Смысл земной жизни человека

Вопрос о смысле жизни необходимо отнести к проблемам, разрешение которых выходит за рамки обыденного опыта, поэтому здесь вполне уместен критический метод. Основой этого метода, по А. И. Введенскому, является признание абсолютной обязательности нравственного долга как исходного принципа построения прочной метафизической системы.

Рассуждения о смысле человеческой жизни часто встречаются в работах А. И. Введенского, но главным образом им посвящены статьи «Условие допустимости веры в смысл жизни» [320] и «О видах веры в ее отношениях к знанию» [321] .

Здесь А. И. Введенский замечает, что толки о смысле жизни можно слышать очень часто, особенно среди молодежи. Однако, считает Александр Иванович, прежде чем обсуждать данный вопрос, необходимо выяснить, при каких условиях вообще возможно допускать существование этого смысла. А. И. Введенский собирается логически выяснить эти условия, оставив в стороне вопрос о том, в чем состоит собственно смысл жизни.

Несомненным достоинством философской работы А. И. Введенского является высокая логическая культура: прежде чем приступить к рассуждениям, он непременно объясняет читателю значение используемых терминов. Так поступает Александр Иванович и в данном случае. В первую очередь он рассматривает значение слова «смысл»: «…смыслом вещи называется ее истинное назначение, то есть ее действительная, но не кажущаяся пригодность служить средством для той цели, для достижения которой назначена эта вещь» [322] . Таким образом, цель осмысливает вещь. Если же вещь назначена к какой-то цели, но не оправдывает своего назначения, то такую вещь принято считать бессмысленной.

Но цели тоже могут быть различными. Не все цели могут осмыслить предназначенную для них вещь. Цели могут быть по своему характеру никчемными, не стоящими того, чтобы пытаться преследовать их, или даже просто низкими. Поэтому цель только в том случае может осмыслить вещь, если сама цель обладает определенной ценностью. И чем выше ценность цели, тем больше смысла в вещи. А. И. Введенский пишет: «…под смыслом данной вещи всегда подразумевается назначение и действительная пригодность данной вещи для достижения такой цели, за которой почему-либо надо или следует гнаться» [323] .

Выяснив общепринятое значение понятия «смысл вещи», Введенский применяет это значение к смыслу жизни. Выходит, что смысл у человеческой жизни есть только тогда, когда она имеет какую-либо цель, преследовать которую не только можно, но даже необходимо. Таким образом, вопросы о смысле жизни и о цели жизни совпадают. Философ считает, что у жизни может быть только такая цель, которая обладает абсолютной ценностью, ведь все относительные цели существуют ради каких-либо абсолютных или являются средством к достижению последних. В связи с этим Введенский замечает, что вопрос состоит в том, «чтобы наша жизнь была назначена и служила действительным средством для достижения абсолютно ценной цели, т. е. такой цели, преследование которой было бы обязательно не ради других целей, для которых она служила бы средством, а ради нее самой» [324] . Итак, А. И. Введенский делает вывод о том, что смысл жизни надо рассматривать как некое предназначение для абсолютно ценной цели, а сама жизнь должна служить средством ее осуществления.

Дальнейшие рассуждения А. И. Введенского строятся на логическом анализе понятия цели. Философ исходит из того, что цель, осмысливающая вещь, обязательно должна находиться вне самой вещи. Например, целью преподавания является не само преподавание, а образованность тех, на кого оно направлено. Научное исследование ведется не ради исследования, а ради тех истин, которые при его помощи открываются. Любая работа совершается не ради самой работы, а ради каких-либо вполне определенных результатов. Александр Иванович говорит, что смысл любого органа тела, любой архитектурной постройки находится не в них самих, а вне их пределов. А. И. Введенский пишет: «Средство есть то, что приводит к чему-нибудь другому, чем оно само; и это другое относительно него и называется его целью» [325] .

Таким образом, выходит, что если жизнь имеет смысл, если она является средством достижения какой-либо цели, то цель эта должна лежать вне пределов самой жизни, либо у жизни нет вообще никакого смысла. Данный вывод, по мнению А. И. Введенского, можно обойти стороной только в том случае, когда значение термина «смысл» не будет строго выдержано. При произвольном его употреблении можно, конечно, приписать жизни какие угодно смыслы, но это будет нарушением истины, так как будет противоречить логике [326] .

