ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ.

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ

Диалектика глубоко пронизывает все мировоззрение марксизма-ленинизма, она есть и будет всегда его революционной сущностью, его душой – это ленинское положение является краеугольным камнем, определяющим ее место и значение в борьбе социальных сил современной исторической эпохи. Диалектика как метод революционного мышления и действия выступает в качестве могучего оружия борьбы сил социализма и прогресса против империалистической реакции и гнета монополий.

Действенная, революционная роль материалистической диалектики определяется ее подлинно научным характером, ее объективной истинностью, органическим единством со всем сложным и противоречивым процессом научного познания мира, ее неразрывной связью с практикой жизни и борьбы прогрессивных и революционных сил истории. Диалектика марксизма-ленинизма есть величественный итог развития мировой научной, философской и логической мысли, глубокое теоретическое обобщение закономерностей мирового общественного развития, всей социально-исторической практики человечества. Диалектика как наука, как метод познания и действия прошла гигантский исторический путь – от ее зарождения в далекую античную эпоху вплоть до наших дней.

I

Идеи диалектики возникли на заре человеческой культуры – в философско-научных и философско-религиозных взглядах и представлениях Египта, Вавилона, Индии, Китая. Здесь был высказан ряд своеобразных и в точном смысле слова оригинальных идей и положений в понимании движения окружающего мира, свидетельствующих о стихийно-диалектическом характере мышления человека уже в ту эпоху.

В Греции, перефразируя Гегеля, свет ударяет молнией мысли и диалектический разум совершает свой первый исторический шаг. В лице эфесского мудреца Гераклита диалектическое мышление поднялось на высшую ступень своей эпохи, стремясь раскрыть рациональную сущность мирового космоса. Идеи диалектически-рационального понимания мира и самого сознания человека накладывают свой отпечаток на все или почти все мышление времени, включая и его мистифицированные формы поздней греческой, а затем и римской культуры.

Но здесь, в Греции, в развитии человеческого мышления раскрылась чрезвычайно характерная закономерность, присущая ему в течение многих последующих столетий. Диалектические идеи и принципы не стали каноном научного мышления, не получили значения логических начал познания. Эти последние развивались самостоятельной ветвью человеческой мысли и достигли своей вершины в «Органоне» и «Метафизике» великого Стагирита. Значение Органона мышления получили не золотые искры его диалектических идей, рассыпанные повсюду в его сочинениях, а его логические принципы, законы, категории. Именно они составили содержание науки логики, созданной Аристотелем и получившей значение канона для всякого научного исследования и построения дедуктивных рациональных систем на многие века вперед. «Начала» Евклида, созданные столетие спустя, по своей логической структуре могут рассматриваться в качестве геометрического варианта «Органона». Конечно, это частный вариант, отнюдь не исчерпывающий богатства логических идей последнего, но бессмертие Евклидовых «Начал» демонстрирует и бессмертие аристотелевского «Органона».

Функция диалектики как орудия спора, дискуссий получила свое развитие в Греции, что, естественно, было обусловлено и общими социальными основаниями, и уровнем самой диалектической мысли.

Для последующей эпохи характерной явилась тенденция именно использования и применения схоластической логики – «формальной диалектики», по меткому определению Гегеля, в практических целях и интересах римско-католической церкви, для оправдания и создания видимости обоснования ее догматов и утверждений. Принципы аристотелевской логики были трансформированы в систему формальных категорий и лишенных содержания словесных форм, получившую значение квазиабсолютного канона рассуждений, неизбежно подменяющего своими формальными правилами реальный процесс мышления. Эти правила оперировали категориями «за» и «против», устанавливали связи между ними и отношения взаимного исключения, выражающие противоположность элементарных суждений истины и лжи.

Все это вписано в структуру схоластической логики, откуда, однако, не следует, что ее как «формальную диалектику» надо образно представить вслед за Гегелем как «свинью в золотом ожерелье», т.е. как нечто нелепое. В ней налицо конкретизация формального аппарата аристотелевской логики, уточнение смысла и значения ее терминов и определений, построение иллюстративных схем, например логического квадрата. Поэтому ее никак нельзя определять как «нуль истины». Но тем не менее именно формально-схоластический ее характер в целом не позволяет рассматривать эту «формальную диалектику» как ступень в развитии действительно диалектического мышления, что органически связано с ее отчужденностью от научного познания.

Мыслители-материалисты средних веков Ибн-Сина, Ибн-Рушд, Роджер Бэкон, Дунс Скотт, Вильям Оккам в своих научных и философских трудах неизбежно высказывали различные диалектические идеи в понимании природных явлений. Но они не получили логической кристаллизации и оформления в виде именно идей и положений диалектики как метода мышления. Поэтому они также не могут рассматриваться в качестве этапа ее развития. «Канон медицины» великого таджикского ученого и философа не стал каноном логико-диалектического мышления.

