ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга автобиографическая. Я не хочу сказать, что меня отличает какая–то необычайная мудрость или какое–то особое безумство, но всю свою сознательную жизнь я смотрел на мир с некоторым подозрением. Для людей, являющихся моими кумирами, пожалуй, всегда было характерно качество, которое можно было бы лучше всего назвать безумной мудростью. Чжуан–цзы, Гаутама Будда, Баалшем–тов, Альбер Камю, Марк Твен, Руми, Джек Керуак — вот некоторые из тех вызывающих противоречивые оценки личностей, чьи мысли меня привлекали и подпитывали. Мне часто казалось, что я слышу их голоса, уверяющие меня, что мои собственные мистические видения и близкие к абсурду прозрения обладают действенной силой и полны чудес. В каком–то смысле я воздаю должное своим наставникам и кумирам, сводя их вместе на страницах этой книги и давая им возможность поделиться друг с другом своей «безумной мудростью».

Мне всегда представлялось, что я стою на земле лишь одной ногой, в то время как другая ищет себе точку опоры в каком–то ином мире, в котором передо мной могли бы открыться более широкие перспективы.

Это стремление быть одновременно и участником и сторонним наблюдателем жизни впервые появилось у меня и далекие детские годы, которые я провел в маленьком городке в штате Небраска. Я был в школе единственным ребенком из еврейской семьи. Сейчас я вспоминаю, что в те годы постоянно ощущал себя изгоем, держался все время в стороне от своих сверстников и размышлял о своей горькой участи.

Это ощущение оторванности от других людей, то переходящее в погруженность в свой внутренний мир, то превращающееся в чувство отчужденности, — сопровождало меня всю жизнь, заставляя искать других таких же изгоев, смотрящих на мир под непривычным углом зрения. Первые мысли о написании этой книги появились у меня тогда, когда я начал искать людей, которые могли бы стать моими единомышленниками.

По мере того как я взрослел, меня все более озадачивала и ужасала окружающая действительность, особенно те ее проявления, которые в пятидесятых годах нашего столетия отличали жизнь «средних» американцев на Среднем Западе, где я в то время жил. Мне казалось, что человеческое существование — это сплошной абсурд и что задачи, которые пытаются навязать людям церковь, государство и школа совершенно бессмысленны, если не смехотворны.

К концу второго десятилетия своей жизни я начал читать произведения философов–экзистенциалистов и поэтов–битников и обнаружил, что взгляды и тех и других во многом совпадают с моими собственными. Я услышал собственное негодование и печаль в обличительных речах Ницше и в пессимистических высказываниях Камю, а в поэзии Аллена Гинзберга и романах Джека Керуака я нашел созвучные моим мысли о стремлении к некой всеохватывающей благодати, к высвобождению своего бессмертного духа из оков материальности. Эти писатели укрепили меня в мысли, что можно смотреть на мир с другой точки зрения, что можно жить как–то иначе.

Не менее сильное впечатление произвели на меня современные сатирики и юмористы. Ленни Брюс и Морт Сал говорили как будто от моего имени, высмеивая общепринятые нормы поведения, а глуповатая улыбка Альфреда Э. Иоймана казалась мне самой уместной реакцией на нашу жизнь. Его «Чтоб я беспокоился? Никогда!» ни в чем не уступало лучшим философским идеям.

Мое желание стать литературным критиком и юмористом привело к тому, что в 1968 году я начал работать диктором «Последних известий» и комментатором на KSAN-FM в Сан — Франциско, радиостанции, являвшейся главным рупором американской антикультуры.

Поскольку в эфире этой радиостанции звучали голоса представителей антивоенных движений и сторонников употребления наркотиков, мне позволялось проявлять весь мой политический радикализм и компоновать материал так, как я хотел. Я начал представлять новости в виде звуковых коллажей — перемешивая высказывания политических деятелей со звуковыми эффектами и с отрывками из поэтических произведений, песен рок–музыкантов и интервью, взятых у прохожих на улицах. Я резал на части речи Ричарда Никсона и составлял эти части таким образом, [7] что Никсон в результате начинал говорить правду какой видел ее я; затем я накладывал этот измененный вариант на песню Битлз «Каждому есть что скрывать, кроме нас с обезьянкой», после чего в эфире раздавались голоса людей с улицы, обсуждавших бомбардировки Камбоджи.

Кроме того, я сопровождал сводки последних известий собственными комментариями, давая происходящим событиям историческую и космологическую трактовку. Америка представлялась мне еще одной Римской империей, а Земля — планетой, летящей неизвестно куда сквозь пространство, или, быть может, неким сгустком материи и энергии во Вселенной, в которой правит бал энтропия. Таким образом я пытался отразить в этих передачах свой немалый скептицизм в отношении достоверности и подлинной значимости того, что преподносилось радиослушателям в качестве ежедневных новостей. Придуманная мной фраза, которой я заканчивал каждую сводку, отражала как содержание, так и стиль моих репортажей: «Если вам не нравятся эти новости, идите на улицу и сами становитесь творцом событий».

