К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС ПИСЬМО РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «TIMES»[108]

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС

ПИСЬМО РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «TIMES»[108]

Милостивый государь!

Уничтожение на континенте последних остатков независимой печати возложило на английскую печать почетную обязанность отмечать всякий акт беззакония и угнетения, совершаемый в этой части Европы. Разрешите мне поэтому посредством Вашей газеты довести до сведения публики факт, который показывает, что судьи в Пруссии стоят на совершенно той же ступени, что и политические слуги Луи-Наполеона.

Вы знаете, каким драгоценным moyen de gouvernement {средством управления. Ред.} может явиться хорошо инсценированный заговор, если его преподнести в надлежащий момент. Прусское правительство нуждалось в таком заговоре в начале прошлого года, дабы сделать парламент сговорчивым. С этой целью был арестован ряд лиц и полиция была поднята на ноги во всей Германии. Но ничего не было обнаружено, после всех розысков полиция в конце концов задержала в кёльнской тюрьме лишь несколько человек под тем предлогом, будто они являются вождями широко разветвленной революционной организации. Это, в первую очередь, д-р Беккер и д-р Бюргерс, два господина, связанные с журналистскими кругами, д-р Даниельс, д-р Якоби и д-р Клейн — лица, занимающиеся медицинской практикой, из коих двое с честью выполняли тяжелые обязанности врачей попечительства о бедных, и г-н Отто, руководитель большого химического предприятия, хорошо известный в своей стране благодаря своим научным достижениям в области химии. Так как против них не имелось никаких улик, то каждый день ожидалось их освобождение. Однако во время их пребывания в тюрьме был издан «дисциплинарный закон», который давал правительству право с помощью очень короткой и простой процедуры избавляться от любого неугодного ему судейского чиновника. Введение в действие этого закона почти немедленно оказало свое влияние на ход дела против вышеупомянутых господ, тянувшегося до этого крайне медленно и вяло. Их не только перевели в одиночные камеры, им не только было запрещено какое-либо, даже письменное, общение друг с другом и со своими друзьями, а также пользование книгами и письменными принадлежностями (в Пруссии это разрешается даже самым тяжким преступникам до вынесения им приговора), — но и вообще всей судебной процедуре было придано совершенно иное направление. Chambre du Conseil {Судебная палата. Ред.} (как Вам известно, у нас в Кёльне судят по Code Napoleon {Кодексу Наполеона. Ред.}) тотчас же обнаружила готовность признать в отношении их наличие состава преступления, и материалы были переданы в обвинительный сенат, то есть коллегию судей, выполняющую функции английского большого жюри[109]. Я прошу Вас обратить особое внимание на беспрецедентное постановление этой коллегии. В этом постановлении имеется следующее поразительное место, которое мы и приводим в дословном переводе:

«Принимая во внимание, что надежных данных не было представлено и что поэтому состава преступления не установлено, — нет оснований возбуждать обвинение» (Вы, конечно, ожидаете, что непреложным выводом из этого будет распоряжение об освобождении заключенных? Ничуть не бывало!), «а посему все протоколы и документы предписывается вернуть следователю для того, чтобы начать следствие заново».

Таким образом, это означает, что после десятимесячного заключения, во время которого ни усердие полиции, ни проницательность королевского прокурора не в состоянии были создать и тени состава преступления, — вся процедура должна начаться заново, чтобы, быть может, после еще одного годичного следствия дело было в третий раз возвращено следователю.

Это столь вопиющее нарушение закона объясняется следующим. Правительство как раз теперь подготовляет создание высшей судебной инстанции, которая должна быть составлена из самых раболепных элементов. Так как в суде присяжных правительство неизбежно потерпело бы поражение, то ему необходимо тянуть с окончательным разбирательством этого дела до тех пор, пока оно не сможет передать его новому суду, который, конечно, даст все гарантии короне и никаких — подсудимым.

Не было ли бы гораздо честнее со стороны прусского правительства королевским декретом сразу же вынести узникам приговор, следуя по стопам Луи Бонапарта?

Остаюсь, милостивый государь, Вашим покорнейшим слугой

Пруссак^{7}

Лондон, 29 января 1852 г.

Написано Ф. Энгельсом

Впервые опубликовано на немецком языке в книге: «Der Briefwechsel zwischen Friedrich Engels und Karl Мап, Erster Band, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с английского