Об учёных{311}

Об учёных^{311}

Пока я спал, овца принялась объедать венок из плюща на моей голове, — и, объедая, она говорила: «Заратустра не учёный больше».

Сказала и неприступно и гордо удалилась. Ребёнок рассказал мне об этом.

Люблю я лежать здесь, где играют дети, у развалившейся стены, среди чертополоха и красного мака.

Я всё ещё учёный для детей, а ещё для чертополоха и красного мака. Невинны они, даже в своей злобе.

Но для овец я уже не учёный: так хочет мой жребий — да будет он благословенен!

Ибо вот истина: ушёл я из дома учёных и ещё захлопнул за собой дверь.

Слишком долго сидела моя душа голодной за их столом; не приучился я, подобно им, к познанию, как к щёлканью орехов.

Свободу люблю я и воздух над свежей землёй; лучше буду я спать на воловьих шкурах, чем на званиях и почестях их.

Я слишком горяч и сгораю от собственных мыслей, часто перехватывает у меня дыхание. Тогда мне нужно на простор, прочь из всех запылённых комнат.^{312}

Но они прохлаждаются в прохладной тени, они хотят во всём быть только зрителями и остерегаются сидеть там, где солнце жжёт ступени.^{313}

Подобно тем, кто стоит на улице и глазеет на людей, — так ждут и они и глазеют на мысли, подуманные другими.^{314}

Если дотронуться до них руками, от них поневоле поднимается пыль, как от мучных мешков; но кто же догадается, что их пыль идёт от зерна и от золотых даров нивы?

Когда выдают они себя за мудрых, меня знобит от их мелких изречений и истин: часто от мудрости их идёт запах, как будто исходит она из болота, и поистине, я слышал уже, как лягушка квакала из неё!^{315}

Они ловкачи, у них искусные пальцы; что моя простота при разнообразии их! Как вдевать нитку, и ткать, и вязать знают их пальцы; так вяжут они чулки духа!^{316}

Они хорошие часовые механизмы, нужно только правильно заводить их! Тогда показывают они безошибочно время и производят при этом лёгкий шум.

Подобно мельницам, работают они и толкут: только подбрасывай им свои зёрна! — уж они сумеют их измельчить и сделать из них белую пыль.

Они зорко следят за пальцами друг друга и не слишком доверяют один другому. Изобретательные на маленькие хитрости, подстерегают они тех, чьё знание ходит на хромых ногах, — подобно паукам подстерегают они.

Я видел, как всегда с осторожностью готовят они яд; и всегда надевали они при этом стеклянные перчатки на свои пальцы.

И в поддельные кости умеют они играть; я заставал их играющими с таким жаром, что они при этом потели.^{317}

Мы чужды друг другу, и их добродетели противны мне ещё больше, чем их лукавство и поддельные игральные кости их.^{318}

И когда я жил у них, я жил над ними. Оттого и невзлюбили они меня.

Они и слышать не хотят, чтобы кто-нибудь ходил над их головами; и потому наложили они дерева, и земли, и сору между мной и своими головами.

Так заглушали они звук моих шагов, — и хуже всего слушали меня до сих пор самые учёные.

Все ошибки и слабости людей наваливали они между собой и мною; «чёрным полом» называют они это в своих домах.

И всё-таки хожу я со своими мыслями над их головами; и даже если бы я захотел ходить по своим собственным ошибкам, всё-таки был бы я над ними и их головами.

Ибо люди не равны: так говорит справедливость. И чего я хочу, они не имели бы права хотеть!

Так говорил Заратустра.