся. Думая, что он мертв, Верный поспешил уйти, но у ворот встретил сына Черного Яйца и трижды его рубанул, рассекая, будто воздух. Сын Черного Яйца расхохотался и спросил:

– Что ты так глупо меня поманил?

Тут Верный понял, что таким мечом не убить человека, и, тяжело вздыхая, пошел домой.

Проснувшись, Черное Яйцо рассердился на свою жену:

– Оставила меня, пьяного, непокрытым. Вот у меня и заболело горло, заломило поясницу!

Сын же его сказал:

– Недавно приходил Верный, встретился со мной в воротах, трижды меня поманил, и у меня также заболело все тело, а конечности онемели. Он нас сокрушил!»[76]

Ясно, что меч Закаленный ночью, в отличие от молотка кузнеца, уже является оружием, поскольку способен пробивать хроноизоляцию, но его сложно назвать орудием убийства или орудием причинения смерти – быстродействие меча столь велико, что превышает скорость причинения, однако перебой оказывается достаточным для видоизменения восстановленного самопричинения. С Дернятиным, равно как и с Черным Яйцом, несомненно, что-то случилось, но распознать первоисточник произошедшего, как правило, нелегко – для этого требуется отчетливость притчи или специально поставленного чистого эксперимента. Хорошую формулировку дает петербургский писатель Евгений Звягин, описывая знаменитый фильм Куросавы, вернее, основанную на фильме вариацию:

«Учитель и его лучший ученик стоят напротив друг друга. Сейчас им предстоит сойтись в поединке, и избежать этого невозможно. Они еще стоят какое-то время, затем делают ряд неуловимых движений и снова застывают в неподвижности. Потом учитель поворачивается и уходит, не оглядываясь. Ученик продолжает стоять, но в глазах его великая печаль: дело в том, что он убит».

Красота этой истории обусловлена, конечно, чистотой ситуации: порядок собственного времени необратимо расстроен, и в других случаях мы могли бы сказать – без видимых причин, ибо нет моментального следствия, есть только ряд условий и нечто обусловленное – смерть, причем между первым, уже известным нам условием ряда, роковым перебоем длительности, и окончательным итогом есть ряд факторов, разрозненных событий, так или иначе выбивающихся из ритмики (или ритмик) собственного времени. Их набор, если можно так выразиться – «ассортимент ряда», в принципе случаен, хотя иногда складывается в типичную картину, например, такую, как человеческая болезнь, упадок государства, захирение города или просто незаметное погружение в мерзость запустения вообще.

Учет темпоральной причины, отношения причинности и двух начальных условий, негативного и позитивного, помогает пролить свет на один из труднейших философских вопросов – вопрос о смысле каузальности или о механизме детерминирования, и, конечно, Кант куда ближе подходит к сути дела, чем, например, Герберт фон Вригт, не говоря уже о позитивистах вроде Гемпеля и Шлика.

Мы имеем дело, во-первых, с исходным феноменом непрерывности самопричинения, causa sui, что фактически просто представляет собой другое название для длительности как таковой и раскрывает смысл единства происходящего (субстанции). Далее мы имеем дело с эффектом Шустерлинга, подтверждающим наличие хроноизоляции, притом в качестве важнейшей гарантии прочности сущего и предельного основания экземплярности Вселенной. И, наконец, следующая градация, разумеется, для разных собственных времен разная, это когда прерывается воспроизводство тождественного, нарушается обыкновенное темпоральное и возникает клинамен, ведущий к иному, к выделенному следствию – но далеко не всегда известно, к какому именно. Меч Закаленный ночью непрерывно рассекает потоки времени, освобождая место для простоты причинно-следственных отношений, для механической причинности. Впрочем, именно поэтому данный тип каузальности располагается ближе к центру Иллюзиона, он даже кажется более понятным, чем захватывающий дух эффект Шустерлинга, – и это свидетельствует о высокой степени хрономаскировки, о надежной укрытости отношений времени. Ясность и отчетливость причинно-следственной связи обратно пропорциональна явленности параметра времени; здесь дело обстоит так же, как и с отчетливостью (счетностью) чисел и правильностью геометрических форм: они синтезированы посредством определенных операций из среды сущего-происходящего, синтезированы из исходных субстанций прежде всего благодаря их разумной обработке. Напротив, по краям совокупной темпоральности мира проходят линии изохронизмов, аттракционов, основанных на схожих эффектах: например, это центрифуги, прижимающие к стенкам кабинки, мертвые петли, комнаты страха и комнаты смеха – они периферийны по отношению к иллюзиону каузальности, но крайне важны и сохраняют ощущение чуда, от них захватывает дух.

Изохронизм Чжуан-цзы – Дернятина может быть встречен повсюду; целый ряд случаев, где причинные отношения считаются неопределенными, как бы размытыми, обусловлен действием первого условия ряда – пресечением непрерывности и последовательности causa sui, расстраивающим порядок моментов.

В чем, например, причина болезни? Предположим, мы имеем два ответа:

1. Да вот продуло, застудил поясницу.

