Читайте также
Двадцать
Это была не музыка, это был неблагозвучный скрежет пилы по металлу. Едва она отвернулась от стереоколонок, выведя их на максимальную громкость, как я уже весь кипел от недовольства.— Это не музыка!— ПРОСТИ, ЧТО? — сказала она, вся уйдя в звуки.— Я ГОВОРЮ, ЭТО НЕ
Двадцать один
Она отвернулась от пишущей машинки, взглянула в ту сторону, где я устроился с чашкой шоколада и черновиком режиссерского сценария, и улыбнулась мне.— Вовсе не обязательно все выпивать одним глотком, Ричард, можно тянуть маленькими глоточками. Так его тебе
Двадцать два
Снова озеро, в моих окнах мерцала Флорида. Гидросамолеты, словно солнечные мотыльки, летали, скользили по воде. Здесь ничего не изменилось, подумал я, раскладывая чемодан на тахте.Краем глаза я заметил какое-то движение и подскочил, я увидел его в двери, —
Двадцать три
Я открыл буфет, достал из него баночку консервированного супа и немного макарон, собираясь быстро приготовить себе прекрасный итальянский суп. Быть может, он будет не похож на итальянский. Однако он будет горячим и питательным, что было важно для меня в связи
Двадцать шесть
Все было как всегда, разве только она была чуть тише, чем обычно, но я этого не заметил.— Не могу поверить, Лесли, что у тебя нет своего самолета. У тебя встреча в Сан-Диего — полчаса и ты там! — Я проверил уровень масла в двигателе Майерса 200, который в этот
Двадцать семь
Звезды всегда неизменные друзья, — думал я. Усыпанный созвездиями купол: я изучил его, когда мне было десять лет. Эти созвездия, видимые планеты и несколько звезд, мы с ними друзья и сегодня, словно минула всего лишь ночь с тех пор, как мы познакомились.
Двадцать восемь
— Ты готов, вуки? — спросила она.Я снова провожу с ней слишком много времени, — подумал я. — Слишком много. Она словно микросхема. Все, чего она касается, приходит в порядок, все становится просто и ясно. Я по-прежнему ослеплен ее красотой. Жизнерадостная,
ДВАДЦАТЬ
Оставь мудрость — тебя оставит печаль.
Обещая другому — льстишь себе.
Посвященный — не страшится разницы между добром и злом.
Смотрю вокруг:
люди довольны зрелищем,
гуляют по парку.
Я один плыву, как дым, не ведая куда,
словно неродившийся младенец.
Один, кому не
ДВАДЦАТЬ ТРИ
Природа немногословна.
Ветреному утру придет на смену тихий полдень.
Дождь не станет лить как из ведра день и ночь напролет.
Так устроены земля и небо.
Даже земля и небо
не могут создать долговечное,
тем более человек.
Человеку остается следовать Дао.
Кто
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Кто стал на цыпочки — не устоит.
Кто широко шагает — не удержит шаг.
Кто стремится на гребень — не будет вознесен,
но безвольная щепка — взмоет.
Стараясь натереться до блеска — сотрешься в порошок.
Нападающий окажется в хвосте.
Кто следует Дао, знает:
все
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
Бережное лежит в основании небрежного:
в тяжелой ступе воде легко.
Колесо вертится, пока ступица в покое:
Суть лежит в основании суеты.
Возница шагает за возом день напролет, любуясь видами,
не упускает из виду поклажи.
Легко на душе,
но не придает
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
Странник не оставляет следов.
Оратор не допустит оговорки.
Счетовод не интересуется, где купить счеты.
Сказано: дверь — не беспокойся о запоре.
Хочешь накрепко привязать — не заботься о веревке.
Учитель спасает людей,
потому что не оставляет вниманием
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ
Стань бесстрашным и скромным,
как горный ручей, —
превратишься в полноводный поток,
главный поток Поднебесной.
Так гласит великий Дэ,
закон рождения.
Познай праздник, но живи буднями —
станешь примером для Поднебесной.
Так гласит великий Дэ,
закон
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
Свободного можно покорить,
нельзя исправить.
Ведь невозможно улучшить море или ветер.
Свобода подобна тайному обряду.
Захочешь улучшить — оскудеет.
Задумаешь подчинить — исчезнет.
Поэтому говорю:
Одни идут — другие следуют.
Одни цветут — другие