Личности и вещи

Три часа ночи, и ваш сосед по комнате в общежитии спрашивает, какого черта вы не спите, размышляя о нравственных дилеммах, связанных с несущимся под гору неуправляемым трамваем.

— Чтобы написать хороший доклад по курсу «Этика-101», — отвечаете вы.

— А зачем писать хороший доклад? — спрашивает сосед по комнате.

— Чтобы получить хорошую оценку.

— А зачем беспокоиться об оценках?

— Чтобы получить работу в инвестиционном банке.

— А зачем получать работу в инвестиционном банке?

— Чтобы когда-нибудь стать управляющим хедж-фондом.

— А зачем становиться управляющим хедж-фондом?

— Чтобы делать очень большие деньги.

— А зачем делать очень большие деньги?

Чтобы часто есть лобстеров. Мне нравятся лобстеры. В конце концов, я чувствующее существо. Подумай-ка об этом. Вот почему я засиделся, размышляя о неуправляемых трамваях!

Вот пример того, что Кант назвал бы гетерономным решением, примером совершения какого-то действия ради чего-то еще, что нужно для чего-то еще и т. д. Когда мы действуем гетерономно, мы действуем ради целей, данных или заданных нам извне. Мы — не авторы преследуемых нами целей, а инструменты их достижения.

Выдвинутая Кантом концепция автономии резко противоречит подобным действиям и данному пониманию свободы действий. Когда мы действуем автономно, в соответствии с законом, который мы дали сами себе, мы делаем нечто ради этого нечто, которое является целью само по себе. Мы перестаем быть инструментами для достижения целей, заданных нам извне. Эта способность действовать автономно и есть то качество, которое придает человеческой жизни особое достоинство — думать. Оно подчеркивает разницу между личностями и вещами.

Для Канта уважение человеческого достоинства означает отношение к личностям как ценностям самим по себе. Вот почему неправильно использовать людей во имя всеобщего благополучия, как это делает утилитаризм. Сталкивание дородного человека на пути для остановки несущегося трамвая — это использование данного человека как средства и потому неуважение его как самостоятельной ценности. Просвещенный утилитарист вроде Милля может отказаться от сталкивания человека на пути в силу вторичных последствий, которые могут снизить пользу такого поступка в долгосрочной перспективе (скажем, люди вскоре начнут бояться стоять на мостах и т. д.). Но Кант сказал бы, что это — неправильная причина отказа от сталкивания человека с моста. Неправильная потому, что и в этом случае к потенциальной жертве относятся как к инструменту, предмету, средству достижения счастья других людей. Потенциальной жертве сохраняют жизнь, но не ради нее самой, а для того, чтобы другие люди без опаски могли ходить по мостам.

Это вызывает вопрос о том, что придает поступку моральную ценность. Ответ на этот вопрос уводит нас от выдвинутой Кантом особенно строгой концепции свобод и приводит к обоснованной им же и столь же требовательной концепции морали.