2. Это результат воздействия болезнетворных агентов, например вирусов гриппа.

Еще недавно считалось, что именно второй ответ является исчерпывающе точным, однако исследования последнего времени вновь заставили вернуться к ряду условий. Дело в том, что вирус или другой возбудитель болезни действуют при определенных условиях (особенно если речь идет о простудных заболеваниях). Таким условием, например, может стать ослабление иммунной системы, что в свою очередь может быть вызвано переохлаждением, пусть опять же через ряд промежуточных звеньев. Для нас важен лаг отставания по времени между первым, уже сработавшим фактором и окончательной картиной: переохлаждение произошло, например, вчера, а последствия выявились сегодня – и едва ли нам удастся найти лучшую пояснительную модель, чем притча о мече Закаленном ночью. Иммунитет охраняет биохимическую аутентичность организма, обеспечивая бесперебойную трансляцию постоянного в явлениях, непрерывность самопричинения. Параметр сложности, или глубина внутреннего мира, справедливо считается важнейшим в определении ранга реальности – от устойчивой экземплярности наличного бытия до самого концентрированного сгустка реальности во Вселенной. Но иммунная система является еще и конкретным аналогом хроноизоляции, границей собственного времени в его течении – именно в этом смысл рассматриваемого изохронизма. «Переоохлаждение», стресс, перерабатывание, вообще некоторые «пере-» пробивают хроноизоляцию, оголяя контакт возможного инопричинения. Субстанции с пробитой хроноизоляцией можно уподобить «свободным радикалам» – они и суть агенты причинно-следственных связей, образующие фронт взаимодействия в этом мире. Каузальная связь может сработать как молния – замкнуть причинно-следственную цепь, запустив цепную реакцию причинения, но в общем случае к причинению надо сперва «поманить», иногда даже трижды «поманить». Нужно активировать потенциальных реагентов, произвести в них внутренний надлом. Именно активированные субстанции, свободные радикалы, выступают в качестве причин изменения среды, друг друга и самих себя. И уж само собой очевидно, что субъекты с пробитой хроноизоляцией, приведенные в состояние ревности, уязвленности, обиды и обмана, вызывают инопричинение в Weltlauf, источники которого, таким образом, не скудеют.

Кант указывает на важность открывающихся здесь горизонтов: «Нас здесь не занимает вопрос о том, какую пользу может принести в естествознании это положение. Но вопрос, каким образом возможно совершенно a priori положение, столь расширяющее, как нам кажется, наше знание о природе, непременно требует нашего исследования, хотя действительность и правильность этого положения очевидны с первого же взгляда…»[77] Можно привести еще ряд примеров запаздывающего следствия, обусловленного рядом условий, например, сослаться на роль единственного кадра, вмонтированного в фильм. Подвергшийся воздействию в лучшем случае подумает, что его что-то «поманило», и не догадается, что сработал сверхпроходимый меч Закаленный ночью, который в итоге его и сокрушил. Если ему теперь попадется на глаза то неведомое, чем поманили, субъект сделает «свободный выбор» – применительно к рекламе, например, окажется, что субъект пока еще ничего не купил, но его кошелек уже рассечен на три части.

Время сновидения, самым надежным образом изолированное от окружающих событий, решающее свою важнейшую задачу сброса-отзывания чужеродных психических вкраплений, вроде бы и не прерывает своего монопольного субъект-присутствия (в противном случае речь шла бы о пробуждении, о вытеснении «я»-сновидца одним из пробудившихся «я»), но все же воздействие, превышающее эффект Шустерлинга, как бы превосходящее импульс сорвавшегося молотка, нарушает хроноизоляцию: изменяется если не смысл, то, по крайней мере, материя сновидения, звук воды, льющейся из крана, преобразуется в дождь[78], неприятный запах в помещении способен сгуститься в ночной кошмар и т. д.

Важно отметить, что готовность к производству следствий (активированность реагента) предшествует в ряду условий причинению некоторого определенного действия, тем самым строгая причинность (механический детерминизм) оказывается вовсе не самым простым звеном событийности, ибо она предполагает, что с субстанций уже свинчены колпачки-изоляторы или из гранаты уже выдернута чека, бикфордов шнур запален. Мы часто говорим: последствия такого-то (на первый взгляд незначительного) события могут быть непредсказуемыми – имея как раз в виду, что непрерывность самопричинения уже нарушена и типичная картина не складывается из-за конкуренции агентов, устремившихся в проем хроноизоляции. Густота переплетения стрел каузальности в точке надлома самопричинения сопоставима с теснотой настоящего, а отношения причинности в целом есть частный модус отношения времен: причинение возникает из кантовских степеней и градаций, из неуловимых дифференциаций разомкнутой длительности, проходит путем механического детерминирования и вновь поглощается темпоральностью происходящего в мире. На определенном участке этой траектории работает иллюзион мнимой независимости причинно-следственных связей от времени, и магия иллюзиона отчасти объясняет невнимание к изохронности. А ведь учет эффектов Шустерлинга и Дернятина как непременных методологических требований мог бы привести к революции в естествознании.