5. Марксизм, национальное освобождение и революционность

В настоящее время в Азии и Африке марксизм действительно тесно связан с глубокими преобразованиями, хотя вопрос об их характере (свидетельствуют ли они о переходе к социализму или же являют собой примеры капиталистической экспансии) остается открытым.

Если в Восточной Азии – Китай, Корея, Индокитайский полуостров – марксизм получил признание в качестве официальной доктрины[269], а по отношению к общей численности населения на земле именно в Азии проживает основная масса людей, исповедующих марксизм, то никак нельзя думать, что в большей части остальных афро-азиатских стран марксизм не существует или же он является там чем-то второстепенным, поскольку в данном случае его исповедует в основном далекое от власти интеллектуальное меньшинство. Существует огромное количество видов движения за национальное освобождение. И они не раз становились неотъемлемой частью истории последнего полувека, изменяя политическую карту мира и международного разделения труда, распределения промышленного производства, серьезно влияя на отношения между сверхдержавами, то есть, несомненно, проявляли себя как реально действующие субъекты истории нашего времени[270]. В большинстве случаев эти движения, способные мобилизовать сотни тысяч, а иногда и миллионы людей, опирались на различные формы «социализма» (реже на марксизм), и, несмотря на их сложную и противоречивую судьбу, эту связь с массами нельзя не принимать во внимание. Не углубляясь в неизбежно общее описание перипетий, через которые прошли многие из этих стран – от Юго-Восточной Азии до Индии и от Ближнего Востока до Магриба и Южной Африки[271], мы можем заключить наше изложение следующими выводами.

1. Мировая экспансия капитализма – фактически с самого его рождения, – вместо того чтобы постепенно однообразить мир, наоборот, усилила его дифференциацию, подчеркнув различия между капиталистическим центром и его периферией. Эта особая форма экспансии, обусловленная капиталистическим способом производства, и придала основному противоречию между господствующими державами, с одной стороны, и народами периферии – с другой, тот активный характер, который сейчас во многом определяет историю. В то же время традиционно основное противоречие капитализма – между трудом и капиталом, – похоже, теряет этот характер.

2. Империализм в ленинском понимании этого слова как раз и отличался тем, что вплоть до конца прошлого века давал возможность формирования новой национальной буржуазии, которая сразу включалась в процесс мировой экспансии капитализма. В настоящее время это стало невозможно, все попытки подъема новой национальной буржуазии в Азии и Африке при одновременном развитии «компрадоризации» и «транснационализации» теперь обрекаются на провал.

3. Рабочий класс капиталистических центров утратил свою революционность и не выработал собственного проекта создания нового общества, который позволил бы прийти к бесклассовому обществу. Доминирующее положение, которое страны центра занимают в международном разделении труда, укрепляют демократические традиции и стимулируют обращение к выборам как форме политического руководства обществом, не оставляя других альтернатив, кроме праволиберальных или умеренно-социалистических режимов.

Существуют два препятствия, сдерживающих рост социалистического сознания в современном обществе в целом; это – грабеж «третьего мира», ведущий к внутренней солидарности развитых стран (оправдываемой «национальными интересами») и превращающий эту солидарность в самую настоящую политическую реальность, а также убеждения левых сил и рабочего движения на Западе в том, что советское общество все же является социалистическим. Однако даже на Западе любой курс, нацеленный на преодоление классовой структуры общества и торговых категорий стоимости, несомненно потребует и здесь длительного переходного периода. Конечно, в развитых странах проблемы перехода к социализму отличаются от тех, с которыми имеют дело слаборазвитые страны, но они не менее сложны. Гигантские структурные преобразования, необходимые в основополагающей сфере организации труда, углубление международной специализации, как и необходимые изменения, нужные в идеологических структурах, несомненно, осложнят переходный период.

И все же неравномерное развитие капитализма ставит перед народами Азии и Африки внеочередную задачу свержения капиталистического порядка на местах. Именно здесь классовая борьба и империалистическое господство, взятые вместе, дают возможность свершать национально-демократические революции, руководимые народными и национальными союзами освобождения.

4. Марксизм, социалистическое и рабочее движение развивались поэтапно, и на каждом этапе марксизм обновлялся, изменялся и обогащался, приспосабливаясь к новым обстоятельствам. Законы, сформулированные марксизмом в отношении развития общества, применимы и к самому марксизму.

