1. После того и вследствие того

Если внимательно читать настоящую, хорошую литературу (почему-то особенно детскую!), можно натолкнуться на важные открытия в области физики и метафизики. Здесь я хочу показать, как могут быть использованы идеи и образы Хармса в продумывании, а возможно, и в решении одного из важнейших философских вопросов: проблемы времени и причинности. Собственно, я пытаюсь, вынося за скобки весь биографический и даже герменевтический контекст, напрямую привлечь к делу Иммануила Канта, Даниила Хармса и китайских даосов. Мне представляется, что такой подход проливает свет на проблему соотношения причинности (каузальности) и времени вообще.

Чтобы разобраться с источником возникающих здесь трудностей, потребуется разветвляющийся ход мысли, поскольку тема «Причинность и время» многогранна и крайне запутанна. Прежде всего: в чем смысл привилегированности той группы моментов времени, которые составляют причину? Чем они отличаются от любой другой последовательности моментов того же самого времени? Кант пытается апеллировать к временному порядку, но разве прочие совокупности моментов беспорядочны? Явления, как бы мы их ни понимали, связаны, конечно, причинно-следственной цепочкой, но это не единственная форма упорядоченности. Дело в том, что речь, по существу, идет лишь об одной разновидности причин – о причинах изменчивости, в этом пункте Кант примыкает к традиции Вольфа, а в конечном счете и к платоновской идее.

Согласно этой традиции только изменчивое подлежит объяснению, неизменное же не нуждается в объяснении, во всяком случае, не предполагается, что неизменность неизменного требует какой-либо действующей причины. Тезис о том, что существует не только причина всякого изменения, но и неизменность должна иметь свои причины (то есть продолжающееся пребывание в неизменности), связан прежде всего с именем Анри Бергсона, хотя схожие мысли мы можем найти и у предшествующих мыслителей – у поздних схоластиков, у Декарта, в философии Хабада. В самом деле, почему пребывание в неизменности мы должны считать меньшим чудом, чем произошедшее изменение? Уже сама первичность неизменного вызывает сомнения. В большинстве космологий, включая ветхозаветную, стабильность представляет собой результат или итог демиургического вмешательства в исходную невразумительность дотворческого состояния мира. Извлечение хороших форм из бесформенности как раз и составляет саму суть творческого преобразования мира[65].

Но пока нам достаточно того факта, что порядок моментов, образующих причину, остается некоторым хронопорядком независимо от того, о какой причине идет речь, – о причине иного или о продолжающемся самопричинении субстанции. Идея субстанции неразрывно связана с идеей causa sui, важно лишь отметить, что субстанция не просто «раз и навсегда» причинила себя когда-то в прошлом, – она непрерывно причиняет себя в настоящем времени. Как раз это усилие причинения относится к содержанию времени как настоящего и собственного – причем речь идет о достаточно абстрактном содержании, о некой минимальной темпоральности, которая есть даже у тех времен, которые не имеют и направления, то есть непрерывности различия между прошлым, настоящим и будущим. Эффект causa sui есть просто иное имя такого свойства времени, как длительность (durit?). Но не является ли тогда следствие, как нечто отличное от причины, прежде всего результатом прекращения самопричинения? К этому предположению я и хотел бы обратиться с намерением рассмотреть «ряд условий всякого обусловленного» и восстановить пропущенное Кантом первое условие в ряду.