1. Диалектика восхождения сознания от отражения действительности к ее преобразованию

1. Диалектика восхождения сознания от отражения действительности к ее преобразованию

Человек включен в объективные природные и социальные связи, «он, как постоянная предпосылка человеческой истории, есть также ее постоянный продукт и результат»^[320], объект действия законов природы и общества и присущих им причинно-следственных связей. Говоря о связи человека с природой, Ф.Энгельс подчеркивал, что мы «нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее»^[321]. Но человек вместе с тем является субъектом познания и действия, он опосредует свое отношение с внешним миром. Познавая окружающий мир, выявляя объективные причины, условия и следствия, он получает возможность выбора средств и способов воздействия, преобразования внешних условий.

Сказанное еще не раскрывает существа преобразующей активности человеческого сознания, поскольку сам человек представлен при этом односторонне — с точки зрения присущей ему свободы воли и выбора. Как результат и продукт истории, он в своих волевых решениях детерминирован внутренними и внешними потребностями и интересами, побуждающими его выдвигать определенные цели, к достижению которых и направляются его знания и умения. Но при этом сами потребности, интересы, знания и умения, средства человека исторически обусловлены, сформированы при определенных социально-исторических условиях.

Поэтому возможность перехода от познания к преобразованию действительности, от отражения объективных законов к созданию новой, преобразованной, очеловеченной природы имеет ряд предпосылок, которые в единстве составляют общественно-исторические условия, при которых вообще знания могут становиться орудием преобразования мира.

Первой и важнейшей предпосылкой является сама природа, которая выступает объектом и познания и преобразования, причем такого преобразования, которое силами только природы, без участия человека невозможно. Но при этом природа и изменения, объективно происходящие в ней, нимало не сообразуются с конкретными потребностями и задачами индивидов и общества в целом, вынуждая человека корректировать свои цели, задачи и средства с объективными законами развития природы.

Важнейшим свойством (законом) развития объективного мира является то, что «любая форма движения способна и вынуждена при определенных для каждого случая условиях превращаться, прямо или косвенно, в любую другую форму движения»^[322]. Иначе говоря, природа обладает не только действительностью своего существования, но и неисчерпаемостью заложенных в ней возможностей, реализуемых при вполне определенных для каждого случая условиях. Они-то и составляют содержание первой и основной предпосылки сознательного преобразования природной действительности человеком.

Второй по важности предпосылкой преобразования действительности является человеческий труд. Труд, по определению К.Маркса, есть процесс, «в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой»^[323], и в силу этого дает возможность совершать определенную работу, использовать часть потребленной энергии не только на нужды сохранения жизнедеятельности организма, но и на осуществление человеком целенаправленных изменений в окружающей среде, на использование орудий труда и преобразование предмета труда.

Третью предпосылку сознательного преобразования действительности составляют знания человека (обыденные, ремесленные и научные), от объема и уровня которых зависит эффективность труда. Характеризуя эту сторону дела, К.Маркс писал, что общественная производительная сила труда современного общества определяется «уровнем развития науки и степенью ее технологического применения»^[324] и что в качестве машины средство труда «приобретает такую материальную форму существования, которая обусловливает замену человеческой силы силами природы и эмпирических рутинных приемов — сознательным применением естествознания»^[325].

Четвертой предпосылкой преобразования действительности является способ производства и вся совокупность основанных на нем социальных отношений.

Особенно наглядно эта сторона диалектической взаимосвязи знания и практики прослеживается в истории развития науки, техники и производства. Так, в античный период техника развивалась еще как составной элемент ремесленного труда и лишь в ограниченной мере была объектом внимания общества (например, ирригационная, военная и отчасти строительная техника в Египте, Греции и Риме).

