2. Развитие Энгельсом диалектико-материалистического понимания истории

2. Развитие Энгельсом диалектико-материалистического понимания истории

По мере того как идеи марксизма приобретали более широкое влияние, к ним стали обращаться представители самых разных идейных направлений, вплоть до откровенных противников социализма. Этот процесс ассимиляции отдельных идей и положений марксизма буржуазной общественной мыслью, начавшийся в 90-е годы, не мог не быть крайне противоречивым. С одной стороны, укреплялся научный авторитет марксизма, с другой – сама суть его неизбежно искажалась, поскольку отдельные марксистские положения, вырванные из общей связи и включенные в контекст немарксистских теорий, приобретали смысл, чуждый позициям Маркса и Энгельса. Представление о марксизме вследствие этого теряло четкость, размывалось, а широкой общественности под этим именем зачастую предлагались идеологические суррогаты, не имеющие ничего общего с революционным мировоззрением его основоположников.

Раньше всего и, вероятно, в наибольшей степени данный процесс проявился в трактовке вопроса о роли экономики в жизни общества.

Широкое распространение получили попытки представить марксизм как чисто социологическую доктрину, а эту последнюю свести к «экономическому материализму». Примером такого подхода могут служить работы современников Маркса и Энгельса – крупных буржуазных социологов и экономистов П. Барта, Р. Штаммлера, Л. Брентано, обвинявших исторический материализм в забвении активной, созидательной роли человека, личности в истории. Приписывая Марксу и его последователям стремление доказать, что деятельность человека определяется исключительно экономическими отношениями, эти критики характеризовали марксизм как созерцательно-фаталистическую доктрину, как механически жесткий «экономический автоматизм»[1455].

Отождествление учения Маркса с «экономическим материализмом» создавало благоприятную почву для возникновения вульгарного социологизма – своеобразной идеологической конструкции, позволяющей использовать отдельные положения марксизма для теоретического обоснования идей непролетарского революционаризма, прежде всего мелкобуржуазного. Одну из первых попыток такого рода еще в конце 60-х годов сделал известный теоретик бланкистского направления в русском народничестве П.Н. Ткачев.

В процессе образования массовых рабочих партий, неизбежно захватывавших в сферу своего влияния также и непролетарские слои, влияние вульгарного социологизма стало отчетливо ощущаться и в социал-демократических кругах. Отражая эти настроения, К. Шмидт, в то время один из членов редакции социал-демократической газеты «Volks-Trib?ne» (впоследствии он примкнул к буржуазным критикам марксизма), писал в октябре 1890 года Энгельсу, что если сведение всех общественных процессов к экономике невозможно, то «Марксово понимание истории в его самом строгом смысле нельзя будет отстоять»[1456].

В 80 – 90-е годы вульгарный социологизм особенно рельефно проявился во взглядах деятелей немецкой социал-демократии, объединившихся в самом начале 90-х годов в группу «молодых» (Б. Вилле, Г. Мюллер, П. Кампфмейер, П. Эрнст). Однако его влияние в той или иной мере испытали на себе в конце 80-х – 90-е годы большинство из учеников, соратников и последователей Маркса и Энгельса – Бебель, Лафарг, Либкнехт, Каутский и др.

Анализируя степень освоенности основных теоретических положений марксизма молодыми членами партии (а быстрое расширение социал-демократического движения делало эту категорию чрезвычайно массовой), Энгельс в 1892 году вынужден был констатировать, что в течение двадцати лет материалистическое понимание истории оставалось в их работах «только трескучей фразой»[1457]. Истоки сложившейся ситуации, по мнению Энгельса, могут быть поняты лишь на основе конкретного анализа процесса развития марксизма, в ходе которого «приходилось, возражая… противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали», то есть акцентировать основное внимание на определяющей роли материального производства в общественной жизни.

Энгельс признал, что, не находя «время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии»[1458], он и Маркс отчасти сами подали повод к упрощенным истолкованиям их учения. В связи с этим он вновь обратился к углубленной проработке и разъяснению материалистической теории общественного развития, в ряде случаев обогащая высказанные ранее им и Марксом положения. Стремлением внести необходимую ясность в понимание марксистского подхода к обществу и его истории, помочь глубоко и всесторонне осмыслить его методологические функции пронизана вся его переписка конца 80 – 90-х годов, в частности так называемые «письма об историческом материализме»[1459], а также ряд писем, посвященных проблемам духовной жизни общества и истории общественной мысли.