Новая эпоха и гигантский взлет научного познания закономерно привели к новым логическим идеям и стремлению создать новый логический синтез науки. Это нашло свое выражение и в рационалистической логике Декарта, и в индуктивной логике английского эмпиризма, причем и то и другое имело своим источником идеи «истинной науки» Леонардо. Создание нового логического Органона было исторически необходимым и неизбежным. Таким явился «Новый Органон» Фрэнсиса Бэкона, представлявший собой попытку всесторонне разработанной системы логики науки нового времени. Последнее четко выражено в знаменитых бэконовских определениях: «великое становление наук», «истинные указания истолкования природы», «инструмент для отыскания истины».

Здесь снова проявляется та же закономерность, хотя, разумеется, на другом витке спирали развития мысли: идеи диалектики, высказанные многими мыслителями Возрождения (Леонардо, Бруно, Телезио), не получили необходимого логического выражения, и вследствие общего характера мышления эпохи, в особенности естественнонаучного, роль логического синтеза и Органона сыграли идеи и принципы индуктивной логики. К тому же альтернативность последних в отношении формально-схоластической логики закономерно привлекала к себе ученых-естествоиспытателей.

Как известно, определяющим принципом бэконовского «Органона» выступает соединение рационального метода с опытными данными, что приводит к созданию индуктивной логики как логики «подлинных наук», обеспечивающих «истинное истолкование природы». Под этим понимается не только система методически проводимых экспериментов и наблюдений, но и раскрытие действительных причин изучаемых явлений. Отсюда и логическая форма: бэконовские таблицы, обобщенные впоследствии Миллем как специальные методы индуктивного исследования. Одним из ярких выражений этих идей является афоризм Бэкона: логика как искусство открытия должна расти вместе с самими открытиями. Здесь в соответствующей форме заключена глубокая мысль о единстве новой логики и процесса познания, получившая развитие и новое содержание много позднее – в диалектической логике Гегеля.

Свои триумфы бэконовские принципы празднуют в великих результатах опытного естествознания XVII – XVIII вв., немыслимых без теоретических обобщений. Механика Галилея, великие открытия Ньютона, физические труды Гука, астрономические изыскания Гершелей, в значительной мере научные деяния Ломоносова – все это основано в конечном счете на принципах индуктивной логики бэконовского Органона, получивших в плодотворных результатах познания природы свою действительную жизнь и рациональное значение.

Исключительно важным представляется в связи с этим следующий факт. Крупнейшие ученые той эпохи сознательно применяли в своих исследованиях определенные логические принципы, которые были в своей основе не чем иным, как принципами индуктивной логики. В Ньютоновых «Математических началах натуральной философии» имеются специальные «Философские правила» (regulae philosophandi), формулирующие принципы и правила плодотворных научных исследований. Последние направлены на изучение причин явлений природы, на анализ общих причин и общих свойств многообразных тел физического мира, что позволяет дать им математическое выражение и установить математические начала процессов природы, которые становятся тем самым математическими началами натуральной философии. Заметим попутно, что ньютоновское высказывание «гипотез не сочиняю» (hypotheses non fingo) отнюдь не направлено против научных гипотез, а только против гипотез неосновательных, априорных, не имеющих под собой экспериментального или математического фундамента. Как известно, сам Ньютон развивал немало идей, имевших характер научных гипотез: гипотезы тяготения, эфира, корпускулярного истечения света.

В плане тех же идей необходимо отметить и труд Дж. Гершеля «Рассуждения об изучении естественной философии», где формулируется ряд правил научных исследований, опирающихся на бэконовские принципы и отчасти на декартовские правила.

Можно без преувеличения сказать, что в значительной мере все развитие классической физики, несмотря на возникновение в начале прошлого века диалектической логики Гегеля и создание далее материалистической диалектики, питалось на протяжении двух столетий плодотворными идеями и принципами бэконовского «Органона». Но его определенная историческая и методологическая ограниченность не могла не сказаться рано или поздно и на самой классической физике.

Диалектическая мысль достигла высочайших вершин в немецкой классической философии. При всем значении диалектических идей в системах Канта, Фихте, Шеллинга особое место принадлежит обоим историческим полюсам этой цепи – Лейбницу и Гегелю.

В мировоззрении Лейбница идеи диалектики пронизывают все философские принципы и построения и, что в особенности важно, в значительной мере сливаются, именно в их методологическом значении, с характером его научного творчества. Последнее наиболее ярко раскрылось в идеях дифференциального и интегрального исчисления, созданного им на основе диалектико-математических представлений в отличие от Ньютона, шедшего от механико-физических закономерностей движения.