А. И. Введенский подчеркивает, что речь идет не о жизни какого-либо конкретного человека, а вообще о человеческой жизни. И полученный вывод относится к жизни всех людей без исключения. Поэтому указывать на то, например, что смысл жизни человека – в служении счастью его собратьев, нельзя. Очень глупо думать, что смысл жизни одних людей заключается в том, чтобы быть средством для других. Нет таких причин, которые могли бы обусловить столь резкую разницу в положении людей. Отсюда А. И. Введенский делает следующий вывод: «…одно из двух: или в человеческой жизни вообще нет никакого смысла, или же он зависит от такой цели, которая осуществляется вне жизни всего человеческого рода – прошлого, настоящего и будущего» [327] .

Итак, логическим условием, позволяющим верить в смысл жизни, является признание существования абсолютно ценной цели за пределами человеческой жизни и признание самой жизни как пути к этой цели. А тот, кто данный вывод принимать не желает, логически обязан, по мнению А. И. Введенского, отказаться от веры в смысл собственной жизни.

А. И. Введенский старается как можно тщательнее обосновать этот довольно простой вывод. Причина в том, что в 60-е гг. ХIХ в. в обществе сложился такой философский склад мыслей, при котором вывод А. И. Введенского кажется весьма неожиданным. Поэтому многие современные Введенскому философы пытались оспаривать его. Для устранения недоразумений Александр Иванович рассматривает все встретившиеся ему возражения.

Первое из них принадлежит Н. И. Карееву. В книге «Мысли об основах нравственности» [328] он заключил, что в силу нравственных соображений нельзя допускать цель жизни вне самой жизни. Автор согласен с Введенским в том, что цель жизни человека не может содержаться в жизни других людей. Здесь нелепость очевидна: ничто не может обусловить такой разницы между людьми, чтобы одни люди были целью других. Но с другой стороны, по мнению Кареева, нравственность не позволяет искать такую цель вне жизни всех людей, так как выходит, что жизнь каждого из людей – всего лишь средство для достижения этой цели. Вещь и личность имеют между собой очевидную разницу: вещь можно использовать как средство, а личность – нет. Нравственный долг приписывает человеку быть орудием нравственного закона, но при этом человеческую личность никто не может трактовать как средство, даже Сам Бог. Поэтому личность человека не должна быть средством, но целью. По мнению Кареева, личность перестанет быть только средством и станет целью, когда ее интересы совпадут с целью жизни, а, значит, эта цель находится в пределах жизни людей. Следовательно, цель жизни не допускается вне жизни людей.

А. И. Введенский считает, что рассуждения Н. И. Кареева выглядят очень соблазнительно, но тем не менее вывод о нахождении цели жизни вне ее пределов носит строго логический характер. Он вытекает из самого понятия «смысл жизни». Как известно, нравственность или безнравственность вывода на его логическую правильность не влияют. Поэтому из слов Н. И. Кареева вытекает только то, что верить в смысл жизни нельзя, так как допустить смысл жизни в самой жизни невозможно в силу внутреннего логического противоречия, а признать смысл жизни находящимся вне жизни не позволяют нравственные требования. При внимательном рассмотрении данной проблемы становится очевидным, что дело обстоит несколько иначе. Н. И. Кареев, как и многие его современники, без всякого на то основания отождествляет два разных понятия: понятие личного существования и понятие земной жизни. А. И. Введенский в своих рассуждениях о смысле жизни имеет в виду ту самую жизнь, которую мы сейчас переживаем, т. е. земное существование человека. Поэтому он считает нужным выразиться более точно: «…цель, осмысливающая земное существование человека, лежит вне этого существования» [329] .

Вывод А. И. Введенского может противоречить категорическому императиву только в том случае, если личное существование отождествляется с земным существованием, т. е. когда допускается, что с прекращением земной жизни исчезает и личность. Тогда, действительно, – цель земной жизни, оказавшаяся вне этой жизни, окажется и вне личности. А. И. Введенский считает, что причиной ошибочных умозаключений современников является их философская необразованность, которую сформировали приверженность материализму и пренебрежение философией в 60-70-е гг. XIX в. Так получилось у Кареева, который хотя и не был поклонником материализма, и свои рассуждения о смысле жизни пытался вести независимо от вопроса бессмертия души, но незаметно для самого себя отождествил понятия земного и личного существования [330] .

Привычность мысли не доказывает ее истинности. С точки зрения критической теории познания вопрос о личном бессмертии человека находится вне пределов возможности нашего познания. Научными доводами нельзя ни доказать, ни опровергнуть личное бессмертие. А это значит, что нет никаких оснований считать, что цель, лежащая вне пределов жизни человека, превращает личность в одно лишь средство. При этом мы должны признать, что если мы не верим в личное бессмертие, то не имеем права верить и в смысл жизни. И наоборот, если мы верим в смысл жизни, то логические и нравственные требования вынуждают нас верить и в личное бессмертие. А. И. Введенский пишет: «…вера в личное бессмертие есть условие и логической, и нравственной допустимости веры в смысл жизни» [331] . А. И. Введенский указывает на то, что даже если кто-либо логически докажет невозможность личного бессмертия, то этим вовсе не упразднит полученного им вывода, а лишь докажет то, что необходимо отказаться от смысла жизни.

