[в) Заслуги автора памфлета и теоретическая путаница в его взглядах. значение поднятых им вопросов о роли внешней торговли в капиталистическом обществе и о «свободном времени» как подлинном богатстве]

[в) Заслуги автора памфлета и теоретическая путаница в его взглядах. значение поднятых им вопросов о роли внешней торговли в капиталистическом обществе и о «свободном времени» как подлинном богатстве]

[858] Вернемся теперь к нашему памфлету. [Автор памфлета пишет:]

«Предположим, что всего труда страны как раз достаточно для производства того, что необходимо для содержания всего населения; в этом случае очевидно, что нет никакого прибавочного труда, нет, следовательно, ничего такого, что можно было бы накоплять как капитал. Предположим, что весь труд страны производит за один год столько, сколько было бы достаточно для содержания ее населения в течение двух лет; в таком случае очевидно, что или средства потребления, достаточные для содержания всего населения в течение одного года, должны погибнуть, или люди должны прекратить на один год производительный труд. Но владельцы прибавочного продукта, или капитала, не будут в течение следующего года содержать население в состоянии праздности и не допустят, чтобы продукты погибли; они применят труд людей для какой-нибудь такой работы, которая не является прямо и непосредственно производительной, — например, для производства машин и т. д. Но на третий год все население может снова вернуться к непосредственно производительному труду, и так как машины, произведенные в предыдущем году, теперь вступают в действие, то ясно, что в этом году продукт будет больше, чем в первом году, ибо прибавится еще продукт машин. Этот прибавочный продукт, следовательно, тем более или должен погибнуть, или должен быть употреблен так, как говорилось выше; а такое употребление снова увеличивает производительную силу труда общества вплоть до того момента, когда люди должны будут на некоторое время прекратить производительный труд, чтобы продукт их труда не погиб. Таково очевидное следствие прогрессирующего накопления капитала при простейшем состоянии общества» (стр. 4–5).

«Спрос других стран ограничен не только нашей способностью производить, но также и их способностью производить».

{Это ответ на утверждение Сэя, что не мы производим слишком много, а другие производят слишком мало[92]. Их способность производить не обязательно равна нашей.}

«Ибо, как бы мы ни старались, но за ряд лет весь мир может взять у нас едва ли больше, чем мы берем у мира, так что вся ваша хваленая внешняя торговля, о которой так много говорят, никогда не прибавила, не могла прибавить и никак не может прибавить ни единого шиллинга, ни единого гроша к богатству нашей страны, так как взамен каждого тюка шелка, каждого ящика чая, каждой бочки вина, которые когда-либо были ввезены, было вывезено нечто такое, что обладает равной стоимостью, и даже прибыли, получаемые нашими купцами от их внешней торговли, оплачиваются здешними потребителями тех товаров, которые ввозятся взамен вывезенных» (стр. 17–18).

«Внешняя торговля есть лишь товарообмен ради удобств и удовольствий капиталиста: последний не обладает сотней туловищ и сотней ног и не в состоянии потребить в виде одежды и чулок всего сукна и хлопчатобумажного трикотажа, которые производятся в стране, а потому они обмениваются на вина и шелка. Но эти вина и шелка точно так же представляют прибавочный труд нашего собственного населения, как и те сукна и чулки; и этим путем разрушительная сила капиталиста увеличивается безгранично: благодаря внешней торговле капиталистам удается перехитрить природу, которая ставит тысячи естественных границ их эксплуататорским требованиям и желанию эксплуатировать; теперь нет никаких границ ни для их могущества, ни для их желаний» (стр. 18).

Мы видим: автор памфлета принимает учение Рикардо о внешней торговле. У Рикардо это учение направлено лишь на то, чтобы доказать его теорию стоимости или показать, что оно не противоречит ей. В памфлете же подчеркивается, что также и в результатах внешней торговли воплощается не только национальный труд, но и национальный прибавочный труд.

Если бы прибавочный труд и прибавочная стоимость были представлены только в национальном прибавочном продукте, то увеличение стоимости ради стоимости, а потому и выжимание прибавочного труда находило бы предел в ограниченности, в узости круга тех потребительных стоимостей, в которых представлена создаваемая [национальным] трудом стоимость. Но только внешняя торговля развертывает истинную природу прибавочного продукта как стоимости, развивая содержащийся в нем труд как общественный труд, который представлен в неограниченном ряде различных потребительных стоимостей и действительно придает смысл абстрактному богатству.

«Единственно только бесконечное разнообразие потребностей и видов товаров» {следовательно, также и бесконечное разнообразие видов конкретного труда, производящего эти различные виды товаров}, «необходимых для удовлетворения этих потребностей, делает страсть к богатству» {а следовательно, и страсть присваивать труд других людей} «безграничной и ненасытной» {Уэйкфилд, примечание к стр. 64 в I томе его издания «Богатства народов» А. Смита, Лондон, 1835).