Гегель явился творцом первого в истории человеческой мысли диалектического Органона познания в виде системы науки логики, приобретающей до известной степени значение логики науки. Эта последняя есть диалектическая логика познания в ее действенной методологической функции, имеющей всеобщий смысл и характер. Отсюда и слияние логики, диалектики и теории познания – принцип, определяющий роль и значение диалектики как всеобщей методологии и логики науки. Идеалистические основы и противоречивость самих диалектических идей у Гегеля не позволили его диалектическому Органону стать подлинным Органоном научного мышления, но прогрессивные идеи и рациональные принципы его Органона сохраняют свое непреходящее значение – и в системе материалистической диалектики как единственной всеобщей методологии, адекватной законам научного познания, и в развитии самих человеческих знаний, необходимо и закономерно рождающих диалектические идеи и представления.

В определенной мере идеи и принципы диалектической логики Гегеля превзошли исторический уровень познания его эпохи – и познания природы, и в особенности познания социальных отношений. Во многом они адекватны новой, неклассической физике XX в., а в логике «Капитала» – на принципиально иной основе – они празднуют свои триумфы в анализе противоречий целой исторической эпохи. Но в конкретно-историческом плане, именно в данный период, и здесь не было необходимого соответствия, полной и подлинной адекватности развитых принципов и положений диалектического Органона характеру и уровню научного познания. Функции диалектики как методологии не могли в этих условиях раскрыть свою необходимую эффективность.

Действительно диалектика немецкой классической философии и, естественно, в ее гегелевском «завершающем звене» прежде всего глубоко противоречива. Она оказала сильнейшее влияние на общий характер мышления своей эпохи и тем самым на всю духовную культуру времени. Прогрессивные исторические силы – и просветительская интеллигенция, и революционный демократизм, и далее пролетарское революционное движение – использовали ее и делали политические выводы, соответствующие их социальным целям и интересам. Высшее историко-практическое значение диалектики Гегеля состоит в революционном характере ее исходных принципов, получивших в марксизме их истинный смысл и в новом виде соединенных с революционной борьбой пролетариата.

Консервативные и реакционные силы подчиняли идеи диалектики требованиям гегелевской системы философии в целях обоснования и оправдания status quo и тем самым своего господства. В знаменитой формуле Гегеля о тождестве разумного и действительного как в фокусе раскрывается противоречивый смысл его диалектики, именно ее практически-действенного значения. Если одни видели в диалектике Гегеля «алгебру революции», то другие стремились превратить ее в «евангелие реакции».

Историческим результатом развития мировой диалектической мысли стало создание Марксом и Энгельсом истинной диалектики, действительно адекватной научному познанию и отсюда задачам теоретического обоснования революционно-преобразующей деятельности рабочего класса и всех трудящихся масс по созданию новых социальных порядков. Создание материалистической диалектики явилось исторической необходимостью для обеспечения глубокого прогресса научного знания и решения назревших социальных проблем. Ее действенно-практические функции приобрели качественно новое историческое значение.

Научное познание располагает с этого момента мощным методологическим оружием, обеспечивающим ему определяющие ориентиры прогрессивного развития, раскрывающие реальные перспективы достижения объективной истины и в познании природы, и в исследовании общественных явлений, и в изучении сущности, роли и перспектив развития самого человека. Историческая деятельность людей получает глубокое теоретическое освещение в плане ее революционных перспектив, раскрытия действительных факторов социального развития, закономерно приводящего к победе коммунистических общественных отношений. Диалектика получает тем самым значение не только Органона мышления, но и «Органона революционного действия».

Закономерно, что именно в таком значении, или, как писал Маркс, в своем рациональном виде, диалектика внушает буржуазии ужас, ибо она по самому своему существу критична и революционна. Поэтому также закономерно, что марксистская диалектика подверглась и подвергается ожесточенным атакам со стороны буржуазных и ревизионистских идеологов.

Создание материалистической диалектики отнюдь не означало возникновения второй, завершенной, как у Гегеля, системы. Принципы и положения материалистической диалектики непрерывно развиваются и обогащаются новыми результатами прогресса познания и быстро развивающейся общественно-исторической практики. Это органически присуще именно марксистско-ленинской диалектике, неразрывно связанной со всеми сложными, противоречивыми многообразными процессами бесконечно развивающегося материального мира и его научного познания.

Новая историческая эпоха – эпоха ленинизма есть эпоха крушения и гибели капитализма, победы и утверждения социализма и коммунизма в результате героической и гигантской борьбы рабочего класса и всех трудящихся под водительством коммунистических партий. Эта эпоха потребовала глубокого и всестороннего развития, обогащения, конкретизации принципов и всех положений материалистической диалектики как мощного революционного оружия в борьбе против капитала, против всех сил реакции и консерватизма. На историческом рубеже революционного перехода от капитализма к социализму высится исполинская фигура Ленина – гениального мыслителя и революционера, величайшего диалектика во всей истории мировой социальной, философской и научной мысли.