Однако известно, что существует множество людей, которые не верят в личное бессмертие, но при этом приписывают своей жизни некий смысл. Такие взгляды особенно характерны для молодежи. Как же люди с подобными взглядами могут не чувствовать логической ошибки в своих суждениях?

Отвечая на данный вопрос, А. И. Введенский ссылается на два психологических факта. Во-первых, человеческий ум склонен судить о вещах не так, как о них следует мыслить, а так, как это представляется человеку. Тот способ представления вещей, к которому мы привыкли, кажется нам не только представлением, но и самим существованием вещей. Во-вторых, человек не может представить собственную смерть. Нельзя представить себе существующий мир без собственного Я . Даже если человек воображает себе свою смерть, собственные похороны, то все же при этом он чувствует себя как бы наблюдателем похоронной процессии. То есть человек представляет себя умершим, но все же не вполне исчезнувшим. Если же сопоставить эти два психологических факта, то можно понять, почему люди не верят в личное бессмертие, веря при этом в смысл своей жизни. Ведь умом бессмертие отрицается, а всем существом, в силу непредставимости собственной смерти, эта невозможность бессмертия воспринимается совсем иначе, чем того требует ум. Поэтому если не приложить особых усилий ума, то можно никогда не заметить столь грубой непоследовательности во взглядах: отрицая бессмертие, признавать смысл жизни.

Все попытки найти смысл жизни в пределах земного существования не достигают своей цели, но только еще раз подтверждают вывод А. И. Введенского. Так, например, можно предположить, что искать цель вне жизни вовсе не нужно, ведь она зависит от меня самого. Я могу поставить себе высокую цель, которая осмыслит всю мою жизнь, и тогда эта цель окажется лежащей в пределах самой жизни. По мнению А. И. Введенского, абсолютно ценной целью может быть только та, которая требуется нравственным законом. Русский философ пишет: «…если полагать смысл жизни в жизни, а не вне ее, то только в осуществлении той самой цели, которая составила бы цель деятельности, предписываемой нам нравственным долгом» [332] . Среди современной А. И. Введенскому молодежи расхожим мнением было признание высокой целью служение прогрессу. Но Введенский обращает наше внимание на то, что прогресс до тех только пор может представлять из себя нечто ценное, пока сам он не противоречит нравственному закону. Как только прогресс начнет нарушать этот закон, мы сразу должны будем признать прогресс не имеющим никакой цены для человечества, а напротив, будем считать его приносящим вред. Поэтому А. И. Введенский рассматривает только попытку осмыслить жизнь через служение нравственному закону.

Однако и нравственный закон теряет всякий смысл, если мы отрицаем бессмертие человеческой личности. Целью нравственного закона является счастье всех людей. Эта цель в пределах земной жизни без всяких сомнений является абсолютно неосуществимой. А. И. Введенский говорит о том, что для подтверждения этого можно привести тысячи примеров и психологических доводов. Александр Иванович обращается к тем взглядам относительно возможности счастья в земной жизни, которые высказывались религиозными деятелями, философами и поэтами. Самые великие из поэтов, начиная с царя Соломона, размышляя над своей жизнью в целом, приходили к выводу о суетности и недостижимости счастья на земле.

Христианство, а также другие наиболее развитые религии, например буддизм, называют земную жизнь «юдолью печали». Нужно отметить, что А. И. Введенский, конечно, не считает христианство и буддизм сходными по своим взглядам религиями. Напротив, христианство, признавая личное бессмертие, хранит веру в смысл земной жизни, при всей негативной оценке самой этой жизни, верит в силу нравственного закона. За счет этого христианство, по мнению А. И. Введенского, является жизнерадостной религией, чуждой ненависти, любящей жизнь. Философ обращает внимание на то, что первым делом Искупителя в начале Своей проповеди человечеству было посещение празднования события, которое ведет к размножению жизни на земле. Речь идет о браке в Кане Галилейской. А. И. Введенский считает, что, кроме участия в брачной радости, у Иисуса Христа не было никаких других причин прийти на этот праздник, потому что, как мы видим из повествования евангелиста, брак был не в какой-либо знатной и почетной семье, а в самой бедной, у которой не хватило средств даже для заготовки угощения. Господь не только принял участие в торжествах, но и снабдил празднующих необычайно прекрасным вином, чтобы не прекращалось их веселье.