Марксизм времен Маркса разъяснял проблемы социалистической революции в условиях капиталистической Европы XIX века, до образования мировой империалистической системы. Тогда рабочий класс уже был потенциально революционен в силу неумолимых требований капиталистического накопления, происходившего в развитых европейских странах; в менее же развитых странах Европы это накопление шло параллельно с первоначальным. Пауперизация сельских масс, как и пролетариата, создавала благоприятные условия для непрерывной революции, для перехода от демократической фазы развития к социалистической. Теория «слабого звена в цепи» была предложена еще Марксом в связи с Германией и Испанией. Однако марксизм начал проникать в сознание рабочего класса Запада только к 70 – 80-м годам XIX века, когда уже шел процесс становления империалистической системы. Закон накопления действовал теперь не только в рамках каждой европейской нации, но и в мировом масштабе, и эта экспансия, обусловленная глобализацией процесса накопления, делала обстановку на периферии империалистической системы взрывоопасной. С помощью ленинизма рабочее движение преодолело застой, вызванный тем, что II Интернационал не осознал нового положения вещей, и придало сознательный характер этому качественному изменению, а первая социалистическая революция в России, хотя и с опозданием, подтвердила ожидания Маркса. Ленин понял, что именно в самой отсталой европейской стране, в самом слабом звене цепи можно было нанизать друг на друга буржуазную, крестьянскую и социалистическую революции. Но большевики не были готовы к тому, чтобы считать рабоче-крестьянский союз надежным условием стратегии перехода к социализму, поскольку они были связаны с рабочими традициями передовой Европы, где буржуазная революция уже разрешила сложный аграрный вопрос. К тому же Россия не была страной новой периферии, подпавшей под власть мирового империализма; это была хотя и отсталая, но все же зарождающаяся империалистическая держава, не завершившая буржуазно-демократической революции.

Процесс формирования в усиления империалистической системы, выявленный Лениным у самых истоков его зарождения, продолжал развиваться. И вторая социалистическая революция совершилась опять-таки в периферийной стране – в Китае, где, как звенья одной цепи, нанизались друг на друга не только буржуазная, крестьянская и социалистическая революции, но и совершилась антиимпериалистическая революция, то есть была достигнута такая победа над капитализмом, которая сузила сферу действий империализма. Вклад маоизма в марксизм состоял именно в понимании того, что союз рабочих и крестьян и отход от капиталистической системы разделения труда, взятые вместе, – это стратегически достаточно надежные условия для перехода к социализму в эпоху империализма.

Но и после победы китайской революции капиталистическая система продолжала развиваться и трансформироваться. Согласно некоторым теоретикам, она уже не является империалистической в ленинском смысле слова: буржуазные революции произошли во многих странах «третьего мира», и капитализм развивается в них на основе господства национальной буржуазии, входящей в мировую капиталистическую систему. В этом случае следовало бы считать более действенными схемы Маркса, но с той разницей, что Европа стала олицетворять весь мир. Другие, наоборот, считают, что и после второй мировой войны развитие продолжается на основе разделения между империалистическим центром и периферией, находящейся под властью империализма, где местная власть может быть только господством компрадорской буржуазии. Если эта гипотеза справедлива, то маоистская стратегия остается единственно верным ответом на основные проблемы перехода к социализму.

5. Этот анализ выдвигает новые проблемы перед марксизмом. Принимая во внимание факт всемирной экспансии капитализма, следует анализировать стоимость уже не как национальную, а как мировую категорию[272]. Союз революционных народных классов, которые приходят к власти в странах, совершающих переход к социализму, не оказывает преобразующего классового влияния на социальную реальность непосредственно, а осуществляет свою стратегию через государственную власть, сохраняющую по отношению к общественным классам некоторую автономию. Поэтому такой союз оказывается не только орудием возможной диктатуры рабочих и крестьян, но и средой, в которой может образоваться совершенно новый класс. Необходимость для этих стран выхода из капиталистической системы международного разделения труда придает формирующимся здесь государствам национальные функции: государство не может исчезнуть, но включиться в систему государств-наций оно способно лишь гораздо позже. В то же время совпадение капиталистической и европейской экспансий придает проблемам национального освобождения и возможного перехода к социализму такой серьезный культурный аспект, который нельзя заслонить никакой политикой. Исторический материализм еще далеко не окончательно разработан и пока что не позволяет правильно выявлять взаимосвязи между различными социальными реальностями, как классовой (основной), так и относящейся к государству, нации и культуре[273].

6. Марксизм приобрел азиатскую и африканскую ориентацию. На развитом Западе он имеет тенденцию превращения в чисто культурное течение, не способное преобразовать общественные реальности[274], на Востоке же для него характерны иные свойства. Основной вопрос в повестке дня на нашем сегодняшнем историческом горизонте – это не дилемма между капитализмом и социализмом на Западе, а задача освобождения и развития Азии и Африки. И это основная ставка в происходящей борьбе. Однако и это последнее преобразование противоречиво и двойственно: если его нельзя свести к фазе капиталистической экспансии, пусть даже в извращенном виде, то равным образом нельзя его рассматривать и как уверенный переход к бесклассовому обществу. Стало быть, марксизм потенциально является идеологией власти нового господствующего класса и (или) идеологией, направленной к освобождению от эксплуатации.