Ленин приступил к научному анализу характера новой исторической эпохи во всеоружии диалектического арсенала Гегеля, Маркса и Энгельса. Используя все его богатство, Ленин одновременно глубоко и всесторонне разрабатывает и развивает диалектику, поднимая ее на уровень требований эпохи и задач грандиозной революционной борьбы, которую возглавила созданная им большевистская партия. Опираясь на основные положения марксизма, Ленин разработал подлинно научную теорию социалистической революции, имеющую мировое значение. Она является теорией революционного обновления мира, перехода общества от капитализма к коммунизму во всемирном масштабе.

Ленинская теория социалистической революции глубоко диалектична во всем своем содержании. Она основана, как выше отмечалось, на проникновении в самую сущность новой исторической эпохи, на раскрытии ее решающих противоречий, на анализе главных тенденций и закономерностей революционного процесса. Ленинская теория исходя из изучения движущих сил революции показывает место и роль каждой из них в общей борьбе, устанавливая соответствующие связи между ними, и дает всестороннее обоснование гегемонии рабочего класса и необходимости его союза с крестьянством и другими социальными силами, выступающими против капитала.

На основе диалектического анализа взаимодействия объективного и субъективного факторов в революционном процессе ленинская теория показывает необходимость руководящей роли партии как боевого авангарда рабочего класса, дает обоснование научного характера ее политики, стратегии и тактики.

Громадное значение для всей современной борьбы рабочего класса имеет глубоко обоснованное в ленинской теории диалектическое единство общих закономерностей в развитии социалистической революции и конкретных, особенных, своеобразных форм, путей и методов ее осуществления в различных зонах и странах.

Ленинская теория рассматривает мировое революционное движение как единый, сложный, комплексный процесс, анализирует взаимодействие всех его основных потоков и движущих сил, определяет роль и особенности каждого из них, выделяет решающее значение мировой системы социализма.

Все содержание ленинской теории социалистической революции проникнуто духом диалектического анализа, основано на подлинно научной методологии, что обеспечивает ей объективно истинный характер и громадную практическую действенность. Ленинская теория определила стратегию и тактику большевистской партии, приведшую ко всемирно-исторической победе Октября, явилась основой политики коммунистических партий, одержавших победу в социалистических революциях ряда других стран. Каждый тезис, каждая мысль ленинской теории социалистической революции стоят и сейчас на вооружении рабочего класса и его партий всех стран мира – при всем своеобразии и особенностях их революционных задач и условий борьбы. Ленинская теория, и это обусловлено самим ее творческим характером, диалектической сущностью, непрерывно и всесторонне развивается, конкретизируется, обогащается новой практикой революционной борьбы, развитием всего мирового революционного процесса во всей его сложности и противоречивости.

В ленинской теории социалистической революции материалистическая диалектика раскрывает свою сущность как мощное теоретическое оружие революционно-практического преобразования мира.

Выполнить такую исключительно важную историческую роль диалектика может только в ее глубоком, подлинно научном содержании. Именно так ее и рассматривал Ленин. Диалектика в его понимании – это универсальная теория развития, богатое и многогранное учение, неразрывно связанное со всей общественно-исторической практикой, со всеми социальными процессами, развертывающимися в мире, с решающими результатами научного познания действительности. Последнее определяет новое по сравнению с Гегелем последовательно материалистическое в своих принципиальных основах понимание единства диалектики, логики и теории познания, раскрывающее значение диалектики как всеобщей методологии и логики познавательного процесса.

Этим определяется и ленинская непримиримость ко всем видам и формам фальсификации диалектики со стороны буржуазных и ревизионистских идеологов.

Ленин дал теоретическое обобщение закономерностей общественного развития не только эпохи империализма, но и открывшейся с победой первой социалистической революции эпохи созидания нового общественного строя, раскрыл ее объективную диалектику в ее новом конкретном содержании. Он разработал основные положения диалектики переходного периода, открыв тем самым новую страницу в теории материалистической диалектики. Главным здесь является развитие теории диалектических противоречий, проблема связи социального единства и противоречий общества, анализ путей и форм перехода от старого к новому, анализ и обогащение новым содержанием принципа конкретно-исторического подхода к познанию действительности, проблемы взаимосвязи старых форм и нового содержания, взаимодействие и переплетение многообразных форм и проявлений диалектических законов развития. Ленин развил основные идеи и положения теории диалектики социализма, сделав громадный шаг в разработке материалистической диалектики вообще как универсальной теории развития.

Тем самым Ленин дал философам-марксистам целую программу творческого развития проблем материалистической диалектики в органическом единстве с объективными социальными процессами новой исторической эпохи. В процессе реализации ленинской программы советские философы, как это показано в соответствующих разделах данного труда, достигли немалых результатов, дав разработку целого ряда проблем диалектики эпохи строительства социалистического и коммунистического общества.