«Таким образом, – пишет А. И. Введенский, – в отличие от буддизма, христианство как истинная весть о человеческом блаженстве, как истинное благовествование учит не презирать тех немногих радостей, которые еще даются нам земною жизнью, хотя в общем и оценивает ее как непригодную для истинного блаженства, и обещает последнее лишь за пределами земной жизни» [333] . А. И. Введенский называет христианство религией радости, потому что провозглашает Воскресение Христово. Буддизм же, по мнению философа, впадает в односторонний пессимизм. А христианство – это удачный синтез пессимизма с оптимизмом. Но в оценке возможности счастья в земной жизни эти религии совпадают.

А. И. Введенский говорит о том, что большинство из известных всему миру философов и мыслителей отрицали возможность земного счастья. В их числе Введенский упоминает как представителей классической греческой философии, например Платона, который презрительно относился к земной жизни, а тело считал темницей души, так и знаменитого своим пессимизмом Артура Шопенгауэра [334] . Но особое внимание Введенский обращает на отзыв Джона Стюарта Милля [335] в его книге «Утилитарианизм» [336] о том, каким может быть земное счастье. Д. Милль ставил перед собой цель объяснить все требования нравственного закона как условия достижения земного счастья. Но он пришел к выводу, что самым верным способом достижения счастья является сознательная способность жить без него. К подобному выводу уже пришли когда-то стоики [337] и эпикурейцы [338] . Земное блаженство можно достичь только тогда, когда приучишь себя не поддаваться земным печалям и невзгодам. Само это средство говорит о том, что стоики и эпикурейцы не видели возможности существования земного счастья, их главной задачей было уберечься от неизбежного земного несчастья.

Еще более красноречивым примером является гедоническая школа [339] , предложившая в качестве средства достижения земного блаженства прямую погоню за телесными наслаждениями. А последователь гедонистической философии Гегесий [340] пришел к выводу, что поскольку цель человеческой жизни, заключающаяся в удовольствиях, невозможна в силу всей той массы зла и страданий, существующих на земле, то единственным верным с философской точки зрения поступком является добровольный уход из жизни. Его учение имело столь сильное влияние на тех, кто обучался у Гегесия в Александрии, где он преподавал, что Птолемей Лаг [341] запретил его философию и педагогическую деятельность. «А на что указывает этот исторический факт? – спрашивает А. И. Введенский. – На то, что если всю цену жизни мы станем полагать в земном счастье, то фактически открывающаяся перед нами жизнь доведет нас при такой оценке до пессимизма и даже до самоубийства» [342] . Александр Иванович отмечает, что и сам Н. И. Кареев, с которым ему много приходится полемизировать по поводу данного вопроса, признает, что нельзя считать всеобщее счастье целью жизни, так как в стремлении к этой цели человек непременно потерпит неудачу [343] .

По мнению А. И. Введенского, если человеческая жизнь ограничивается только земным существованием, то требования нравственного закона абсолютно бессмысленны, так как всеобщее счастье на земле неосуществимо. Единственное условие, при котором нравственный закон может придать жизни смысл, это когда мы верим, что всеобщее счастье людей слагается из земной и неземной жизни, причем неземное существование является таким продолжением земного, в котором происходит искупление всего прежде испытанного зла.

Философ делает оговорку, что служение всеобщему счастью имеет смысл только при вере в бессмертие людей не потому, что в таком случае есть надежда на личное вознаграждение в будущей жизни. Вовсе нет. Подобный эгоизм чужд критической философии. По мнению А. И. Введенского, тот, кто требует бессмертия во имя торжества нравственного чувства, тот уже не имеет логического права заботиться только о себе. В статье «О видах веры в ее отношениях к знанию» Введенский пишет: «Если нравственность имеет своим последствием спасение только того, кто сам успевает в ней, а не дает нам сил спасать и других, то ее нельзя считать безусловно обязательной» [344] .

Искать смысл жизни – это искать свое назначение, а значит, рассматривать себя как средство. Ведь бессмертие и искупление зла нужны не ради меня, а ради тех, кому я назначен служить. Без этого условия, по мнению философа, назначение человека исполнять нравственный закон будет бессмыслицей.

