К главе 5
К главе 5
Отдельные ссылки к главе «Эволюция рыночной модели»
Экономический либерализм ошибочно полагал, что его методы и приемы являются естественным следствием из общего закона прогресса. Чтобы подогнать их под единую схему, либералы проецировали на далекое прошлое принципы, лежащие в основе саморегулирующегося рынка, распространяя их таким образом на всю историю человеческой цивилизации. В результате теория экономического либерализма почти до неузнаваемости исказила подлинный характер и происхождение торговли, рынков, денег, городской жизни и национальных государств.
а) Индустриальные акты «торга и обмена» являются в первобытном обществе чем-то исключительным и необычным.
«Первоначально ни о каком обмене не может быть и речи. Первобытный человек вовсе не испытывает неодолимого стремления обмениваться и торговать; напротив, эта процедура внушает ему отвращение» (Biicher. Die Entstehung der Volkswirtschaft. 1904. P. 109). «Невозможно, например, выразить стоимость крючка для ловли скумбрии в терминах соответствующего количества пищи, поскольку в действительности подобного рода обменные операции никогда на совершаются, и туземец тикопиа счел бы их чем-то странным и фантастичным… Каждый вид объектов строго соотносится с определенной социальной ситуацией» (Firth. Op. cit. P. 340).
б) Торговля не возникает внутри данной общины; это внешний процесс, в котором участвуют разные человеческие коллективы.
«Исходной точкой развития торговли являются сделки между разными этническими группами. На древнейших стадиях социальной организации торговля происходит не между членами одного племени или одной общины, но представляет собой внешний феномен, процесс, в котором участвуют исключительно лишь разные племена» (М. Weber. General Economic History. P. 195). «Это может показаться странным, и все же средневековая коммерция с самого начала развивалась под влиянием экспортной, а не местной торговли» (Pirenne. Economic and Social History of Medieval Europe. P. 142). «Дальняя торговля обусловила экономический подъем в эпоху Средневековья» (Pirenne. Medieval Cities. P. 125).
в) Торговля не опирается на рынки; она возникает из односторонних и не всегда мирных актов присвоения определенных предметов.
Турнвальд установил, что наиболее ранние формы торговли состояли попросту в поисках и завладении предметами, находившимися на значительном отдалении. По сути, это охотничья экспедиция. Приобретает ли она военный характер (как, например, в случае охоты за рабами или пиратства) зависит главным образом от того сопротивления, с которым сталкиваются ее участники (Op. cit. Р. 145, 146). «Пиратство стояло у истоков морской торговли у греков гомеровской эпохи, точно так же, как и у скандинавских викингов; долгое время эти два промысла были неотделимы друг от друга» (Pirenne. Economic and Social History. P. 109).
г) Наличие или отсутствие рынков не является существенно важной характеристикой; местным рынкам не свойственна тенденция к расширению.
«Из того, что некоторые экономические системы не знают рынков, вовсе не следует, что они непременно должны иметь еще какие-то общие черты» (Thurnwald. Die menschliche Gesellschagt. Vol. III. P. 137). Первоначально на рынках «могли обмениваться только определенные количества определенных предметов» (Ibid. Р. 137). «Следует особо отметить мысль Турнваль-да о том, что деньги и торговля в первобытных обществах представляют собой в своей основе скорее социальный, а не экономический феномен» (Loeb. The Distribution and Function of Money in Early Society / / Essays in Anthropology. P. 153). Местные рынки возникли не из «вооруженной торговли» или «молчаливого обмена» и не из иных форм внешней торговли, но из «мира», который сохранялся на традиционном месте встреч с вполне конкретной целью — сделать возможным обмен между соседями. «Функция местного рынка — обеспечивать постоянное население данной округи теми продуктами питания, в которых оно нуждается каждый день. Это помогает нам понять, почему подобные рынки устраивались раз в неделю, имели весьма узкий радиус притяжения и ограничивали свою деятельность мелкой розничной торговлей» (Pirenne. Op. cit. Ch. 4, Commerce to the End of the Twentieth Century. P. 97). Даже в более позднюю эпоху местные рынки, в отличие от ярмарок, не обнаруживали тенденции к расширению. «Рынок удовлетворял потребности небольшого района, и посещали его исключительно лишь окрестные жители; продавались на рынке изделия местного производства и продукты, необходимые в повседневной жизни» (Lipson. The Economic History of England. 1935. Vol. I. P. 221). Местная торговля «обычно возникала прежде всего как побочный промысел крестьян и лиц, занятых в домашней промышленности, и в целом как сезонное занятие…» (Weber. Op. cit. P. 195). «На первый взгляд, кажется естественным предположение, что класс купцов постепенно вырос из среды земледельческого населения. Данная теория, однако, ничем не подтверждается» (Pirenne. Medieval Cities. P. 111).
