Глава VIII. Польза и прибыль Мудреца

Мудрец, хозяйничающий в земном Человеке, который ему дан от Природы, занимается его возделыванием по мере сил. Как следствие, он производит небесного Человека; из тьмы он извлекает и добывает свет, из возможности – действительность, из начала – конец, из внутренне присущей силы – деяние, из Природы – Мышление, из неоконченного – завершенное, из части – целое и, наконец, из семени – плод. Ведь в этом случае он подражает тому знаменитому Прометею, который, как сказано в поэтических преданиях, или разрешением богов, или из-за остроты ума и дарований получив некогда доступ в небесные покои, после того, как внимательным созерцанием ума обозрел все чертоги неба, не нашел в нем ничего более святого, драгоценного и животворящего, чем огонь. Затем этот огонь, в котором смертным было совершенно отказано богами, тайком похитив, тотчас передал смертным, и в созданного прежде из грязи и глины человека он с его помощью вдохнул жизнь. Так и Мудрец, силой Созерцания покидая чувственно воспринимаемый мир и достигая царственного пламени неба, оттуда в недрах бессмертного ума доставляет ярчайший огонь Мудрости в низшие области, и благодаря этому чистому и яснейшему пламени природный, или земной, Человек обретает силы, тепло и жизнь.

Мудрец возмещает дары Природы благодаря просвещенному знанием Человеку, сверх того, обретает себя самого, собой владеет и в себе пребывает. Глупец же напрасно получил от Природы земного, плотского и субстанциального Человека, поскольку не производит в нем ничего, достойного бессмертия, не прилагает никаких усилий для достижения блаженства, упорствует в неблагодарности по отношению к матери-Природе, пребывая вечным ее должником, обремененный субстанциальным Человеком и никогда не владеющий самим собой.

Мудрец разделяет самого себя умом и, как было сказано[394], состоит из двух Человеков: одного – природного и чувственного, другого же – добродетельного и мыслящего. Он никогда не отсутствует в самом себе, совершенно не оставляет себя, единственный, кто способен общаться с самим собой, постоянно являясь зеркалом для себя; сам собой охватывается, возвращается по кругу к самому себе; постоянно пребывает неподвижным и неизменным благодаря просвещенному знанием Человеку и, наконец, одновременно пребывает и в чувственно воспринимаемом, и в умопостигаемом мире. Ведь телом он живет на земле с неразумными тварями, душой же, достигая небес, обозревает небесные чертоги. Он созерцает лишь умопостигаемые вещи, мыслит бессмертное и то, что всегда пребывает неизменным.

Читаем у поэта Бига[395]:

«Дух же, рожденный вкусить радость в чертоге небесном,

В земном обиталище он вовеки покоя не сыщет.

К горней твердыне одной Мудрому должно стремиться,

Если он вожделеет полным насытиться горлом.»

Ведь Мудрец не желает чувственно воспринимаемого иначе, как поверхностно и мимоходом, в той мере, в какой он облачен телесным покровом; ибо ум вскармливается и укрепляется тем лишь, что совершенно лишено тела и материи, или тем, что нисходит в него самого из надмирных покоев благодаря некоему святому вдохновению.

Поскольку у Глупца нет ничего единого, тождественного, незыблемого, неизменного, поскольку он является приверженцем изменчивости, разделения и превращения, то, презрев славную, предусмотрительную и зрячую Добродетель, он домогается руководства со стороны слепой и непредусмотрительной Фортуны, которая почитается им как богиня, находящаяся выше небес; не владея собой, ее непостоянным колесом он перемещается то туда, то сюда, сбрасывается в исполненные греха буераки, овраги и обрывы. Соблазняясь всем, что перед ним, он становится тем, что неожиданно встречается ему на пути; он не имеет никакой возможности закрепиться в себе самом или возвратиться извне в самого себя.

В свою очередь, Мудрецу свойственно непрерывно и благополучно устремляться, подниматься, возвышаться умом к нераздельному единству и самого себя, и высшего творца, Бога. Ведь великой силой он одолевает манящие соблазны плоти, никакой необходимостью не может отвлечься от самого себя или не пребывать в согласии со своим умом. Он научился презирать Фортуну и никоим образом ее не бояться. Исполненный внутреннего света, он приобретает ведение истинных бессмертных благ; на них возлагает счастливейшую и непоколебимую надежду; постоянно радуется себе. Он не может быть одиноким или покинутым, поскольку сам с собой является множеством. Среди кипения и свирепых волн мирских страстей сохраняя в равновесии прекрасные частицы Добродетели, он пребывает в наилучшем, спокойном и бестревожном состоянии ума.

Мудрец – это Человек, которым воистину меньший мир, сын большего мира, то есть Вселенной, прославляется; ведь он единственный себя самого произвел, развил и завершил в подражание большему миру; он единственный способен подражать Природе, единственный сохраняет все свои части созвучными и соответствующими частям Вселенной. И действительно, Мудрец по праву должен именоваться не только меньшим, но и вторым большим миром (maior alter mundus); поскольку, как говорилось в книге «О мышлении»[396], ум Мудреца столь же вместителен, сколь и весь мир, столько же понятий о вещах украшает и наполняет его Память, сколько, как мы видим, в мире имеется сущностей. Ум же Глупца, поскольку он постоянно пребывает пустым, незанятым, праздным и бездеятельным, никогда не поднимается в больший мир, никогда не становится равным большему миру, никогда он – то, что рождено было сделаться всем, – не завершается познанием всего.