Но только внешняя торговля, развитие рынка в мировой рынок, развивает деньги в мировые деньги и абстрактный труд в общественный труд. Абстрактное богатство, стоимость, деньги — следовательно, абстрактный труд — развиваются в той мере, в какой конкретный труд превращается в охватывающую мировой рынок совокупность различных видов труда. Капиталистическое производство покоится на стоимости, или на развитии содержащегося в продукте труда как труда общественного. Но это [возможно] лишь на основе внешней торговли и мирового рынка. Таким образом, внешняя торговля и мировой рынок являются как предпосылкой, так и результатом капиталистического производства.

[859] Рассматриваемый нами памфлет не есть теоретическое исследование. Это — протест против тех ложных причин, которым политико-экономы приписывали тогдашнюю нужду и «национальные трудности». Поэтому здесь нет претензий на то, да и нельзя требовать того, чтобы понимание прибавочной стоимости как прибавочного труда повлекло за собой общую критику всей системы экономических категорий в целом. Автор, напротив, стоит на почве рикардовской системы и только последовательно делает тот вывод, который содержится в самой этой системе, и выдвигает его в интересах рабочего класса против капитала.

В остальном автор находится в плену тех экономических категорий, которые он нашел у своих предшественников. Как у Рикардо смешение прибавочной стоимости и прибыли приводит к неприятным противоречиям, так у него к таким же противоречиям приводит то, что прибавочную стоимость он окрестил процентом на капитал.

Правда, он стоит выше Рикардо в том отношении, что он, во-первых, сводит всякую прибавочную стоимость к прибавочному труду, а во-вторых, хотя и называет прибавочную стоимость процентом на капитал, вместе с тем подчеркивает, что под процентом на капитал он понимает общую форму прибавочного труда в отличие от его особых форм — ренты, ссудного процента и предпринимательской прибыли:

«Уплачиваемый капиталистам процент, имеет ли он природу» (следовало бы сказать: форму) «ренты, ссудного процента или предпринимательской прибыли…» (стр. 23).

Таким образом, автор памфлета отличает общую форму прибавочного труда или прибавочной стоимости от их особых форм, чего не делают Рикардо и А. Смит — по крайней мере, не делают сознательно и последовательно. Но название одной из этих особых форм, процент, он опять-таки принимает как название общей формы. А этого достаточно, чтобы снова впасть в экономическую тарабарщину.

«Прогрессирующее возрастание капитала в прочно установившемся обществе отмечалось бы понижением ссудного процента, или, что сводится к тому же, уменьшением того количества труда других, которое отдавалось бы за пользование капиталом» (стр. 6).

Эта фраза — несколько в духе Кэри. Но у автора памфлета не рабочий пользуется капиталом, а капитал пользуется рабочим. Так как под процентом он понимает прибавочный труд в любой форме, то все дело — «разрешение наших национальных трудностей» — сводится к повышению заработной платы, ибо уменьшение процента означает уменьшение прибавочного труда. А имеет он в виду то, что присвоение чужого труда при обмене труда на капитал должно уменьшаться, или что рабочий должен присваивать больше из своего собственного труда, а капитал — меньше.

Требование уменьшения прибавочного труда может иметь двоякое значение:

1) рабочие должны выполнять меньше труда сверх того времени, которое необходимо для воспроизводства рабочей силы, для создания эквивалента заработной платы;

2) менее значительная доля совокупного количества труда должна принимать форму прибавочного труда, т. е. такого времени, в течение которого рабочие даром работают на капиталиста; а стало быть, и менее значительная доля того продукта, в котором представлен труд, должна принимать форму прибавочного продукта; т. е. рабочий должен получать больше из своего собственного продукта, а капиталисту должно доставаться из этого продукта меньше, чем раньше.

Сам автор не имеет ясного представления по этому вопросу, как это видно также и из следующих строк, в которых собственно содержится последнее слово его сочинения:

«Нация по-настоящему богата лишь тогда, когда за пользование капиталом не уплачивается никакого процента, когда вместо 12 часов работают только 6 часов. Богатство есть такое время, которым можно свободно располагать, и ничего больше» (стр. 6).

Так как здесь под «процентом» понимается прибыль, рента, ссудный процент — короче, любая форма прибавочной стоимости — и так как, согласно самому автору памфлета, капитал есть не что иное, как продукт труда, накопленный труд, который в состоянии в обмен на себя получать не только равное количество труда, но и прибавочный труд, то, по его мнению, выражение «капитал не приносит процента» означает: не существует никакого [860] капитала. Продукт не превращается в капитал. Не существует ни прибавочного продукта, ни прибавочного труда. Только тогда нация действительно богата.