д) Разделение труда возникает не из торговли или обмена; оно обусловлено географическими, биологическими и иными неэкономическими факторами.
«Разделение труда вовсе не является следствием каких-то мудреных экономических соображений, как твердит нам рационалистическая теория. Основной его источник — физиологические различия пола и возраста» (Thurn-wald. Economics. P. 212). «Едва ли не единственный вид разделения труда, который мы здесь встречаем, — это разделение труда между мужчинами и женщинами» (Herskovits. Op. cit. P. 13). Симбиоз разных этнических групп — еще один путь возникновения разделения труда из биологических реалий. «Этнические группы превращаются в группы профессиональные через образование в обществе „высшего слоя“. Так складывается социальная организация, основанная, с одной стороны, на труде зависимого класса, а с другой — на власти распределять произведенное, которая принадлежит главным семействам господствующего слоя» (Thurnwald. Economics. P. 86). Перед нами один из источников государства (Thurnwald. Sozialpsyschische Ablaufe. P. 387).
е) Изобретение денег не имеет решающего значения; их присутствие или отсутствие далеко не всегда вносит существенные изменения в экономический уклад.
«Тот факт, что данное племя использовало деньги, сам по себе не слишком отличал его от остальных племен, денег не знавших» (Loeb. Op. cit. P. 154). «Если даже деньги и используются, их функция сильно отличается от той, которую выполняют они в нашей цивилизации. Они по-прежнему остаются конкретным материальным веществом, никогда не превращаясь в совершенно абстрактный знак стоимости» (Thurnwald. Economics. Р. 107). Неудобства и затруднения обмена не играли никакой роли в «изобретении» денег. «Противоположный взгляд, которого придерживались классические экономисты, опровергается современными этнологическими исследованиями» (Loeb. Op. cit. P. 167, footnote, 6). Специфическое использование товаров, функционировавших в качестве денег, как и их символическое значение атрибутов власти, не позволяют нам рассматривать феномен «экономического владения с узко рационалистической точки зрения» (Thurnwald. Economics). Деньги, к примеру, могут использоваться исключительно для уплаты жалованья и налогов (Ibid. Р. 108) либо для выкупа за жену, пени за убийство родственникам убитого или штрафа. «Таким образом, из этих примеров, относящихся к государственному состоянию, явствует, что стоимость ценных предметов зависит от размера традиционных податей и приношений, от положения, занимаемого представителями высшего слоя, и от их конкретных связей с основной массой членов данной общины» (Thurnwald. Economics. P. 263).
Деньги, как и рынки, представляют собой в основном внешний феномен, значение которого для общества определяется главным образом торговлей. «Само представление о деньгах приходит, как правило, извне» (Loeb. Op. cit. P. 156). «Функция денег как всеобщего средства обмена возникла в сфере внешней торговли» (Weber. Op. cit. P. 238).
ж) Первоначально внешняя торговля предполагала связи между коллективами, а не индивидами.
Торговля — это «групповое предприятие», она касается «предметов, приобретаемых коллективно». Истоки ее — в «коллективных торговых экспедициях». «В организации этих экспедиций, которые часто имеют характер внешней торговли, ярко проявляется принцип коллективности» (Thurnwald. Economics. P. 145). «Древнейшие формы торговли — это всегда обмен между племенами» (Weber. Op. cit. P. 195). Средневековая торговля, и это следует подчеркнуть, не являлась торговлей между индивидами. Это была «торговля между определенными городами, межкоммунальная или межмуниципальная торговля» (Ashley. An Introduction to English Economics: History and Theory. Part I, The Middle Ages. P. 102).
з) В средние века деревня была отрезана от торговли.
«Вплоть до XV в. включительно города оставались единственными центрами торговли и промышленности, причем ни той ни другой не позволялось выходить за городские стены в сельскую местность» (Pirenne. Economic and Social History. P. 169). «Борьба с деревенской торговлей и сельским ремеслом продолжалась, по крайней мере, семь или даже восемь столетий» (Heckscher. Mercsntilism. 1935. Vol. I. P. 129). Строгость этих запретительных мер возрастала вместе с развитием «демократической системы правления…» «На протяжении всего XIV в. против окрестных деревень высылали самые настоящие вооруженные экспедиции; ткацкие станки и красители для сукна уничтожались или конфисковывались» (Pirenne. Op. cit. P. 211).