Мое неизменное внимание к творчеству писателей–битников и таких личностей, как Алан Уоттс и Рэм Дасс, а также мое собственное экспериментирование с различными методами расширения сознания усилили мой интерес к духовным традициям Востока. В 1970 году я решил отдохнуть от суматохи, царившей на радиостанции, и отправиться в Азию, где рассчитывал найти себе духовного наставника или, по крайней мере, узнать что–то об индуизме и буддизме из первых рук. Через несколько месяцев моих путешествий попал в Бодхгаю (Индия), где начал практиковать буддийскую медитацию всего в нескольких сотнях ярдов от того дерева, под которым, как считается, обрел просветление Будда. Во время этих упражнений я неизменно оказывался в роли и медитирующего и наблюдателя. При этом я не переставал задавать стандартные журналистские вопросы: «кто?», «что?», «где?», «когда?», «зачем?», «каким образом?». Правда, теперь предметом моих исследований был я сам. Я с ужасом понял, насколько все–таки путанно и подвержено влиянию стереотипов мое сознание.

Сидя неподвижно, я обнаружил, что не в состоянии контролировать собственные мысли и чувства, — казалось, что моим сознанием руководит кто–то другой. Мне стало ясно, что нетренированная психика является источником больших заблуждений и страданий как для меня самого, так и для окружающих. Я начал рассматривать буддийскую медитацию как способ противостояния суете и напрасным волнениям, как часть универсального учения, которое предлагает иное понимание мира, иную форму существования в нем.

Впервые я встретил выражение «безумная мудрость», когда изучал буддизм и даосизм, в которых оно употребляется при описании прозрений и методов обучения тех мудрецов Востока, которые зашли в своих размышлениях наиболее далеко. Я увидел, что существует много общего между убеждениями моих кумиров, представляющих культуру Запада, и духовными традициями Востока. Я обнаружил, что экзистенциализм XX века, философия битников и отдельные высказывания западных психологов хорошо согласуются с идеями восточных проповедников безумной мудрости. В то же время такие книги, как «Дао физики» и «Танцующие учителя у Ли», благодаря данной в них картине Вселенной, которая, похоже, обладает собственной безумной мудростью, пробудили во мне интерес к физическим наукам. Я начал читать сообщения о последних открытиях в таких областях науки, как эволюционная биология, генетика и астрофизика.

Все эти идеи, переплетясь в моем сознании, и стали тканью книги, получившей название «Безумная мудрость». Кроме того, эта книга имеет два непосредственных источника. В 1984 году я вместе со своим другом Полом Краснером, писателем–сатириком и редактором журнала «Реалист», начал вести семинары по «безумной мудрости». Пол обладает поистине исключительным чувством юмора, он не щадит ничьи авторитеты и является одним из самых остроумных и непосредственных людей на планете. Некоторые из идей этой книги возникли в ходе исследований и подготовительной работы к нашим семинарам.

В том же году я, вместе с Барбарой Гейтс, стал соредактором «Вопрошающего разума», журнала буддистского общества медитации випассана (всматривания) на Западе. Я начал исследовать вопросы, которым посвящена данная книга, в моей редакторской колонке под названием «Дхарма и Драма». Именно моя работа в журнале и полужила толчком к написанию «Безумной мудрости». [9]

Такова история создания этой книги. Перед тем как приступить к изложению материала, я хочу сделать пару замечаний. Если кому–то не нравится, что его кумиров и любимцев называют «безумцами», он должен понять, что мое употребление этого слова несет на себе печать глубочайшего почтения. Кроме того, я сознаю, что на страницах книги явно недостает женских голосов. Это скорее вина летописцев, чем недостаток моих исследований. Дело не в том, что женщинам нечего сказать, — просто очень немногие историки удосужились отразить в своих трудах их слова и деяния. Возможно, в дополненном издании книги, в следующем веке, эта диспропорция будет устранена, особенно учитывая то, что во многом безумная мудрость наших дней отражает именно позицию женщины, которая, очень может статься, будет играть в будущем ведущую роль в поисках истины.

И последнее: хотя эта книга охватывает сферы искусства, науки, философии и религии, я не являюсь специалистом ни в одной из этих областей. Мои познания в каждой из них совершенны настолько, насколько это было продиктовано моим интересом. Я смотрю на себя скорее как на человека с широким кругом увлечений, а на «Безумную мудрость» — как на некую игру ума, попытку найти какую–то общую схему — философию, если угодно, — в синтезе моих интеллектуальных и духовных интересов.

Окленд, Калифорния Январь, 1990