Важнейшей особенностью развития науки марксизма-ленинизма является разработка коммунистическими партиями политических документов, решений съездов и пленумов центральных комитетов, выступления руководящих деятелей. Эти документы имеют и практически-политическое, и теоретическое значение, что обусловлено научным характером всей политики коммунистических партий, основанной на объективном анализе каждого данного исторического периода, на вскрытии диалектических связей и закономерностей происходящих процессов, на конкретном подходе ко всему комплексу экономических, политических, идеологических проблем, требующих соответствующего решения. Здесь глубокое и творческое применение принципов диалектического анализа означает вместе с тем и развитие диалектики как методологии, как теории изменения мира, ее обогащение конкретным содержанием развивающейся и сознательно направляемой деятельности людей, совершающих историческое преобразование действительности.

Таков характер и смысл деятельности коммунистических партий в этом отношении, в этом состоит теоретическое значение партийных документов и решений, представляющих собой научные документы марксизма-ленинизма, глубоко пронизанные идеями диалектического понимания действительности.

Большая роль в развитии марксистско-ленинской диалектики принадлежит решениям XXIV съезда нашей партии, являющимся важнейшими политическими и теоретическими документами нашего времени, имеющим вместе с тем общепринципиальное, общеметодологическое значение.

Документы съезда раскрывают объективную диалектику современной исторической эпохи, ее внутренне противоречивую сущность, совокупность ее многообразных противоречий в их конкретных проявлениях в данный исторический момент; определяющие закономерности ее развития, реальные движущие силы, их взаимодействие, различные тенденции в развитии важнейших социальных процессов; противоположный характер диалектического развития и перспектив социалистической и капиталистической мировых систем; связь и переплетение трех основных потоков революционного движения, их конкретную роль и значение в общей борьбе против сил мирового империализма; динамику всех сторон мировой общественной жизни. Тем самым общие диалектические понятия и категории наполняются новым реальным, конкретным содержанием.

В документах съезда раскрываются диалектические закономерности развитого социалистического общества в СССР, характер его противоречий, богатство и многообразие конкретных диалектических связей во всех областях жизни нового общества. Диалектика социализма раскрывается в качественно новом ее содержании, отличном не только от диалектики капитализма, но и от диалектики переходного периода, что отнюдь не снимает связи и «преемственности» с диалектическими закономерностями в развитии рождающихся новых социальных отношений того периода.

Диалектика развитого социалистического общества есть вместе с тем диалектика перерастания социалистического общества в коммунистическое. XXIV съезд нашей партии анализирует проблемы закономерностей развитого социализма в исторической перспективе перехода к коммунизму. Именно на этой научно-методологической базе им принимаются важнейшие практические решения, обеспечивающие реальный процесс коммунистического строительства. При этом, что важно с общеметодологической точки зрения, в документах съезда специально отмечено, что в решении целого ряда конкретных задач, в практике планирования большое значение имеют специальные методы: экономико-математическое моделирование, системный анализ и т.д. Эти последние применяются в их единстве с общими принципами диалектического метода.

Диалектика как орудие революционного преобразования мира, как общеметодологическая основа практических решений исторических задач может выполнить свою роль только в качестве теории и методологии, адекватной самой развивающейся действительности, выражающей ее внутреннюю динамическую, противоречивую сущность. Этим, т.е. самой логикой вещей, определяется ее действенность и подлинно научный характер – в противоположность идеям и принципам современной идеалистической философии.

II

В современных условиях научной революции, в сложном процессе взаимодействия идей конкретных наук и философских обобщений закономерным и неизбежным становится самое пристальное внимание всех философов, в том числе стоящих на идеалистических позициях, к методологическим проблемам научного познания. Закономерно также, что последние преследуют здесь свои определенные цели – утвердить принципы и идеи идеалистической философии, оправдать претензии многих ее школ и течений на создание «истинной» философии и логики современной науки.

Принципы идеалистической философии по своей природе не являются и не могут быть адекватными сущности и закономерностям развития научного познания. Вместе с тем в гносеологических концепциях современной идеалистической философии был поднят ряд действительных проблем в понимании познавательного процесса, в анализе методологических и логических проблем науки. К ним в первую очередь следует отнести широкую постановку вопроса о месте, роли и значении логико-математических методов в исследовании знания, вопросы связи эмпирического и логического уровней познания, проблемы базисного знания и методов построения научных систем и теорий, о методологическом значении искусственных и естественных языков, о понятиях и функциях в познании истин факта и истин логических, о роли и границах применимости общефилософских идей и принципов в специальных сферах научного знания и некоторые другие.

Гносеологически все рациональные моменты в идеалистических концепциях обусловлены наличием соответствующих компонентов сложного и многогранного процесса научного познания, имманентной логикой его движения, с необходимостью требующей специального анализа путей и методов обоснования знаний, способов доказательства истинности как знания в целом, так и его компонентов, выявления перспектив его дальнейшего развития. В целях сохранения своих позиций идеалистические философские и гносеологические учения неизбежно должны стремиться дать соответствующие ответы на все эти вопросы.