и) Средние века не знали свободной торговли между городами.
Межмуницапальная торговля предполагала особые, привилегированные отношения между определенными городами или группами городов, такими, например, как лондонская Ганза или немецкая Ганза. Отношения между подобными городами строились на двух принципах — взаимности и ответных репрессивных мер. Скажем, в случае неуплаты долгов магистраты города, где жил кредитор, могли обратиться к властям города, где обитал должник, с просьбой покарать его так, как поступают они в подобных обстоятельствах с собственными гражданами, «угрожая им при этом, что если долг так и не будет уплачен, то выходцы из этого города подвергнутся соответствующим репрессиям» (Ashley. Op. cit. Part I. P. 109).
к) Государственного протекционизма не существовало.
«В плане чисто экономическом едва ли есть какая-либо необходимость проводить различия между отдельными странами в XIII в., ибо преград для человеческого общения внутри христианского мира тогда было меньше, чем существует их сейчас» (Cunningham. Western Civilization in Its Economic Aspects. Vol. I. P. 3). Взимание пошлин на государственных границах началось лишь в XV в. «До этого времени не заметно ни малейших попыток со стороны властей оказать покровительство национальной торговле, оградив ее от иностранной конкуренции» (Pirenne. Economic and Social History. P. 92). Все виды «международной» торговли были свободными (Power and Postan. Studies in England Trade in the Fifteenth Century).
л) Меркантилизм навязал городам и провинциям более свободный режим торговли внутри государственных границ.
Первый том работы Хекшера «Меркантилизм» (1925) называется Меркантилизм как объединяющая система. В этом своем качестве меркантилизм «выступал против всего, что привязывало экономическую деятельность к определенному месту и служило препятствием для развития торговли в масштабах всего государства» (Heckscher. Op. cit. Vol. II. P. 273). «Оба аспекта муниципальной политики — подавление торгово-промышленной активности деревни и борьба с конкуренцией других городов — противоречили экономическим целям государства» (Panten. Handel. In Handwor-terbuch der Staatswissenschsft. Vol. VI. P. 281). «Чтобы создать рынки с автоматическим регулированием спроса и предложения, меркантилизм нередко навязывал конкуренцию» (Heckscher). Первым современным автором, указавшим на либерализирующую тенденцию меркантильной системы, был Шмоллер (Schmoller, 1884).
м) Средневековая регламентация была чрезвычайно успешной.
«После крушения древнего мира политика средневековых городов стала, вероятно, первой в Западной Европе попыткой упорядочить экономическую сторону жизни общества согласно последовательно проводимым принципам. Она увенчалась поразительным успехом… Еще одним примером подобного рода можно, пожалуй, назвать экономический либерализм, или laissez-faire, в период его безраздельного господства, однако в смысле продолжительности либерализм, если сравнить его с постоянством и упорством политики городов, оказался всего лишь кратким и преходящим эпизодом» (Heckscher. Op. cit. P. 139). «Города достигли этого с помощью системы правил и уставов, которая столь изумительно соответствовала своей цели, что мы вправе счесть ее своего рода шедевром… Городская экономика была достойна современной ей готической архитектуры» (Pirenne. Medieval Cities. Р. 217).
н) Меркантилизм распространил муниципальные порядки на всю территорию государства.
«Результатом стало распространение принципов экономической политики городов на более обширные регионы — своего рода городская политика, осуществляемая в масштабах государства» (Heckscher. Op. cit. Vol. I. P. 131).
о) Политика меркантилизма была чрезвычайно эффективной.
«В сфере удовлетворения материальных потребностей меркантилизм создал сложную, тщательно продуманную и великолепно работавшую систему» (Bucher. Op. cit. P. 159). Кольберовские Reglements, целью которых было высокое качество изделий как таковое, позволили добиться «потрясающих» успехов (Heckscher. Op. cit. Vol. I. P. 166). «На общенациональный уровень экономическая жизнь поднялась главным образом благодаря политической централизации» (Bucher. Op. cit. P. 157).
«Создание трудового кодекса, а также трудовой дисциплины, гораздо более строгой, чем все то, что мог обеспечить узкий партикуляризм средневековых городских властей» следует считать заслугой системы меркантилистской регламентации (Brinkmann. Das soziale System des Kapitalis-mus. In Grundriss der Sozialokonomik. Abt. IV).