Анализ Энгельсом образования капиталистических монополий

Анализ Энгельсом образования капиталистических монополий

В дополнениях к 4-му немецкому изданию брошюры «Развитие социализма от утопии к науке» (1891), в добавлениях и примечаниях к III тому «Капитала», вышедшему в свет в 1894 году, а также в ряде статей и писем Энгельс, проанализировав новые явления в экономике капитализма конца XIX века, уделил особое внимание образованию капиталистических монополий. Монополии стали одной из основ хозяйственной жизни капиталистического общества в начале XX века, переход от капитализма свободной конкуренции к империализму при жизни Энгельса еще не завершился, и поэтому он не мог дать теоретического исследования новой монополистической стадии развития капитализма. Эта задача была решена впоследствии Лениным, творчески развившим учение марксизма применительно к условиям новой эпохи. Вместе с тем, Энгельс, внимательно изучавший процессы, происходившие в экономической жизни капиталистического общества, глубоко исследовал видоизменения капитализма в конце XIX века и сумел поэтому предугадать в известной степени некоторые черты империалистической эпохи[1526].

Раскрывая значение промышленных монополий – картелей и трестов, Энгельс видел в них выражение того факта, что «быстро и значительно увеличивающиеся современные производительные силы с каждым днем все сильнее перерастают законы капиталистического товарообмена, в рамках которых должно совершаться их движение»[1527]. Объективно оценивая недостаточную прочность картелей и трестов того времени, нередко распадавшихся в ходе кризисов перепроизводства, он вместе с тем верно указал, что образование монополий – процесс, соответствующий законам капиталистического производства, и, в частности, писал о трестах как «новой форме производства»[1528].

Энгельс рассматривал монополии конца XIX века как результат и форму развития обобществления производства при капитализме. Он показал, что картели и тресты возникали и развивались вследствие усиления противоречия между общественным характером производства и частнокапиталистическим присвоением, проявляющегося в кризисах перепроизводства. Углубление этого противоречия между уровнем развития производительных сил и капиталистическими производственными отношениями приводит к тому, что мощно растущие производительные силы делают все более настоятельной необходимостью фактическое признание их общественного характера, принуждают класс капиталистов обращаться с ними как с общественными производительными силами. Показав, что это ведет к обобществлению больших масс средств производства в форме акционерных обществ[1529], Энгельс обосновывал вывод о том, что «на известной ступени развития становится недостаточной и эта форма; все крупные производители одной и той же отрасли промышленности данной страны объединяются в один „трест“, в союз, с целью регулирования производства»[1530].

Таким образом, образование картелей и трестов рассматривалось им как выражение более высокого уровня обобществления производства, по сравнению с акционерной формой предприятий. В частности, картели и тресты оценивались как «новые формы промышленного предприятия, представляющие вторую и третью степень акционерного общества»[1531].

Анализируя такую форму монополии, как картель, в которой объединяются крупные промышленники определенной отрасли для регулирования производства, Энгельс подметил также и закономерность замены этой формы монополий более высокой. Он разъяснял, что «этой формы обобществления производства (картелей. – Ред.) оказалось мало. Противоположность интересов отдельных фирм слишком часто взрывала их союз и снова восстанавливала конкуренцию. Тогда пришли к тому, что в отдельных отраслях, где это позволяла данная ступень развития производства, стали концентрировать все производство этой отрасли промышленности в одно крупное акционерное общество под единым руководством»[1532]. Разъясняя свой вывод, он ссылался, как на пример такой концентрации, на организацию треста в химической промышленности Англии. Энгельс отмечал, что тенденция движения централизации капитала к своему пределу – соединению всех капиталов отрасли в один капитал, находит выражение в трестах, которые «стремятся к этой цели, стараясь объединить, по меньшей мере, все крупные предприятия той или иной отрасли промышленности в одно крупное акционерное общество с фактической монополией»[1533].

