Родина и характер

Отец родился в селе Вильгорт, что близ Усть-Сысольска (теперь Сыктывкар) — уездного города бывшей Вологодской губернии. Упомянем здесь, что погост Вильгорт впервые записан в писцовой книге 1585–1586 гг. Тогда в него входило 8 небольших деревень и 5 починков, где проживало 70–80 человек. В одной из этих деревень лет 300–350 тому назад начали жить Налимовы[12].

В детстве (в начале 20-х годов) я однажды побывал в этих местах — тогда они еще сохраняли свою нетронутость[13]. Добротные рубленые дома, но без дворов, без усадьбы. Рядом только сарай, а к дому прямо примыкает хлев. Все настежь — ничто никогда не запиралось. Небольшие пашни, отвоеванные у леса; созревали только рожь, ячмень, овес. Там же хилые огороды: картошка, капуста, репа, лук, табак (махорка). Это и все, что могло расти; никаких фруктовых деревьев. А кругом леса, по большей части заболоченные (для них даже был специальный термин «парма»). Тогда еще в этих местах водилась дичь: рябчики, глухари, зайцы и, конечно, белки. Осенью было много грибов, ягод— особенно брусники. Крестьянин не выходил из дома без ружья и собаки[14].

Основой хозяйства, пожалуй, были просторы заливных лугов. Я и сейчас помню эти, казавшиеся мне тогда бескрайними, поймы реки Сысолы. Буйство трав в ранней утренней росе, запрятанные в них гнезда, где охраняющая их птица оставалась до последнего взмаха косы «горбуши» (косили, сгорбившись, косами с малой рукояткой — так сподручнее на кочковатых лугах). У окоема мощные кусты дикой смородины — черной и красной — с непривычно большими ягодами, сразу же набивающими оскомину. И гнус: короткую летнюю ночь надо было проводить в крохотной хатке, где по-черному топили печь против комаров и мошки. Там спали вповалку усталые мужчины и женщины, там пытался примоститься и я, но глаза не выдерживали едкого дыма, и я стремительно выскакивал на свежий воздух, а оттуда так же стремительно — назад.

Василий Петрович рассказывал, что его отец был колдун-знахарь, местный маг, владеющий астральными силами и стихиями природы. В его образе, нарисованном отцом, было что-то общее с Доном Хуаном в описаниях К. Кастанеды. Он рано умер, но память о нем сохранялась долго. И когда отец, уже профессором, заезжал иногда в родные края, то его неизменно почитали как колдуна. И в нем действительно иногда просыпался древний маг, умеющий мгновенно и безоглядно принимать решения, собирать энергию и обращать ее против противника. Это проявлялось даже в мелочных столкновениях, многочисленных для него, не переносившего оскорблений. Невысокий, крепкий, он не терпел поражений и умел побеждать… пока не столкнулся с неумолимым Роком своей Страны. Не победил, но и не дрогнул — не изменил себе, спорил и боролся.

Вспоминаются некоторые характерные случаи:

(1) Москва, 1905 г., революционная настороженность: отец зачем-то вышел из дома и, переходя улицу, увидел, что на него несется казачий разъезд[15],— он заторопился, с ноги соскочила галоша, новая, только что купленная… останавливается, поднимает руку и громко кричит: «Осторожно — бомба!», разъезд круто разворачивается и объезжает Василия Петровича, заезжая на тротуар, а он спокойно надевает галошу и идет своей дорогой.

(2) Нижний Новгород, 1917 год, начало революции: отец, тогда преподаватель реального училища, соответственно одетый, входит в вагон трамвая, его окружает группа подгулявших парней и начинает издеваться над «буржуём», особенно распаляясь от вида «котелка»… напряжение растет, и вдруг в какой-то неуловимый момент команда пулей вылетает из вагона… того, что произошло, отец и сам не мог объяснить.

(3) Вторая половина 30-х годов: он с остатками своей семьи живет на даче под Москвой и регулярно ходит купаться на Истру по тропинке, пронзающей кустарниковую заросль. Как-то он замечает, что тропинку кто-то усердно превращает в отхожее место. Такого надругательства над Природой он, естественно, выдержать не мог и послал предупреждение: «Если это не прекратится, то у злодея на заднице появятся чирьи». Не прекратилось, чирьи появились, и тропинка очистилась.

(4) Плохо приходилось тем, кто, нападая, не знал, что «бомба» таки есть и взрывается, что и случилось однажды в 30-е годы на одной из конференций. Кто-то из официальных представителей, полемизируя, в качестве козырного аргумента объявил ему: «зырянская морда». В ответ взметнулась и обрушилась (как Священная Лабрис) трость Василия Петровича, который в результате многолетнего разбирательства случившегося был оправдан, а его оскорбитель — откомандирован на работу в какой-то сибирский город.