Глава 19. Орала на мечи
Глава 19. Орала на мечи
Прежде всего появление новой формы войны глубоко потрясет существующее военное равновесие. Именно это случилось в прошлом, когда 23 августа 1793 года воюющая Франция, обескровленная революцией, почти разорванная на части войсками вторжения, вдруг объявила всеобщую воинскую повинность. Слова декрета были сенсационными:
«С этой минуты… все французы находятся на постоянной службе армии. Молодые будут сражаться, женатые — ковать оружие и выполнять транспортную повинность, женщины — шить палатки и одежду и служить в госпиталях, дети — рвать старое белье на бинты, старики выходить на площади и поднимать боевой дух солдат…»
Этот призыв ввел в новую историю массовую войну и с последовавшими вскоре новшествами артиллерии, тактики, связи и организации послужил возникновению нового способа вести войну. Через двадцать лет французская призывная армия, ведомая уже Наполеоном, завоевала Европу и двинулась на Москву. 14 сентября 1812 года Наполеон воочию видел сверкающие на солнце купола.
Да, ему приходилось считаться с морской мощью Великобритании. Но на континенте он был единственной военной силой, имевшей значение. Европа перешла от «многополярной» к «однополярной» структуре власти.
Военная организация Второй волны, находившаяся еще в зародышевом виде, не могла гарантировать победу, когда, как в случае русской кампании, линии снабжения оказались растянуты. И подавить сопротивление в Испании она тоже не могла. Но ее эффективность оказалась столь явной, что сначала Пруссия, а потом и другие армии Европы взяли на вооружение и еще развили многие из французских новшеств.
Исторические аналогии всегда подозрительны. Однако на некоторых параллелях между нашим миром и наполеоновским стоит остановиться. США тоже ввели в историю новую форму войны и тем радикально нарушили существующий баланс военных сил, на этот раз не на одном континенте, а во всем мире. Вооруженные силы Америки, все более становящиеся военной машиной Третьей волны, так сильно сдвинули чашу весов, что советские силы в Европе утратили паритет с силами США и НАТО. Сочетание интенсивно использующей знание военной машины со столь же интенсивно использующей знание экономикой создало дисбаланс, который в конечном счете повел к краху коммунизма. И Америка оказалась единственной мировой сверхдержавой. Снова возникла однополярная система.
Применение военных способов Третьей волны в Персидском заливе, пусть даже в частичной и сдержанной форме, доказало их эффективность всем, кто это видел. И снова, как Пруссия после наполеоновских войн, армии всей планеты пытаются подражать Соединенным Штатам в пределах своих возможностей.
От Франции, Италии и Германии до Турции, России и Китая слышится одно и то же: быстрое развертывание… профессионализация… улучшение электронных средств ПВО… К3Р… точность… меньше полагаться на призывные войска… комбинированные действия… предупреждение… меньшими силами… специальные операции…
Япония, Южная Корея, Тайвань и другие страны Азии особо упоминают войну в Заливе как причину, по которой предпочитают лучшую (читай: с интенсивным использованием информации) технологию большим армиям. Начальник штаба французской армии генерал Амеди Моншал говорит: «За 10 лет состав сухопутных сил сократится на 17 процентов».
И наоборот: «Возникновение электронной войны приведет к увеличению на 70 процентов» тех войск, которые ею заняты. Все страны стремятся подготовиться к интенсивному использованию знаний, даже не до конца понимая все его последствия.
И ощущаемые сегодня ограничения в военном деле Третьей волны не обязательно будут существовать всегда. После конфликта в Заливе житейская мудрость подсказывала, что новый стиль боя не пригодился бы в джунглях типа вьетнамских или в горах Боснии. «Мы не занимаемся джунглями и не занимаемся горами», — это стало полушуточной фразой среди высших военных чинов США.
Как сказал нам один офицер из Пентагона, говоря о балканском конфликте: «Точность наведения у нас хороша, но не настолько, чтобы поразить отдельный миномет, стоящий в деревне; избирательность хороша, но не настолько, чтобы уничтожить только миномет, не повредив людям и деревням, которых мы пытаемся защитить; и у нас нет ничего похожего на точную информацию о целях, включающих сотни мелких и мобильных целей в горной местности Балкан».
Но новые виды войны развиваются, техника улучшается, и, в точности как было с армиями после Наполеона, делаются шаги, предназначенные для преодоления ограничений ранних этапов. Мы уже отмечали, что вектор изменений направлен на переход к боям малой интенсивности с помощью улучшенных технологий: сенсоров, космической связи, нелетального и роботизированного оружия. Это позволяет думать, что новая форма военных действий, свойственная Третьей волне, окажется не менее эффективной против партизан и мелких групп противника, ведущих войну Первой волны, чем оказалась против армий Второй волны вроде иракской.
Возникновение войн Третьей волны заставляет все правительства переоценить свою военную мощь и грозящие ей опасности. Сегодня в Китае все еще около 3 миллионов человек под ружьем (в 1980 году было 4 миллиона). 4500 боевых самолетов составляют третий в мире по размерам военно-воздушный флот. Но китайские руководители знают, что кроме как в вопросах поддержания внутренней безопасности их огромная и дорогая армия Второй волны — не слишком большая ценность. И знают, что самолеты их в основном устарели — то есть они недостаточно «умные». Китай оценивающим взглядом окидывает своих соседей и видит, что без атомного оружия северокорейская миллионная армия советского типа слабее, чем кажется, а американского типа южнокорейская армия численностью 630 000 человек — сильнее. Силы самообороны Японии численностью 246 000 человек с колоссальными возможностями переброски и технически грамотные, куда сильнее, чем можно судить по их размеру.
Что должно волновать нас, тех, кто озабочен защитой мира, — это не голая военная мощь, но внезапные и беспорядочные перекосы и сдвиги в относительной силе, потому что ничто другое так не может усилить непредсказуемость и тяжелую паранойю политических лидеров и стратегических планировщиков. И все это не внушает уверенности насчет будущего вооруженных сил Америки.
Одна только аналогия с Наполеоном заставляет учесть преходящий характер силы. Не прошло и трех лет с самого дальнего похода на Восток, как империя Наполеона рухнула 18 июня 1815 года при Ватерлоо. «Однополярное» положение Франции как единственной сверхдержавы испарилось вмиг. Не может ли случиться то же с Америкой? Не мелькнет ли ее однополярный момент краткой вспышкой на панораме истории?