Несмотря на ряд важных постановок конкретных проблем методологии познания, в целом гносеологические теории современного идеализма не смогли дать адекватных ответов и научных решений фундаментальных методологических проблем научного познания. Независимо от их многообразных различий все гносеологические построения философов-идеалистов базируются на ненаучных принципах, неадекватных природе действительного знания. Поэтому закономерно рано или поздно, в явном или неявном виде подобные построения приводят к противоречию с объективным содержанием развития науки и всего познавательного процесса.

Концепции современной буржуазной философии основаны на идеалистическом мировоззрении, на метафизической методологии и неизбежно приводят к отрицанию объективной истинности познания. И процесс научного познания в целом, и специальное развитие логики, математики, кибернетики, в сферу которых весьма широко и настойчиво стремились проникнуть современные гносеологи с их идеалистическими концепциями, – все это показало несостоятельность их принципов. Метафизический подход в особенности продемонстрировал свою «не-эвристичность» и неубедительность в анализе проблем взаимосвязи эмпирического и рационального уровней познания, в определении границ и в оценке познавательной роли логической формализации, столь характерной для современного этапа научного познания, в вопросе о характере и взаимоотношении содержательного и формального методов, в исследовании проблемы истины как центральной проблемы гносеологии, имеющей большое методологическое значение.

В трактовке проблемы истины современные буржуазные философы поставили ряд существенных вопросов, наметили многие специальные решения, достигли определенных результатов в анализе этой сложной и многогранной проблемы. Но ахиллесовой пятой их концепций является тенденция отрицания объективной истины, неизбежно приводящая к субъективистским и агностическим следствиям.

На протяжении всего XX в., в особенности в связи с непрерывно развивающейся научной революцией, различные гносеологические теории претендовали на решение методологических проблем науки, стремясь выработать соответствующие принципы и методы получения истинных результатов в научном познании. Многие из этих теорий претендовали на создание той или иной разновидности Органона истинного знания.

В начале и первой трети нашего века значительным влиянием пользовались гносеологические идеи неокантианства. К числу заслуживающих внимания методологических положений, выдвигавшихся неокантианскими гносеологами, несомненно, принадлежит стремление многих из них (П. Наторп, Р. Кронер, Г. Риккерт, Э. Кассирер) показать роль теоретического мышления в познании, место высоких абстракций в познавательном процессе. С этим связан и другой аспект: подчеркивание активности разума в познании, приобретающей решающее значение, поскольку именно разум является творцом и носителем высших теоретических форм. Этим формам – у Кассирера они становятся символическими формами – подчиняются серии понятий конкретных наук, получающих смысл благодаря некоторому закону, имеющему универсальное значение.

В гипертрофированном виде здесь проявляется вполне реальное содержание познавательного процесса, в значительной мере выступающего как совокупность многообразных теоретических форм и категорий в их относительно имманентном движении и логической взаимозависимости.

Вследствие, однако, субъективно-идеалистических принципов, лежащих в основании философии и гносеологии неокантианства, эти рациональные идеи не только не получили своего логического развития, но привели к ряду противоположных по своему гносеологическому значению следствий.

Гипертрофирование активной роли разума в создании теоретических форм познания приводит к характерному для кантианской философии априоризму, ставшему одним из определяющих принципов ее гносеологии. Присущее кантианству стремление установить границы познания не менее логично превращается в агностицизм, столь характерный для неокантианских гносеологов. Процесс естественнонаучного образования понятий осуществляется путем последовательной элиминации «интенсивного и экстенсивного многообразия», в результате чего создаются максимально общие понятия, которые лишаются познавательной силы и становятся чистыми формами вне реального содержания. Понятия социальных наук, являющихся только идеографическими, также лишаются познавательной ценности, ибо они могут в лучшем случае лишь фиксировать исторические события и не в состоянии раскрыть ни сущность, ни закономерность социальных явлений.

В гносеологию позднего неокантианства (30 – 40-е годы) все более стали проникать идеи философии ценностей, что обусловило крайний релятивизм в трактовке истины – категории, отнюдь не занимающей в этот период значительного места в арсенале кантианских идей.

Все это привело неокантианство к явному противоречию с мощным прогрессом научного познания последних десятилетий и обусловило неизбежность падения его влияния. Возник, по выражению Кассирера, hiatus, разрыв между научным прогрессом и принципами неокантианской гносеологии. Отсюда неизбежно терпят фиаско и методологические принципы, предлагаемые неокантианскими теоретиками.

Весьма значительным движением в развитии современных гносеологических идей явились, бесспорно, неопозитивистские концепции. Различные виды современного позитивизма абсолютизируют соответствующие стороны познавательного процесса – опытные данные, физические факты, логические категории, лингвистические формы. Вместе с тем позитивизму в целом присущи определенные общие черты, имеющие решающее значение для всех его гносеологических и соответственно методологических принципов.