Совершенствование техники происходило медленно и в то же время обезличенно, носило «анонимный» характер. Соответственно и техническое творчество как одно из проявлений сознания стояло вне круга интересов исследователей. Роль техники в теоретико-познавательном отношении сводилась к тому, что те или иные устройства и виды технологии рассматривались лишь в качестве возможных объектов для объяснения наряду с явлениями природы, а также иногда служили средством удовлетворения потребностей самого производства. Поэтому постепенно назревало противоречие между этими потребностями и способностью к удовлетворению их старыми, «рутинными приемами» (К.Маркс). Появление науки и ее интереса к технике трудовых процессов выступает одной из первых проекций данного противоречия вовне. В технике начинают выделяться объекты, представляющие специальный научный интерес: устройства, способные осуществлять полезную работу (технико-механический аспект), и процессы преобразования сырья в продукт (химико-механический, технологический аспекты). Это революционизировало процесс исследования. Уже к началу эпохи Возрождения обязательной принадлежностью науки становится лабораторно-инструментальный кабинет. Исследование производства путем его моделирования в лабораторных условиях вело к созданию собственных инструментов и экспериментальной техники, пригодных для изучения широкого круга природных процессов. В середине XIX в. произошел скачок в развитии приборостроения, обусловленный потребностью производства в контрольно-измерительной аппаратуре (в связи с широким промышленным использованием пара, а затем и электричества). В результате усилилась зависимость научных исследований от технического оснащения, от производства, способного поставлять научное оборудование.

Данный процесс показывает, с одной стороны, преемственность в развитии науки, накопление в ней положительного содержания, выработанного на предшествующем этапе, а с другой — формирование широких обратных связей науки с производством, ее отход от умозрительного метода, господствовавшего в научном познании. Одновременно наблюдается переход от спорадических заказов к прямой зависимости производства от достижений науки. Если паровая машина еще могла быть создана техниками-практиками, то дальнейшее развитие ее становится возможным лишь на основе развития теории (цикл Карно, начала термодинамики). Возникновение электропромышленности было бы просто немыслимо без работ Фарадея и Максвелла. Техническое творчество еще сохраняет свою автономность как вид деятельности, но в гносеологическом отношении оно становится все более зависимым от науки.

Для изобретательства требуется уже не только природная техническая смекалка, но и определенный «образовательный ценз». Кроме того, если прежде изобретательство представляло собой широкий беспорядочный поиск (широкое распространение имели, например, изобретения-курьезы), часто выходивший за пределы существующих научных представлений (например, поиск реrpetuum mobile), то теперь оно приобретает целенаправленный характер, связанный с развитием приложений и следствий существующих теорий (например, изобретение электрогенератора, лампочки накаливания, телефона, радио и т. д.). Более того, наука впервые сталкивается с тупиковыми ситуациями в изобретательской мысли, которые отражают исчерпание возможных экстраполяции из теории (например, в проблемах повышения коэффициента полезного действия двигателей различного типа).

На основе вызревания соответствующих условий происходит формирование технических дисциплин, опирающихся на достижения естественных наук и в опосредованной форме на обществознание и социальный опыт (учет в новой технике таких характеристик, как капиталоемкость, рентабельность, способность облегчать или замещать человеческий труд и т. п.).

Все эти тенденции получили развитие на новом качественном уровне в условиях научно-технической революции XX в. Производство, крупная промышленность овладели «колоссальными силами природы и естествознанием»^[326]. Наука и производство сближаются вплоть до превращения науки в непосредственную производительную силу, а техническое творчество при всей его специфике становится прикладной частью научных исследований. Техника перестает быть чем-то побочным для науки и превращается в ее непосредственную цель, в неотъемлемое средство познания. Потребности развития техники, поскольку они не могут быть удовлетворены на основе совокупности наличного теоретического знания, становятся собственными потребностями науки и отражают ее известную ограниченность. Одновременно техническая мощь общества становится мерилом уровня развития науки.

Возрастание технической вооруженности общественного организма порождает проблему социальных последствий технического прогресса, необходимости учета выводов социальных наук вплоть до теснейшего смыкания между двумя отраслями познания. Изменение характера самой техники (быстродействие, автоматика, широкое применение ЭВМ) ведет к необходимости учета человеческого фактора при ее создании, выводит технические науки из противостояния общественным к слиянию их по важнейшим направлениям технического творчества (инженерная психология, дизайн, инженерная медицина, бионика и др.). И наконец, экологические проблемы, возникшие в результате резкого увеличения масштабов воздействия индустрии на природу, выдвигают задачу создания замкнутого цикла «промышленность — сельское хозяйство — природа (безотходного производства)», требуют дальнейшего слияния различных наук в единое синтетическое целое.