7. Критерий истинности знания

Стремясь к достижению объективной истины, человек испытывает необходимость в критерии, с помощью которого он мог бы отличить ее от заблуждения.

Казалось бы, все просто: наука дает объективную истину, и человек выработал множество способов доказательства и проверки ее. Но это не так. Доказательство в строгом смысле — это выведение одного знания из другого, когда одно знание с необходимостью следует из другого — тезис из аргументов. Таким образом, в процессе доказательства знание не выходит из своей собственной сферы, как бы замыкается в себе. На этом основании возникло представление о существовании формального критерия истины, когда последняя устанавливается посредством соответствия одного знания другому.

Так называемая теория когеренции, которая в XX в. особенно распространялась неопозитивистами, вообще исходит из того, что никакого иного критерия и не существует, а сама истина есть согласие знания со знанием, устанавливаемое на основе формально-логического закона недопустимости противоречия. Но формальная логика обеспечивает нам гарантию истинности выводного суждения, если объективно истинны посылки, из которых оно следует: «а» следует из «Ь», «Ь» следует из «с» и т. д. до бесконечности.

Возникает вопрос: откуда, из какого знания следуют всеобщие принципы, аксиомы, да и сами правила логического вывода, которые лежат в основании всякого доказательства? Этот вопрос ставил еще Аристотель. Следуя теории когеренции, остается только одно: признать их условными соглашениями (конвенциями) и таким образом поставить крест на всех попытках установления объективной истинности знания, склониться к субъективизму и агностицизму в теории познания.

В истории философии были различные подходы к решению проблемы критерия истинности знания. Одни философы видели его в эмпирическом наблюдении, в ощущениях и восприятиях человека. Конечно, эмпирическое наблюдение является одним из способов проверки знания. Но, во-первых, не все теоретические понятия можно проверить непосредственно путем наблюдения. Во-вторых, как писал Ф. Энгельс, «эмпирическое наблюдение само по себе никогда не может доказать достаточным образом необходимость... Это до такой степени верно, что из постоянного восхождения солнца утром вовсе не следует, что оно взойдет и завтра... » ¹. А ведь знание, фиксирующее законы, обязательно включает в себя необходимость и всеобщность.

Конечно, в научной практике имеет место проверка суждений и теорий посредством обращения к чувственному опыту. Но она не может служить окончательным критерием истинности, ибо из одной и той же теории могут следовать самые различные следствия, допускающие опытную проверку. Соответствие опыту одного такого следствия или некоторой суммы их еще не гарантирует объективной истинности всей теории. Кроме того, не все положения науки можно проверить путем непосредственного обращения к чувственному опыту. Поэтому даже неопозитивисты, поднявшие на щит принцип верификации (проверяемости знания путем сопоставления его с данными опыта, наблюдения, эксперимента), почувствовали зыбкость этого способа как всеобщего критерия истинности знания, особенно когда дело касается научных теорий, обладающих большой степенью всеобщности. Чтобы

спасти принцип верификации, они стали придумывать все более широкие способы толкования понятия «опытная проверяемость», а с другой стороны, ограничивать сферу ее приложения (не все истинные идеи поддаются опытной проверке и т. д.). Некоторые из них, например английский философ К. Поппер, полагают, что верифицируемость, проверяемость, следует заменить фальсифицируемостью, т. е. поиском опытных данных, не подтверждающих теорию, а опровергающих ее.

Конечно, поиски фактов, опровергающих теорию, необходимы в науке, в частности, так устанавливаются пределы применимости той или иной теоретической системы. Но этим путем никак нельзя доказать ее объективную истинность.

Если эмпирическое наблюдение не является критерием, то, может быть, всеобщие принципы, аксиомы, правила логического вывода и т. п. истинны в силу своей ясности, отчетливости, т. е. самоочевидны и не требуют никакого доказательства, поскольку противоположное им просто немыслимо? Но современная наука, критическая в своей сущности, не склонна уповать ни на веру, ни на самоочевидность, а парадоксальность ее утверждений стала обычным явлением.

Марксизм решил проблему критерия истинности, показав, что он находится в конечном счете в деятельности, являющейся основой знания, т. е. в общественно-исторической практике. «Вопрос о том, — пишет К. Маркс,— обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления» ⁵⁹.

В чем сила практики как критерия истины? Критерий истинности познания должен обладать двумя качествами. Во-первых,

он несомненно должен носить чувственно-материальный характер, выводить человека из сферы сознания в предметный мир, ибо надо установить объективность содержания знания. Во-вторых, знание, особенно когда речь идет о законах науки, носит всеобщий характер, а одна всеобщность доказывается другой всеобщностью. Одним единичным и даже сколь угодно большой суммой их нельзя доказать всеобщее и бесконечное. Такой особенностью обладает практика человека, в природе которой заключена всеобщность.

Как говорил В. И. Ленин, человек «окончательно» улавливает объективную истину, «лишь когда понятие становится «для себя бытием» в смысле практики» ⁶⁰. К тому же в практике всеобщее приобретает чувственно-конкретную форму вещи, процесса, поэтому она имеет в себе «не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности» ⁶¹. Иными словами, в прак-

тике объективность знания, носящего всеобщий характер, приобретает форму чувственной достоверности. Это, конечно, не означает, будто с точки зрения марксистско-ленинской гносеологии надо каждое понятие, всякий акт познания непосредственно проверять на практике, в производственной и иной материальной деятельности людей. Реально процесс доказательства происходит в форме выведения одного знания из другого, т. е. в форме логической цепи рассуждения, некоторые звенья которой проверяются путем выходов в практику. Но не возникает ли тогда представление о существовании наряду с практикой критерия, основанного на логическом аппарате мышления, на сопоставлении одного знания с другим? Конечно, формы и законы логического вывода не зависят от отдельных актов практического действия, но это не означает, что они вообще не связаны с практикой и не порождены ею. Как писал В. И. Ленин, «практическая деятельность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом» ⁶² Практика является не застывшим состоянием, а процессом, складывающимся из отдельных моментов, этапов и звеньев. Ведь познание может опережать практику того или иного исторического периода. Существующей практики бывает недостаточно для установления истинности тех теорий, которые уже выдвинуты наукой. Все это говорит об относительности критерия практики. Но, во-первых, другого, более объективного и точного нет, а во-вторых, этот критерий одновременно и абсолютен, поскольку только на основе практики сегодняшнего или завтрашнего дня можно установить объективную истину. «...Критерий практики, — писал В. И. Ленин, — никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько «неопределенен», чтобы не позволять знаниям человека превратиться в «абсолют», и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма» ⁶³. Практика преодолевает свою ограниченность как критерия знания в процессе развития. Развивающаяся практика очищает знание от всего неистинного и способствует его прогрессивному развитию к новым открытиям и все более полным, объективным истинам.

ГЛАВА VIII