Во-первых, это эмпиризм, выступающий в современном позитивизме в многообразных формах: в признании чувственных данных – ныне знаменитых sense data – в качестве основы познавательного процесса, в свед?нии системы предложений к протокольным предложениям, непосредственно основанным на описании чувственного опыта, во введении специального принципа верификации. Разумеется, непосредственно-чувственная сторона познания играет необходимую роль в сложном процессе установления истинности предложений, в искании путей действительного познания свойств материальных предметов. В элементарных случаях чувственная верификация может служить и непосредственным реальным критерием истинности.

Но эмпиризм как методологический и гносеологический принцип в целом является несостоятельным. Не говоря о том, что чувственный опыт здесь рассматривается всецело с субъективной стороны и игнорируется независимая от него реальность, весь сложный и многогранный критерий истинного познания сводится к непосредственному сопоставлению предложения с чувственно воспринимаемым фактом (или к серии соответствующих операций). Объективно это означает игнорирование главного: решающего значения общественно-исторической практики как подлинного критерия истины, взятой во всем многообразии ее сторон и проявлений.

Эмпиризм – именно как принцип – несостоятелен и в отношении всей сферы логико-теоретического познания, категории которого лишены «вещества чувственности» и их развитие подчинено своим имманентным закономерностям, лишь в последнем счете зависимым от практики, но именно в ее широком значении, а не в ограниченном смысле «чувственного факта».

Во-вторых, современный позитивизм в значительной мере в связи со все более выявлявшейся несостоятельностью эмпиризма выдвинул в качестве гносеологического принципа логический формализм. Анализ логической сферы познания, ее специфики и форм имеет громадное – и общее, и специальное – значение, что в особенности в свете современного знания ни у кого не может вызвать никаких сомнений. Несомненно также, что разработка системы формальных правил является не только рациональной вообще, но и необходимой в построении дедуктивных систем, играющих исключительную роль в развитии познания.

Однако трактовка этого принципа в позитивизме привела к его крайней формализации и элиминированию содержательных оснований логически построенных систем. Становилось все более очевидным, что подобный путь не приведет к истинным результатам в познании. Логический формализм именно как позитивистский гносеологический принцип приходит в противоречие с реальным познавательным процессом, отражающим богатое содержание действительности. Не случайно поэтому внутри самого позитивизма возникла семантическая реакция на формализм логического синтаксиса языка, а затем и на формализованные системы языков – со стороны Витгенштейна и его последователей, сторонников концепций «естественных языков».

Присущий позитивистской гносеологии агностицизм уже по своему понятию не позволяет наметить правильные пути и методы истинного познания. Для позитивизма характерно прежде всего ограничение познания сферой непосредственно данного, внешних свойств являющихся предметов. Отсюда логичным явилось провозглашение позитивистами в манифесте Венского кружка ныне хорошо известного агностического тезиса: в науке нет никаких «глубин», повсюду существует только «поверхностность».

С этим связано в позитивизме отрицание объективной истины, проявляющееся в различной форме: и в общем релятивистском подходе к истине, и в «принципе толерантности», провозглашающем произвольное построение логических и лингвистических систем с полной элиминацией всякого содержания, и в конвенционализме, столь характерном для построений современных позитивистов.

На новейшей фазе эволюции позитивистских идей – в современном лингвистическом анализе – отрицание объективной истинности познавательных форм выступает в еще более явном виде. Смысл и значение предложений определяется их употреблением в контексте речи; само понятие значения определяется свободным установлением правил языка, часто уподобляемым правилам игры; предложения не выражают никакого объективного знания, являясь только носителями мнений людей, преследующих те или иные практические цели; отрицание всякого референта как реального критерия истины означает свед?ние ее к различным употреблениям термина «истинный» (Строусон) и закономерно приводит к представлению о ней как об «иллюзорном идеале» (Остин).

Не случайно, что некоторые наиболее крупные буржуазные философы под влиянием объективной логики научного познания постепенно приходят к отрицанию позитивистских гносеологических принципов. В своей обобщающей работе «Человеческое познание» Б. Рассел выдвинул постулаты познания, означающие по существу почти полное отрицание позитивистских идей и принципов. Во-первых, расселовские постулаты, несмотря на рудименты отдельных позитивистских формулировок, фактически исходят из признания объективного существования предметов внешнего мира и, во-вторых, эти постулаты ориентируют на познание причинных отношений вещей, на основе которых рассматриваются и пространственно-временные связи (см. 298, стр. 522 – 529). Для самого Рассела это означает крушение его собственных воззрений. В целом этот факт свидетельствует о внутренней несостоятельности позитивистской гносеологии, пришедшей к своему отрицанию во взглядах одного из крупнейших ее представителей.

В связи с проблемой истины не менее знаменательной явилась реакция К. Поппера, предложившего в докладе на XIV Международном философском конгрессе «О теории объективного разума» свою альтернативу субъективистским воззрениям на природу истинного знания. Он выдвигает идеи объективного смысла и объективной истинности форм познания, связывает их с идеей развития знаний, выступает против субъективистского подхода к историческим явлениям, критикуя идеалистические позиции английского историка Р. Коллингвуда. Все это также объективно говорит о несоответствии гносеологических принципов позитивизма требованиям научного анализа (см. 406, стр. 26 – 46).

