За пределами абсолютного

За пределами абсолютного

Клаузевиц писал об «абсолютной войне». Но этого оказалось мало для некоторых теоретиков, работавших после него. Например, немецкий генерал Эрих Людендорф после Первой мировой войны расширил эту концепцию до «тотальной войны», в которой далеко переплюнул Клаузевица. Клаузевиц считал войну продолжением политики, а вооруженные силы — инструментом проведения политики в жизнь. Людендорф утверждал, что ради тотальной войны сам политический порядок должен быть подчинен военным. Нацистские теоретики развили концепцию тотальной войны Людендорфа дальше, отвергнув реальность мира как такового и утверждая, что мир — это всего лишь период подготовки к войне — «война между войнами».

В самом широком смысле тотальная война должна была вестись политически, экономически, культурно и пропагандистски, а все общество превращено в единую «военную машину». Индустриализация промышленного типа, доведенная до последнего предела.

Военным следствием подобных теорий была максимизация разрушений. Как писал в своей истории стратегической мысли Б. Х. Лиддел Харт: «Более ста лет основным каноном военной доктрины было то, что „уничтожение главных сил противника на поле битвы“ составляет единственную истинную цель войны. Это было общепринято, записано черным по белому в военных руководствах и преподавалось в военных колледжах… Такое абсолютное правило поразило бы великих военачальников и преподавателей военной теории, живших до девятнадцатого века».

Но эти века были все еще в основном доиндустриальными. После промышленной революции концепции тотальной войны и массового уничтожения стали широко приняты, поскольку они соответствовали духу массового общества — цивилизации Второй волны. На практике понятие тотальной войны смазало или даже полностью стерло различие между целями военными и гражданскими. Поскольку предполагалось, что все работает на войну — то все, от арсеналов до жилья рабочих, от полевых складов до типографий, стало легитимной целью.

Кертис Ле Мей, генерал, который командовал налетом на Токио и впоследствии стал командующим стратегической авиацией США, был типичным апостолом этой теории массового уничтожения. Если начнется война, говорил он, не будет ни времени разбирать цели, ни техники для их прецизионного поражения. «Для Ле Мея, — пишет Фред Каплан в „Волшебниках Армагеддона“, — разрушить все — это был способ выиграть войну… самый смысл стратегической бомбежки — в том, что она массовая». В распоряжении Ле Мея находились американские бомбардировщики — носители атомного оружия.

В шестидесятых годах, когда силы Советского Союза и НАТО противостояли друг другу в Германии, в арсеналы сверхдержав добавились «малые» тактические атомные бомбы. Сценарии войны рисовали применение этого оружия и развертывание «больших танковых соединений», идущих по «ядерному и химическому ковру» в окончательной войне на истощение.

И действительно, на протяжении всей холодной войны, которая началась после Второй мировой, над отношениями между двумя сверхдержавами тяготело наличие оружия полного массового уничтожения — ядерной бомбы.