Только вера в бессмертие позволяет надеяться, что та цель жизни, которая неосуществима на земле, осуществится в будущей жизни. Только это убеждение может придать твердость нравственному закону. Нравственная деятельность, по мнению А. И. Введенского, – путь к абсолютно ценной цели, отголосок которой ощущается каждым человеком в глубине собственной души. Этот отголосок принято называть совестью. Человек, верящий в бессмертие, имеет право надеяться на то, что исполнение им нравственного долга искупает совершаемое на земле зло, испытанное теми, кому человек назначен служить. При исполнении нравственных обязанностей возможно, по мнению А. И. Введенского, превращение зла в добро и примирение испытавших это зло, но только не в этой жизни, а в будущей.

Итак, из понятия «смысл жизни» вытекает, что приписывать своей жизни какой-либо смысл логически возможно только при наличии веры в бессмертие. Исполнение предписаний нравственности также имеет смысл только тогда, когда признается бессмертие личности. По мнению Введенского, те, кто не верят в бессмертие, но приписывают жизни какой-то смысл и исполняют нравственные требования, глубоко непоследовательны в своих взглядах. Поступать согласно требованиям нравственности им более приятно, так как это красиво, эстетично, но их нравственные поступки вовсе не имеют в себе смысла.

По мнению А. И. Введенского, даже если подходить к нравственному закону формально, как это делает И. Кант, то все же и в этом случае исполнение его требований будет иметь смысл только при наличии веры в бессмертие. По Канту, нравственный закон должен быть формой жизни. Нравственным поступком необходимо считать только такой поступок, максима которого может стать всеобщим законом. Все нравственные поступки должны совершаться исключительно из уважения к нравственному закону. Русский философ отмечает, что вне зависимости от правильности или неправильности рассуждений Канта, без признания бессмертия человеческой личности служение формальному нравственному закону не будет иметь никакого смысла. Ведь подобное назначение противоречит природе человека. В земной жизни на поведение человека действует целый ряд факторов, которые так или иначе непременно вынуждают его действовать либо вопреки нравственному закону, либо, с одной стороны, и не противореча ему, но, с другой стороны, и не из уважения к этому формальному закону. А. И. Введенский замечает: «Фактически лишь изредка человек будет исполнять то, к чему он назначен; во всех же остальных случаях он будет далек от исполнения своего назначения. А так как допущено, что нет бессмертия, то его назначение останется навсегда неисполнимым» [345] . В силу этих рассуждений, сам Кант считал, что нельзя верить в нравственный закон, не веря в бессмертие.

Не согласен А. И. Введенский и с мнением Н. И. Кареева о том, что пусть всеобщее счастье людей невозможно достичь в земной жизни, но можно получить величайшее наслаждение от одного осознания того, что ты делаешь все от тебя зависящее для достижения данной цели. То есть цель жизни, по Н. И. Карееву, – это достижение сознания того, что ты делаешь все для тебя возможное в деле достижения всеобщего блага. Но А. И. Введенский обращает внимание на то, что подобное сознание может утешать человека только до тех пор, пока он не осознает всю неосуществимость и бессмысленность любых попыток достичь всеобщее земное счастье. Конечно, может быть, и найдутся такие капризные люди, которые упорно будут почитать за особое удовольствие наслаждаться сознанием того, что они пытаются достичь недостижимое, но все же такое поведение неестественно для человека. При этом надо помнить, что речь все же должна идти не об удовольствиях или наслаждениях, а о такой цели, которая может осмыслить всю человеческую жизнь.

Итак, А. И. Введенский при помощи критической философии обнаружил, что логическим условием возможности веры в смысл жизни является вера в бессмертие человека, и при этом смысл жизни непосредственно связан с нравственным законом. Критическая философия, конечно, считает веру в смысл жизни недоказуемой и неопровержимой, так как эта вера зависит от признания обязательности нравственного долга. А того, кто решил отрицать эту обязательность, теоретически переубедить уже невозможно. Но А. И. Введенский показал логическую связь между верой в смысл жизни и верой в бессмертие человека.

Практическое значение данного вывода состоит, по мнению А. И. Введенского, в том, что он показывает несостоятельность взглядов людей, не верящих в бессмертие человека, но много и пространно толкующих о смысле жизни. По его мнению, всем необходимо понять связь смысла жизни с бессмертием. Это осознание должно привести, если верить в силу добра, не к отрицанию смысла жизни, а к признанию бессмертия. Невозможно сознательно и последовательно отрицать нравственный закон и смысл жизни, это противоестественно для человека. А. И. Введенский пишет: «…человек, верующий в силу добра, будет верить и в безопасность правды, и взамен нашего вывода будет считать опасным умственный разврат, обнаруживающийся в виде непоследовательного материализма» [346] .