Развивавшаяся в русле неопозитивистских идей общая семантика стремится решить гносеологические и методологические проблемы познания с позиций примата лингвистических форм и категорий. По мнению ее представителей, именно игнорирование решающего значения языка в анализе всех проблем бытия и познания определило несостоятельность методов традиционных научных дисциплин в понимании сущности и путей достижения истины.

С. Хайакава утверждает, что «человек, который говорит на языке, резко отличном по своей структуре от английского языка, например японском, китайском или турецком, может мыслить совсем не теми мыслями, которыми мыслит человек, говорящий на английском языке» (437, стр. 21). Формы логического мышления являются зависимыми от языковых форм и законов. А. Рапопорт отмечает: «Правильность силлогизма и других логических умозаключений целиком зависит от лингвистических правил, но ни в коем случае не зависит от „фактов“» (480, стр. 43).

Такие позиции неизбежно приводят общих семантиков к агностическим выводам и следствиям. Общие понятия и все абстрактные логические категории рассматриваются вне их реального отношения к предметному миру; они не что иное, как «термины», и поскольку им ничто не соответствует, то от них свободно можно отказаться (Кожибский). Семантический принцип нетождественности понятий и слов с предметами ведет к их двойному разрыву и лишает их тем самым познавательного смысла. Принцип неполноты безграничность и неисчерпаемость предметного мира противопоставляет конечным и ограниченным познавательным категориям, лишая последние содержательного смысла; неопределенное «ЕТС» находится вне сферы достижения познания. Принцип самоотражаемости невозможность абсолютно исчерпывающего описания явлений превращает в невозможность адекватного отражения вообще объектов действительности с помощью понятий и слов в силу неосуществимости бесконечного процесса самоотражения. Момент относительности познания абсолютизируется и по старым позитивистским схемам ведет к агностическим следствиям.

Смертельным ударом, coup de gr?ce, самой себе общей семантики явился ее отказ от пользования языком слов. Экстенсиональная ориентация, заменяющая интенсиональное языковое мышление, и есть мышление вне общих логических форм и их языковых выражений. Эта ориентация на бессловесное мышление, оперирующее изменчивыми и единичными чувственными данными, гносеологически есть движение по нисходящей линии и действительно демонстрирует самоотрицание общей семантикой первоначально провозглашенного примата языка. Отсюда и отрицание смысла истинности и языковых, и логических категорий, получающих у представителей общей семантики иллюзорный характер. Плюралистический релятивизм приводит к полному отрицанию объективной истинности. Истина, говорит Лоувилл, каждому представляется по-разному. Она лежит на дне колодца, и тот, кто смотрит вниз в поисках ее, видит на дне лишь свой собственный образ.

Следовательно, и методологические построения общих семантиков – прежде всего схема «унифицированной науки» Кожибского и другие – лишаются содержательно-познавательного смысла и служить каким бы то ни было Органоном познания не могут. Методы развития знания, не ведущие к достижению его объективной истинности, не есть действительные методы.

Весьма интересным и знаменательным явлением философской мысли XX в. явилось гуссерлианство, гносеологические идеи которого в особенности претендуют на оригинальность и решение всех познавательных проблем, перед которыми пасуют все другие гносеологические учения.

Феноменология представляет собой определенную альтернативу психологизму, релятивизму и другим формам субъективизма, а также и априоризму, переводящему гносеологические категории в трансцендентную для мышления сферу, фактически отрывающему эти категории от реального мыслительного процесса. Выступив первоначально с критикой подобных систем, она провозгласила гносеологическую программу, претендуя на создание новой теоретической дисциплины как «строгой науки», имеющей значение гносеологического фундамента для всего – и общефилософского, и специально научного – знания. Эта программа развивалась, конкретизировалась, трансформировалась и в настоящее время выступает с еще более широкими целями, нежели у самого Гуссерля.

Современный американский феноменолог М. Фарбер в книге «Цели феноменологии» отмечает следующие задачи, подлежащие решению с помощью феноменологического метода. Во-первых, обеспечить создание единой теории познания и науки; во-вторых, установить базис мышления и основания логики; в-третьих, определить роль в познании интеллекта и эксперимента; в-четвертых, определить универсальное «поле философских исследований» и осуществить «идеал полной дескриптивной философии» (427, стр. 14).

Сам Гуссерль конечной целью феноменологической программы объявил создание Органона трансцендентального познания, основанного на чистых, внеэмпирических, априорно-теоретических принципах, предшествующих всякому конкретному познавательному процессу. «Великий Органон трансцендентального познания», как его представляет сам Гуссерль, это и есть феноменология «как наука о трансцендентальном сознании». Такой Органон должен обеспечить теоретическое единство всего познавательного процесса и открыть пути достижения истины.