Однако это может означать [одно из двух. Или]: не существует ни продукта, ни труда сверх того продукта и того труда, которые требуются для воспроизводства рабочих. Или: рабочие присваивают самим себе этот избыток будь то продукта или труда.

Но что автор имеет в виду не только последнее, явствует из того, что он с положением: «никакого процента за пользование капиталом» соединяет следующие положения: «нация действительно богата тогда, когда вместо 12 часов работают 6 часов», «богатство есть такое время, которым можно свободно располагать, и ничего больше».

А это может означать следующее:

Если работать должны все, если отпадает противоположность между работающими чрезмерно и бездельниками, — а это во всяком случае было бы следствием того, что капитал перестал существовать, что продукт не давал бы больше права на чужой прибавочный труд, — и если к тому же принять во внимание развитие производительных сил, как оно создано капиталом, то общество за 6 часов будет производить необходимое изобилие продуктов, будет за эти 6 часов производить больше, чем теперь производится за 12 часов, и вместе с тем все будут иметь 6 часов «времени, которым они могут свободно располагать», т. е. будут иметь настоящее богатство — такое время, которое не поглощается непосредственно производительным трудом, а остается свободным для удовольствий, для досуга, в результате чего откроется простор для свободной деятельности и развития. Время — это простор для развития способностей и т. д. Известно, что сами политико-экономы рабский труд наемных рабочих оправдывают тем, что он создает досуг, свободное время для других, для другой части общества, а тем самым — и для общества наемных рабочих [в целом].

Или же это может иметь и такой смысл:

Рабочие теперь работают 6 часов сверх того, что (теперь) требуется для их собственного воспроизводства. (Однако вряд ли таков может быть взгляд автора памфлета, так как то, что теперь требуется рабочим, он изображает как бесчеловечный минимум.) Если капитал перестанет существовать, то они будут работать уже только 6 часов, и бездельники должны будут работать столько же. Материальное богатство для всех было бы этим низведено до уровня рабочих. Но все имели бы свободное время, время для своего развития.

Самому автору памфлета это, очевидно, не ясно. Тем не менее, во всяком случае остается этот прекрасный тезис:

«Нация действительно богата тогда, когда вместо 12 часов работают 6 часов. Богатство есть такое время, которым можно свободно располагать, и ничего больше».

Также и Рикардо, в главе «Стоимость и богатство, их отличительные свойства», говорит, что подлинное богатство состоит в том, что создается возможно больше потребительных стоимостей возможно меньшей стоимости, т. е., другими словами, что в возможно меньшее рабочее время создается возможно большее изобилие материального богатства. Также и здесь «время, которым можно свободно располагать», и пользование тем, что создано в рабочее время других, выступает как истинное богатство, но, как и всё в капиталистическом производстве, а потому и у его истолкователей, — в рамках антагонизма. Противоположность богатства и стоимости позже выступает у Рикардо в той форме, что чистый продукт должен быть возможно больше по сравнению с валовым продуктом, а это — опять-таки в этой антагонистической форме — означает, что те классы общества, время которых лишь отчасти поглощено материальным производством или совсем не поглощено им, хотя они и пользуются плодами этого материального производства, должны быть возможно более многочисленны по сравнению с теми классами, время которых целиком поглощено материальным производством и потребление которых поэтому образует всего лишь одну из статей издержек производства, всего лишь условие того, чтобы они были такими вьючными животными для высших классов. Это все же означает пожелание того, чтобы на рабство труда, на принудительный труд обрекалась возможно меньшая часть общества. И это есть самое большее из того, до чего добираются те, кто стоит на капиталистической точке зрения.

Это автор памфлета отвергает. Рабочее время, даже когда меновая стоимость будет устранена, всегда останется созидающей субстанцией богатства и мерой издержек, требующихся для его производства. Но свободное время, время, которым можно располагать, есть само богатство: отчасти для потребления продуктов, отчасти для свободной деятельности, не определяемой, подобно труду, под давлением той внешней цели, которая должна быть осуществлена и осуществление которой является естественной необходимостью или социальной обязанностью, — как угодно.

Само собой разумеется, что само рабочее время — тем, что оно будет ограничено нормальной мерой, далее, что оно будет затрачиваться уже не для другого, а для меня самого, — вместе с уничтожением социальных антагонизмов между хозяевами и рабочими и т. д. получит, как действительно социальный труд и, наконец, как базис для свободного времени, совершенно другой, более свободный характер и что рабочее время такого человека, который вместе с тем есть человек, располагающий свободным временем, должно будет обладать гораздо более высоким качеством, чем рабочее время рабочего скота.