Выявляя причины возникновения монополий, Энгельс конкретно исследовал различные факторы образования картелей и трестов. В частности, он отмечал усиливавшееся несоответствие быстро растущего производства и непоспевающего за ним объема рынка, показал присоединившееся к этому действие запретительных пошлин, что дополнительно повышало объем производства. Энгельс писал, что «следствием этого являются общее хроническое перепроизводство, низкие цены, падающая и даже вовсе исчезающая прибыль; словом, издавна прославленная свобода конкуренции находится при последнем своем издыхании и должна сама признаться в своем явном скандальном банкротстве»[1534]. Банкротство свободной конкуренции выразилось, по мысли Энгельса, в том, что промышленники целых крупных сфер производства стали объединяться в картели и тресты для регулирования производства, а следовательно и для того, чтобы регулировать цены и прибыль[1535]. Монополии возникают, таким образом, потому, что производство нуждается в регулировании, а свободная конкуренция оказывается уже неспособной обеспечить его функционирование. В своем анализе Энгельс раскрывал сущность замены конкуренции монополией в картелях и трестах. Он писал, что «в трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов»[1536]. В дальнейшем Энгельс развил это положение, разъяснив, что когда переходят «к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности»[1537]. Именно это положение Энгельса высоко ценил Ленин, указывая, что «здесь взято самое основное в теоретической оценке новейшего капитализма, т.е. империализма, именно, что капитализм превращается в монополистический капитализм»[1538].

Исследуя взаимоотношение конкуренции и монополии, Энгельс показал связь развития монополии из конкуренции с кризисами. Он доказывал, что отступление конкуренции на рынке перед картелями и трестами, иными словами, образование монополий и рост их значения является одним из элементов, противодействующих повторению кризисов, но в то же время носит зародыш более сильного кризиса в будущем[1539].

Энгельс также глубоко и всесторонне исследовал то стимулирующее воздействие на процесс образования монополий, которое оказывали система запретительных пошлин и обострение конкуренции на мировом рынке, развивавшиеся в конце XIX века в связи с усилением неравномерности экономического развития капиталистических стран. Он отмечал, что неравномерность экономического развития капиталистических стран проявилась в тот период в потере Англией промышленной монополии, замедленном развитии Франции и в бурном росте промышленности США, а также Германии[1540]. Он указывал на обострение конкуренции между капиталами этих стран, обращая внимание на то, в частности, что американский капитал начал проникать в сферы влияния старых капиталистических стран – Англии и Франции. В связи с этим он подчеркивал, что конкуренция между державами приведет к еще небывалой промышленной борьбе[1541]. Энгельс не только показал, что протекционизм способствовал монополизации производства и обмена, но также исследовал усиливающиеся противоречия как между разоряющимися мелкими производителями и растущими монополиями, так и между последними и потребителями[1542]. Энгельс писал в конце 1892 года, что «протекционистская система служила последние годы лишь средством разорения мелких производителей под давлением крупных, объединившихся в картели и тресты, и предоставляла этим последним, то есть организованной монополии, распоряжаться рынком и тем самым – эксплуатировать потребляющую часть нации»[1543]. Свидетельством глубины понимания Энгельсом сущности процессов монополизации, развернувшихся в конце XIX века, является то, что он уже в конце 80 – начале 90-х годов указывал на появление международных монополий, которые едва только наметились в тот период[1544].

Следующую за монополизацией более высокую ступень обобществления производства Энгельс видел в огосударствлении средств производства и сообщения, в превращении их в собственность буржуазного государства. Он считал, что в конце концов следом за монополиями «государство как официальный представитель капиталистического общества вынуждено взять на себя руководство производством»[1545]. Превращение производительных сил в собственность буржуазного государства, экономическая неизбежность их огосударствления возникают лишь когда средства производства действительно перерастут управление акционерных обществ, монополий. И только тогда огосударствление «будет экономическим прогрессом, новым шагом по пути к тому, чтобы само общество взяло в свое владение все производительные силы»[1546]. Энгельс прозорливо решал вопрос об огосударствлении средств производства, возникающем уже при капитализме, в связи с необходимостью для класса капиталистов охранять общие внешние условия капиталистического способа производства от посягательства как рабочих, так и отдельных капиталистов[1547].

Энгельс доказывал, что огосударствление не меняет системы эксплуатации наемных рабочих капиталистами, что капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до высшей точки. Он разъяснял, что в монополиях, как затем и в огосударствлении производства, эксплуатация наемного труда усиливается, в связи с чем противоречия буржуазного общества обостряются[1548]. Из этого Энгельс делал верный вывод о необходимости социалистической революции. Он предполагал, что трудящимся будет нестерпима власть финансовой олигархии, паразитирующей на процессе централизации капитала. Он полагал, что «ни один народ не согласился бы долго мириться с производством, руководимым трестами с их неприкрытой эксплуатацией всего общества небольшой шайкой лиц, живущих стрижкой купонов»[1549].

История, однако, показала, что прогноз Энгельса не оправдался. Капитализм в XX веке еще не исчерпал до конца своих возможностей развития, которые позволяют смягчать до определенной степени социальную напряженность.